Несмотря на бодрые реляции о повышении качества российского здравоохранения, в реальности ситуация в нем приближается к катастрофе.
В январе 60-летний свекор моей племянницы почувствовал себя очень плохо, сильно отек и задыхался. Повезли в свою, районную, больницу, где молодой врач на приеме спросил сопровождавших больного: «Он что у вас – запойный?». «Какой запойный? – удивились они. – Работает дальнобойщиком!». «А то впечатление, как будто месяц пил», – отреагировал доктор. Мужчине сделали прокол, откачали скопившуюся жидкость – больше ведра, поставили диагноз «цирроз печени» и положили в стационар. Дочь, однако, догадалась свозить отца в Ульяновск. На обследовании в областной больнице выяснилось, что он перенес на ногах инфаркт миокарда и находится на грани второго. Интенсивной терапией в филиале больницы на улице Лихачева в Засвияжье его немного поставили на ноги и по окончании курса лечения выписали.

У другого знакомого, также 60-летнего и тоже в районе, приступ случился в начале февраля. Вызвали «скорую», сотрудник которой сделал пациенту укол, и «скорая» уехала. Поскольку это было не впервые, жена успокоилась и ушла на работу. Когда вернулась, муж был мертв. Умер от обширного инфаркта. В обоих случаях медработники не распознали заболевание, признаки которого относятся, кажется, к азам лечебного дела. Пока я собирался об этом написать, пришел очередной номер журнала «Огонек» с большим интервью члена-корреспондента Российской академии наук, главного уролога Минздрава России Дмитрия Пушкаря. Рефрен этого интервью – заключение профессора о том, что «через 10-15 лет у нас образованных врачей в принципе не будет».

Пушкарь рассказывает об исследованиях, которые проводились в студенческой среде медицинских вузов. Из тысячи нынешних студентов английский язык знают всего десять -на уровне, чтобы читать литературу. Попросили продолжить строку Пушкина «Ах, обмануть меня не трудно…», смогли те же десять человек. Качественные первокурсники закончились примерно десятилетие назад, говорит Дмитрий Пушкарь. То есть до введения системы ЕГЭ, и сегодняшних можно считать жертвами единого госэкзамена. Эти молодые люди ничего не читали и не читают. В медвуз многие приходят, не понимая, хотят ли быть врачами. Попадают в учебное заведение зачастую просто потому, что для поступления хватило баллов. О студентах, обучающихся платно, и говорить нечего -большинство и поступают за деньги, и учатся, то есть сдают сессии, тоже за них.

Пушкарь делится своими наблюдениями за студенческим контингентом. В присутствии четверо- и пятикурсников он делает операцию на простате и попутно задает аудитории вопросы: «Что это за орган?». Что это предстательная железа, знают семь человек из десяти. Трое -не знают. «Где она находится?» – спрашивает профессор дальше. Смогли ответить пятеро из десяти. Но это же старшие курсы, скоро выпускаться и дорога – к больным! И можно только посочувствовать будущим пациентам, которым доведется попасть к ним на прием, ведь они не знают анатомию человека даже в объеме школьного курса. Из школы же выпустились, вызубрив тесты ЕГЭ.

Качественную медицину делают не МРТ и томографы, а люди, говорит Дмитрий Пушкарь. Во Франции пациент может оказаться в клинике хоть Парижа, хоть какого-нибудь провинциального городка, врач везде будет одинаково высокого уровня. У нас в этом дистанция, что называется, огромного размера. Пушкарь живет в Москве, знает состояние лечебного дела и в глубинке, но вряд ли даже он представляет, насколько средневековой так называемая медицина стала в российском селе. В некоторых районах Ульяновской области, например, в больницах, нередко не бывает вообще ни одного врача – только мало чего понимающие сестрички. Либо это специалисты такого уровня, как в описанных в начале настоящей заметки случаях, не способные отличить цирроз печени от инфаркта миокарда.

В городе «компот» иного рода -в виде расплодившихся, как в Ульяновске, частных клиник, в которые перебежали многие врачи из государственных больниц, и идет пополнение все из тех же выпускников медвузов. У населения, в свою очередь, есть провоцируемая навязчивой рекламой иллюзия, что если платная, значит надежная, что совсем необязательно. И потом – врач государственной больницы не заинтересован в том, чтобы пациент то и дело к нему ходил, поскольку это лишняя нагрузка, и поневоле будет стараться ему побыстрее помочь. В частной все наоборот: каждый визит пациента пополняет казну лечебного заведения. Не случайно же родилась ироническая присказка, что пациент платной клиники хорош тем, что никогда не выздоравливает – врач ему этого не позволит. Все это вместе объясняет, думаю, и высокую смертность населения, в частности, в нашей области. Дмитрий Пушкарь не хочет верить, что произошедшая деградация системы здравоохранения отбросила Россию назад навсегда, и надеется на какие-то госпрограммы по исправлению ситуации. Для чего, на его взгляд, нужно еще и то, чтобы руководители и в центре, и в регионах лечились не в Европе, не в Израиле и не в «кремлевке», а в обычных больницах по месту жительства. Будет страшная ломка, говорит он, но это единственный способ спасения народа и страны. Правда в это вот не верится совершенно.