Симбирский дисплей.
Поэма.
(Подражание Д.Минаеву)
«Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, с преклоненной головой, с запертыми устами.
Нахожу, что человек может быть полезен своей стране только в том случае, если ясно видит ее; я думаю, что время слепых влюбленностей прошло, что теперь мы прежде всего обязаны родине истиной.»
Петр Чаадаев
***
От автора:
Учитывая нервическое состояние нижеупомянутых персонажей, весьма утомленных как фактом своей социально-общественной значимости, так и многолетним служением народу, я внес некоторые фонетические изменения в их имена и фамилии. Предоставив тем самым увлекательную возможность угадывания прототипов будущим читателям.

Благослови меня, Минаев
На то, что я по зову муз
Губернских разных пристегаев
Как ты, описывать берусь.

Перечат, брат, затее этой
Судьбы твоей печальной дни…
Тогда, задетые поэтом,
Бесились яростно они –

Все те, кто и вершил и правил;
Кто жизни ход определял!
Ты их «фотопортрет» оставил –
И нам, потомкам, предал.

Смотрел на них, прищурив веки,
И в каждом отыскал изъян.
Запечатлев пером навеки
Их душ неправедный чекан.

Как злились на тебя невежды!
Как проклинали шепотком!
Да, тех кто правду-матку режет
Не любят в племени людском.

А коль сведет героев вместе
Разбег пера и острый взгляд…
Да-а..! Выгодней чесать по шерсти – ,
Тогда отметят, наградят,

Державной дланью приласкают
На пир лукуллов позовут.
И хоть – увы! – посадят с краю
Но все ж едой не обнесут…

Хоть сказано: молчанье – злато.
А слово – только серебро.
Вдруг так прохватишь супостата
Словцом под самое ребро

Что тот взорвется, как петарда
И смотрит волком на тебя…
Не зря, не зря в России бардов
В изгои гнали, не любя…

Увы – всегда велось в России
(Обычай древен и суров)
Молчи, пока правитель в силе –
И говори, когда он мертв…

Случалось, заповедь ломали-
Бросали истину в лицо.
А после – отбывали в дали
Сановной волей подлецов…

Шевченко, Лермонтов, Марлинский,
Синявский, Бродский, Мандельштам…
Обширны и позорны списки
Людей, причисленных к врагам.

К «врагам народа» – то есть власти
Которой правда невтерпеж.
Которая суленьем счастья
Маскировала свою ложь…

В горах Кавказа, в Магадане,
На Соловецких островах –
В глухих краях, как в океане
Истаял их бунтарский прах

Разумнее молчать, поверьте.
На этой жизненной тропе.
Но вот гнездятся где-то черти
Словизвержения в тебе…

И как-то кстати (иль некстати)
Ты открываешь сжатый рот…
Но на любое слово правды
В ответ услышишь: «Идиот!»

Вот и сейчас… Зачем, несчастный,
Тебе чужое ворошить?
Не станет жизнь твоя прекрасней,
Ты не богаче будешь жить.

Не поднесет тебе почтенье
Людская подлая молва.
Лишь кто-то скажет по прочтении:
«Вот гадость! Липа! Дурь! Ботва!»

Но ты опять перо макаешь
В чернильный мрак чужой души…
И снова про себя читаешь
Судеб забавных виражи…

И не копеек жалких ради,
Не ради славы и наград
Изводит нервы и тетради
Поэтов бесконечный ряд.

Он просто обручен со словом,
К нему прикован, словно раб…
И эти сладкие оковы
Ему милее сотен баб.

Вот почему ни разум ясный,
Ни вразумление друзей,
Ни повседневная опасность
Не стопорят его затей…

Нет, неразумна наша доля!
Нет, не туда ведет нас рок!
Но может нас поймут, доколе
Не станет доблестью порок?

Надеждой этой вдохновляясь
И неприятьем всякой лжи
Я на дисплее представляю
Времен новейших типажи…

К ним преисполнен интереса
Мой молчаливый ноутбук –
Дитя могучего прогресса
Разнообразнейших наук.

В его таинственной утробе
Под каждой клавишей сидит –
Словно в глухой лесной чащобе
Тот или этот « индивид».

И ждет: проявит? не проявит? –
Его волшебной кнопки щелк?
Иль навсегда во тьме оставит-
И вспомнить чтоб никто не смог?

* * *
Итак, начнем. Хотя нет смысла
Бумагу снова изводить
И графоманов рать плодить
У коих ни души, ни мысли.

В журналы книги, на экраны
Их без меня набилась тьма-
Плодятся, словно тараканы.
Им не страшна чума сама.

Добро б читал родной народ
Но тут-то все наоборот!

Ах, как Некрасов был неправ!
Он зря мечтал, что с рынка книгу
Мужик потащит как ковригу –
К рубашке бережно прижав.

Отринув чтения азарт:
«Что толку книжечку лохматить?»
Он самогонный аппарат
Наладил нынче в каждой хате…

И широка, и глубока
Течет похмельная река.

Познанья тайну он постиг!
К чему мучения в ученье?
Не мудрый змий – а змеевик
Теперь ведет его к прозренью:

«Первач – хоть мутноват на вид –
Мозги любые просветит».

И тут встает вопрос: к чему
Строку к строке лепить напрасно
Если в России (уже ясно)
Читать их просто не-ко-му?

Пусть так! Но ты пиши, пиши!
И словно дождь, что бьет по кровле
Свое призвание верши
И орошай пустое поле…

А там – как знать? – полезный плод
Вдруг из бесплодья прорастет?

ФАЙЛ ПЕРВЫЙ:
«Дед Бабай и его зайцы».

Немало я бродил по свету
Меняя жизнь, людей и кров.
Но к сердцу прислонился этот
Патриархальный вид дворов,

Симбирских улиц бег неспешный,
Старинных домиков уют…
И те харчевни, где я, грешный,
Ждал когда водку подадут.

И площадей размах беспечный,
Цветущих сквериков покой,
Сирени запах… И, конечно,
Бульвар над Волгою-рекой.

Прогресса явные приметы,
Общительность прелестных дам…
И для меня милее нету
Небес симбирских по утрам…

Пусть многим кажется унылой
Чреда провинциальных дней –
Мне дорог этот город милый,
Нет для меня его родней.

Но почему – понять не в силах! –
Мне жить спокойно не дают
Несовершенства в общем милых
Людей, что пребывали тут!?

Не только же отчизну сплетен
Являл собой симбирский край!
Здесь был историей отмечен
Поэт Языков Николай.

Талантливый творец «Паллады»
Всех своим даром восхищал.
И Карамзин здесь как награду
Родство с Симбирском принимал.

И множество людей достойных
России этот град явил.
Хоть жил и тихо, и спокойно –
Что Гончаров отобразил

В своих романах, сердцу близких,
Он с некой барской добротой
Поведал о земле симбирской –
Где мир, и счастье, и покой…

Защитник школ Илья Ульянов –
Нес рьяно просвещенья свет
В мир хлеборобов и крестьянок
Исполнив юности завет…

Я преклоняюсь перед ними.
Я вижу в них свой идеал.
Но ведь Симбирск, как добрый схимник,
Увы – и прочих привечал…

И сколько разных персоналий
Явил народу град Симбирск!
Здесь соискатели регалий
Со всей России собрались.

Везло – увы!- земле симбирской
На бузотеров и вождей.
Здесь Разин по поместьям рыскал,
Ждал Пугачев своих плетей.

Гусар Давыдов силой плотской
Окрестных барынь покорял.
И здесь на улице Московской
Ульянов юный вызревал.

Но хоть и слыл гнездом дворянским
Наш град от сруба Хитрово –
Вдруг стал сугубо пролетарским
Он в одночасье оттого

Что сын достойнейшего мужа
Достигшего больших вершин
Устои всех веков поруша
Бунт в Петрограде совершил.

Мгновенным мановеньем жезла
Враз пробудившего химер
Империя «ля Рус» исчезла
Возникнув как «РЭ-СЭ-ФЭ-СЭР».

И сокрушая все свирепо
Понесся кровожадный вал…
И волей местного Совдепа
Симбирск Ульяновском вдруг стал.

В те годы край – России стержень,
Событий ярких ареал.
Здесь Муравьев на яхте «Межень»
Войну Советам объявлял.

Здесь комиссарша Лара Рейснер
Матросиков в огонь вела.
Потом (на милость не надейся!)
«Чапанка» в селах кровь лила…

Шел бой крестьянский, беспощадный
За хлеб, за волю, за надел…
Глеб Бокия на жертвы жадно
В подвалах губчека глядел…

Свергали, грабили, ломали,
Расстреливали и клялись
«Всесильным» Марксом и наганом
Устроить праведную жизнь…

И с той поры по день вчерашний
(Сказать «сегодня» надо б… Но!)
«Вождей партийных» в ряд калашный
Набилось, словно вшей в рядно.

С оглядкою на гнев цековский
Они вели народ туда
Куда бы даже Циолковский
Не долетел бы никогда…

Партбосс Скворчилов чего стоил!
Рычал подвыпив, аки лев!
Но путь трамвайный все ж достроил
Чем и гордился, протрезвев.

За ним еще заслуги знали.
При нем возник Мемориал
Где «Ильичевские «скрижали
Народ наивный усвоял…

Сто лет вождю! В Мемориале
Сам Л.И.Брежнев речь держал –
А рядом с ним в роскошном зале
Скворчилов важно восседал…

«Бабай»- такой была кликуха
Партбосса мощного сего.
Случалось, в гневе трахал в ухо
Он партвассала своего.

Лакей московского генсека –
Но в своей вотчине – Бурбон!
Сгноить любого человека
По прихоти был волен он.

Мог приласкать, возвысив бойко;
Приблизить к «телу»… Не одну!
Знавали, скажем, все «геройку» –
Учительницу тут одну…

Ум не вышла- вышла телом…
Не потому ль партийный босс
В обкоме должность завотделом
Ей благодарно преподнес?

При звездном золотом свеченьи,
При крепком толином плече
Руководила обученьем –
Как Крупская при Ильиче.

…Но без столичного пригляда
Нельзя оставить «партотцов»!
И посылали, когда надо.
«Смотрящих»…Прибыл Бузнецов

Файл второй:
«Бывали дни веселые…»

Теперь нажмем на кнопку «свойства»…
Мужик вальяжный, сероглаз –
Он никакого беспокойства
Не вызвал у «партийных масс».

Поскольку (было то не ново)
Имел одну слабинку Вань:
Стаканчик крепкого спиртного
Мог пропустить в любую рань.

А дальше знают все, как надо
Хмельного «батю» ублажить.
Ну, скажем, медсестричку Надю
К нему на дачу пригласить,

Стол поднакрыть, коньяк поставить.
Закуской редкой удивить…
И «шефа» громогласно славить!-
А его недругов – хулить»

«Иван Стаканыч» был незлобен.
И никого не обижал.
И тут любой, лисе подобен,
Над ухом «первого» жужжал.

…Вот так Иван Стаканыч правил
Не учиняя жесткий спрос.
Но кто-то все ж в Москву отправил
Про возлияния донос.

Паслось немало «доброхотов»
У секретарского стола –
И каждому «рулить» охота
Зудила, мучила, звала…

Но лишь в Москве тасуют карты!
И там лишь ведают расклад!
Жестоким, как обычай Спарты
Партийной жизни был уклад.

«На повышенье» – как обычно –
«Стаканыч» отбыл – весел, чист.
Сам Лигачев доставил лично
С Кавказа Голбина в Симбирск.

На пленуме «актив» притихший
О «первом» тягостно гадал:
«В Тбилиси правил я не спившись!» –
На что Геннадий намекал?

Недолго же они гадали!
Товарищ Голбин был суров.
О, скольких наказанья ждали
Без повода, без лишних слов!

Ремонт в квартире, водки рюмка,
За подчиненным недогляд…
Народ дрожал. А Голбин – хрумкал.
Три года хрумкал всех подряд.

Борзел он, властвуя без риска,
Брал на рога всех, словно вол.
Зазря Алтьайцева Бориса
Он аж до кладбища довел…

За то, что некий уголовник
Был властью послан на завод
Для воспитанья… Но как кровник
Прикончил мастера. И вот

В испуганно затихшем зале
Где собран был «партаппарат»
Директора на части рвали –
Хоть был ни в чем не виноват…

Тех лет жестокие страницы
Остались в памяти навек.
До смерти многим будет сниться
Ужасный этот человек.

…Симбирский партсостав почистив
Посредством «персональных дел»
Казахским «националистам»
Рубить башки он полетел…

И там, не ведая пощады,
Вооружив рабочий класс,
Продемонстрировал, как надо
Карать всех тех, «кто против нас…»

Увы!- всему приходят сроки.
Час пробил и КПСС…
И достижений, и пороков
Весь перечень во тьме исчез.

А Голбин – символ той эпохи –
В подземке умер…Просто жуть!
И лишь электровоза вздохи
Он взял с собой в последний путь…

( Продолжение следует)