Повесть.
ЭПИЛОГ.
Тени минувшего.
Писатель Юлдуз Сулимбеков и его бывший однокашник по университету Иван Баев сидели на веранде дачи возле высокогорного катка Медео. Когда-то это было самым популярным предместьем Алма-Аты, столицы Казахстана. Здесь отдыхала партийно-советская элита республики, творческая публика – артисты, музыканты, поэты, писатели, знаменитые спортсмены; люди науки и разведки, высокие военные чины. Народ тянулся в горы потому что год от года в Алма-Ате было все труднее и труднее дышать. Дышать в самом прямом, физиологическом смысле: город, расположенный в непродуваемом котловане, являл собой некое подобие кочегарки; небо над ним серело все больше и больше оттого, что дымили отапливаемые углем котельные… Смог постоянно висел над городом, омрачая жизнь…
А на высоте, в горах, воздух был свеж, чист, прозрачен…
– “Как поцелуй ребенка!” – сказал бы классик. Да, Юллдуз?
– Лермонтов уже сказал это! – отозвался писатель. – Этот гений русской словесности оценил достоинства гор в ссылке на Кавказе…
Приятели не виделись давно. Многое произошло за эти годы! Казахстан, бывшая республика в составе СССР стала суверенным государством; его правительство из Алма-Ата выехало и обосновало на северных степных просторах новую столицу – Астану.
Писатель Сулимбеков стал дипломатом, представлял Казахстан в Париже. Он прибыл в края юности отдохнуть. А Иван Баев, бывший журналист, «акула пера» – как величали его когда-то коллеги в «Столичной газете», лишенный репортерского мандата, отбыв некоторое время в категории безработного московского бомжа, потеряв жену, дочь и здоровье, осел в Алма-Ате, стал скромным сотрудником местного музея; углублился в ранее закрытые фонды, повествующие о событиях советской эпохи… Той самой «лучезарной поры», когда над шестой частью земной суши всегда светило солнце, люди пели бодрые песни, победы и достижения следовали одна за другой; не было землетрясений, бед, печалей, несправедливостей и воровства. Когда бодрый советский народ ударно строил коммунизм, политическое устройство было самым лучшим и самым справедливым на планете; еды и счастья всем и везде хватало…. Все шло тогда как бы «О,КЭЙ!»
– А открываемые архивы повествуют о другой, скрытной стороне нашего тогдашнего «светоносного» бытия, Юлдуз! Вот какая «закавыка», как говаривал некогда господин-товарищ Ельцин…
– Иван! А ведь мы могли бы и не свидеться больше на этой земле, да?
– Запросто! Меня могли пристрелить или сбросить с крыши во время этого “Желтоксана”, в дни той декабрьской трехдневной смуты в Алма-Ате.. Тебя бы убивать не стали – ты уже был известным писателем, ты уже написал книгу “Степь и горы”… Да и на площади ты не светился… Тебя искали, хотели, чтобы ты выступил перед бунтующим народом… Но, говорят, тогда в Алма-Ате тебя не было?
– – Это брехня… Возможно, меня кто-то специально не хотел найти. Я был в городе. Я понимал, чем все это закончится…
Гостеприимство дипломата было щедрым: кофе, французский коньяк, сыр, гаванские сигары… Звездное небо напоминало о вечности; беспечность и беззаботность манили к воспоминаниям, к ностальгии…
Двое поседевших мужчин вспоминали человека, с которым они когда-то общались, которого оба знали. Этот человек когда-то руководил Казахстаном, его дача – одиннадцать жилых комнат, пункт спецсвязи, помещения охраны, столовая, банкетный зал, апартаменты поваров и помощников, кухня и все такое прочее тоже располагалась где-то возле Медео. И он, возможно, тоже любовался в те, уже ушедшие времена этим безмолвным небом, дышал чистым горным воздухом – и не испытывал никаких угрызений совести, полагая, что все делал правильно и во имя народа…
Разговор шел о годах властвовании Голбина в Казахстане..
– Слушай, ты наверное все подробности того декабрьского “бунта молодых” знаешь? Они против советской власти вышли – или против Голбина?
– Да нет, конечно! Они про него, поди, впервые в тот день услышали! И власти другой, кроме советской, они не знали и знать не могли. Они недоумевали: почему им вместо ушедшего на пенсию Кунаева прислали “вождя со стороны”? Неужели в самом Казахстане никого подходящего на столь высокий пост не было?
– И в этом вся причина “бунта”?
– Вся! Да и не бунтовали они поначалу вообще! Просто стояли – и речевки кричали! Народу было… ну, тысяча… или две. На второй день, семнадцатого, власти решили “зачистить” площадь. Хватали людей из толпы, били, бросали в автозаки. С девчонками не церемонились. Жуть!
– Подробнее рассказать можешь?
– Да ну тебя! Меня при этих воспоминаниях трясет
– Тебя в зону закатать намеревались, да?
– Ну, ты же те времена помнишь…. Тебя тоже трепали за твою рукопись “Степь и горы”?.. Но ты отделался легко, тебе просто приписали “злостную клевету на советскую действительность” и отослали в дальний аул учительствовать… Хотя писал ты чистую правду о нравах и обычаях предков, о взаимоотношениях Руси и казахской Степи, о взаимосвязи степняков с Русью… Ну, а мне вмазали срок за “злостное очернение советской действительности”… Проще: за то, что я в одной из своих публикаций подверг сомнению «эпохальные достижения» первого секретаря ЦК Партии Казахстана товарища Голбина…
– Да уж, неоднозначный был деятель… Ты ведь не забыл озарений его гениального мозга?
– Такое не забыть. Это ты там, в Парижах, кое-что запамятовал. А мы тут все помним. Хочешь освежить память?
– Ты что, тоже в писатели подался? Опасное дело, дружок!
– Я помню, что у тебя еще при Кунаеве архив, который ты завел и хранил в подвале своей многоэтажки, однажды странным образом сгорел… Было такое?
– Да, было. Плакал я тогда. Жалко было архив, долго его собирал!. Тогда я грешил на бомжей… Думаю, ну, подпалили по пьяни; погрелись возле моих горящих бумажек.
– Как ты полагаешь: товарищ Голбин искренне верил, что он делает добро для людей?.
– .. Искренне верил? Принудительно их “отрезвлял”, карал, судьбы корежил ведя к «совершенству»?… А если не внемлют его понуждениям, то лишал должности, заработка, социального статуса, надежд на будущее? И все это- искренне?…
– А тебе не кажется странным, что такого “правильного” человека после его исчезновения в метро не хватились искать ни жена, ни дочь, ни любимый внук? Неужели даже для ближайших родственников он был посторонним человеком?
– Чужая семья, как и чужая душа, конечно, потемки… Всякое бывает. Но я думаю, как в своей бурной деятельности он никому ни тепла, ни счастья не дарил – так и в личной жизни он был одиноким и бесприютным «Угрюм-Бурчеевым».. Его, думается, на поверхности бытия держали лишь власть, должность, тщеславие и самолюбие.
А когда он лишился всего этого – то и стал никому ненужным, лишним. Не зря же он в последние годы своей жизни целыми днями лежал на диване отвернувшись к стене; ни с кем не желал разговаривать, никого не хотел видеть. Поехал к внуку и дочери; наверное, предварительно позвонив о своем визите? И на тебе: лежит мертвым пять суток – и никто его не хватился; не озаботился: где наш муж, дедушка и отец? Стоило всю жизнь так суетиться, если даже родным оказался ненужным?
И еще вот вопросик у меня: он зачем в метро полез? Беден? Не было денег такси заказать? В послесоветское время громадным банком руководил – и денег на такси не нашел? Может, он чего-то опасался? Тоже загадка… В духоте, в толкучке подземки он умереть захотел? Или на самом деле его туда Аид, бог подземного царства затащил? Мистика какая-то, черт побери!
– Кстати, а ты в мистику веришь?
– Пожалуй, верю. Жизнь явила несколько эпизодов, объяснить которые без мистики трудновато. Вот два случая из собственного барахтания в жизни… Ты же знаешь, Олдус, что я из бедной семьи сельского учителя. Детишек у нас было десять, жили мы в голоде и нищете. Ну и повадился я по огородам и погребам лазить – время было тяжелое, послевоенное. Естественно, ловили меня, били. Но об этом моем детском позоре знали только в моей деревушке. И вот пошли мы учиться в пятый класс в соседнюю деревню с сыном сельповского продавца Сашкой Киселевым. Тот и растрекал всей школе, что я вытворял в свои девять лет… Так ведь задразнили: “Баев жулик. в погреб лазил!!!” Плакал я, школу бросил… А потом, спустя года три узнаю: сыночек лавочника повесился. Прямо на чердаке своего дома… С чего бы, а?
Еще случай – и опять из школьной жизни. Драться я не любил – и не понимал, зачем мальчишки то и дело кулачатся. Я был отличник, книжки листал, вникал … И стал ко мне приставать двоечник Женька Мазекин. Уроки заканчиваются, идем из школы – он- домой к мамке, я – в убогую школьную общагу, где крысы носятся по нашим кроватям. Мазекин привяжется, какую-то гадость скажет – и пендаля мне… Все хохочут – я от унижения в ступор впадаю… Попался бы он мне сейчас!.. А он так победоносно на всех глядит! Герой!
Но весной поплыл на лодке порыбачить и утонул! Утонул. Вот какая закавыка.
Ну, отвлеклись… Давай-ка вернемся к Голбину. Ты писатель, душевед Растолкуй мне, объясни все параметры его личности, обнажи мотивы поведения его, цели, сомнения его, страдал ли он отчего-то, чему радовался, когда торжествовал…
– Тут, братец, я бессилен. Тут Шекспир требуется, не меньше. Моих силенок не хватит!
– А скажи–ка, как этот деятель мог заочно закончить политехнический институт и получить диплом? Ведь чтобы стать инженером, технологом, конструктором или еще какой-нибудь технической величиной надо, как говорится, “железо своими руками потрогать”, над кульманом часами попотеть – и все такое прочее… Как же он все это освоил заочно?
– Ты его биографию знаешь? Он ведь, как говорится, «с самого дна» поднимался… Парнишка рано трудиться начал – в пятнадцать лет стал учеником модельщика, потом сапожничал в артели, потом удалось ему в техникум поступить. И после его окончания – поперло: в тридцать лет стал освобожденным секретарем парткома завода! Затем руководил райкомом и горкомом Партии и параллельно заочно заканчивает Политехнический институт, заочно поступает в аспирантуру.. И бац! – в тридцать три года он уже секретарь Обкома Партии! Когда же ему было постигать тонкости и сложности политехнического образования?
– Получается, он только зачетку в институт носил в перерывах между комсомольско-партийными хлопотами?.. И диплом ему нужен был для антуража, для солидности – все же не какой-то “рабфак” за плечами – а Уральский политех! Звучит! Так, что ли?
– А в Казахстане мог бы и в академики записаться?!
– Запросто! Мне вспоминается сюжет сталинских времен, связанный с образованием партийно-государственных функционеров. Как-то Академия наук СССР приняла в свои ряды председателя Совета народных комиссаров товарища Молотова – ну, думаю из чистого подхалимажа. Он, естественно, поблагодарил ученых за их приятную любезность. Но Иосиф Виссарионович узнав о том, крепко отчитал Вячеслава Михайловича…
– За то, что тот стал академиком?
– Совсем не за это! А за то, что премьер благодарил Академию за оказанную честь! “Как вы, государственный деятель, могли так унизиться?” – негодовал Вождь.
– Товарищ Голбин, вероятно, придерживался такой же точки зрения?
– Пожалуй, да…
– Он за свою жизнь кучу людей обездолил. А не пострадают ли после его экзекуций семья, дети, родственники наказуемых – он об этом задумывался?
– Эхе-хе, какой ты наивный! Да ведь его еще и воспевали некоторые деятели! Вот в Симборске некий краевед Демушкин каждому региональному вождю дифирамбы поет, восторженные книги о них пишет…
А ведь – если по правде – редкий властитель не стращает, не злобствует! Ибо он полагает, – что только так можно покорить – народ, побудить его на любую авантюру – то есть напугать, устрашить. А если еще посулить ему, народу, завтра жизнь лучшую, чем сегодня? Тогда за тобой пойдут, тебя поддержат многие! Еще древние полководцы возбуждали своих воинов обещаниями отдать на три дня покоренный город на разграбление! «Воюйте храбро, побеждайте врага – и все будет ваше: деньги, золото, женщины, имущество! Все! Только уничтожьте врага моего – и покорите город!»
– Ты полагаешь, что этот постулат и ныне действует?
– Твой вопрос свидетельствует об усталости или недоразвитости мозга! – Давай лучше накапаем в бокалы, освежим серое вещество! И я пойду спать! А чтобы ты не мучился фрейдистскими загадками по поводу личности товарища Голбина, я оставляю тебе для чтения некоторые копии с архивных документов, свидетельства очевидцев представлю. Они – в отличие от партийных пропагандистов и увлеченных розовыми видениями краеведов – не врут. Этой жуткой истории ведь и КГБ, и специальная комиссия занималась. Многие секреты ныне доступны. Впрочем у меня нет ни желания, ни сил ворошить этот ужас тридцатилетней давности.
Вот тебе папка. В ней ксерокопии документов по поводу “казахских декабристов”. А я пойду спать… – хоть и не уверен, что после нашего разговора мне удастся заснуть… Вникай, дипломат!
Баев пошел спать, вручив писателю толстую картонную папку с тесемками, набитую копиями документов.

*****

Сулимбеков читал всю ночь. Бумаги воскрешали жуть тех давних событий…
Нет, история не предала забвению явление, ставшее поворотным в судьбе тысяч людей и самой республики Казахстан. Давние события вновь оживали, терзая душу, заставляя о многом задуматься, скорбеть, размышлять….
Бумаги не молчали….

Из стенограммы беседы с бывшим председателем КГБ Казахской ССР Виктором Михайловичем Мирошником в Комиссии Верховного Совета Казахской ССР:

– «Как возникла версия о заговоре антисоциалистической направленности? Кто сформулировал эту версию? Кто дал задание раскрыть этот заговор? Ведь это очень опасно – дается задание, ищутся враги…
– Я ни разу, нигде, ни в официальных оперативных бумагах, ни в устных выступлениях не говорил об антигосударственной организации. И до сих пор в КГБ таких материалов нет. Кое-кому хотелось бы иметь такую организацию, чтобы убрать с политической дороги соперников. Вся деятельность КГБ республики и приезжих товарищей из центра имела задачу: не допустить конфронтации и крови…
Вторая, более тонкая и длительная задача: разобраться, что произошло – организованное выступление или стихия? Стихия тоже выдвигает лидеров. Выявлением лидеров мы и занимались… Намеки на националистическую организацию подтверждения не получили. Было допрошено более 600 человек, но никто не заявил, что его кто-то подталкивал, подстрекал. Это подтверждено и процессуально.

– Какова ваша оценка событий сегодня?

– Сегодня видение этих событий другое. Трансформируясь к 1986 году, через призму того, что мы видим сейчас, видение другое… Явление было уникальное. Тогда впервые столкнулись декларации о гласности, готовность людей воспользоваться этими декларациями – и старое мышление аппарата, не позволявшее этого. Здесь держала первый экзамен перестройка.

– Почему власти применили насильственные методы подавления выступления, почему не искали других, политических выходов из положения?

– Когда – Соломенцев прилетел из Москвы, он задал вопрос: «Так что же, прикажете собирать новый пленум?» Члены казахстанского Бюро, пожав плечами, промолчали… – Комиссия располагает сведениями о том, что решение о подавлении выступления силой и переброске в Алма-Ату спецподразделений внутренних войск из других районов страны было принято министром внутренних дел СССР Власовым по согласованию с Политбюро ЦК КПСС.

– Для принятия такого решения высшему политическому руководству страны, вероятно, нужны были веские рекомендации. Как вы думаете, кто мог дать такие рекомендации?

– Вы забываете, что в бытность товарища (Голбина – Ж.М.) вторым секретарем ЦК Компартии Грузии ему уже приходилось сталкиваться с подобными конфликтами, когда возникли трения в Абхазии. Думаю, что здесь сработал его опыт и он ни в чьих рекомендациях не нуждался. Голбин, привыкший зависеть только от вышестоящего партийного руководства, а никак не от давления снизу, воспринял события на площади как крушение привычного порядка.

Из интервью Голбина:
“Скажу лишь, что, когда уезжал из Грузии, товарищи по работе даже отметили в памятном адресе «борьбу с негативными явлениями». И в Ульяновске без этих забот не обошлось. И в Казахстане. Успех в борьбе с различными безобразиями может быть весомым только в том случае, если опираешься на людей. …Только за прошлый год сменилось около 28 процентов ответ работников аппаратов обкомов, более трети – горкомов и райкомов партии, а также почти каждый четвертый номенклатурный работник… Каждый десятый из числа сменившихся освобожден по отрицательным причинам…»

Из заявления бывшего управделами ЦК КПК в Комиссию Верховного Совета Казахской ССР:
«В середине января 1987 года я сказал (Голбину – Ж.М.), что за ремонт и переделки в его новой квартире по улице Тулебаева израсходовано на выполнение его указаний более 33 тысяч рублей, а за перевоз домашних вещей из Ульяновска в Алма-Ату, его и дочери, всего 319 мест на отдельном самолете ИЛ-76Т, предъявлено 29 700 рублей, да за перевозку его супруги из Ульяновска в Алма-Ату также отдельным самолетом вне рейса без пассажиров, только ее с двумя собачками полагается заплатить государству еще 7 700 рублей. Он тогда мне заявил, что ему все это разрешил секретарь ЦК КПСС Лигачев Е. К. Между тем, с меня требовали платежи за оказанные услуги, а денег на эти цели по смете не было. Я вынужден был обратиться в финорганы ЦК КПСС с просьбой профинансировать указанные разрешения т. Лигачева Е. К. Узнав об этих моих звонках,он (Голбин – Ж.М.) пришел в ярость и решил разделаться со мной….
Трогательна отцовская забота о дочери Марине Геннадиевне. Она получила трехкомнатную квартиру в Алма-Ате, в соседнем с ним подъезде. И в Москве он тоже поселил ее в сверхкомфортабельную, в дом ЦК КПСС. Геннадий Васильевич (Голбин – Ж.М.) соединял политику с наукой и искусством, но никак не с нравственностью.

Из показания допрошенного участника событий:
«Он (Голбин – Ж.М.). видимо, был искренне убежден, что не общечеловеческие ценности спасут мир и человека, а ценности классовые, групповые, партийные…»

Заместитель начальника Управления КГБ по Алма-Атинской области полковник Турсун Айжулов:
“Мы объявили крестовый поход только против казахского национализма, но ведь нередки и факты проявления великорусского шовинизма, во многих случаях провоцирующие первое, а об этом почему-то никто не задумывается”.

Из свидетельства очевидца:
«Выступления начались с мирной демонстрации 16 декабря, первые группы казахской молодёжи вышли на Новую (Брежнева) площадь столицы с требованиями отмены назначения Голбина. В городе сразу была отключена телефонная связь, группы протестующих были разогнаны милицией (операция «Метель»). Были собраны отряды спецназа из сибирского военного училища, а также курсанты местного пограничного училища. Слухи о выступлении на площади мгновенно облетели весь город.
Утром 17 декабря на площадь имени Брежнева перед зданием ЦК вышли уже толпы молодёжи. Плакаты демонстрантов гласили «Требуем самоопределения!», «Каждому народу- свой лидер!», «Не быть 37-му!», «Положить конец великодержавному безумию!»

Свидетельство очевидца:
Чувствуя накаление ситуации в Алма-Ате первый десант военных был высажен в аэропорту ещё 17 декабря; однако был блокирован бензовозами. В тот же день на части территории Казахстана было объявлено чрезвычайное положение, однако оно не распространялось на Алма-Ату. В течение 16-19 декабря на подступах к Алма-Ате была создана крупная оперативная группировка общей численностью более 50.000 военнослужащих из состава частей Среднеазиатского, Московского, Ленинградского, других военных округов, военно-морского флота, внутренних войск МВД. Актауская бухта и подходы к ней были блокированы кораблями Каспийской военной флотилии.

Из воспоминаний первого заместителя председателя КГБ СССР Филиппа Бобкова:
«Утром 16 декабря студенты стали стекаться к площади перед зданием ЦК компартии Казахстана. Все лозунги и плакаты призывали к отставке Колбина, требовали избрать вместо него казаха или хотя бы казахстанца, при этом назывались конкретные кандидаты, в числе них были и русские и представители других национальностей, для которых Казахстан являлся родиной. Перед собравшимися выступило несколько руководителей республики, пытаясь уговорить их разойтись, но всё было безрезультатно. В целях недопущения беспорядков к площади приказали подтянуть внутренние войска, а само здание ЦК охраняли курсанты пограничного училища. У солдат не было огнестрельного оружия.… Попытки усмирить толпу оказались безрезультатными. Появились раненные с обеих сторон возбуждённой толпы
К тому времени, когда мы прибыли в Алма-Ату, столкновения между теми, кто охранял здание ЦК, и нападавшими уже прекратились…»

Из данных, опубликованных в Казахстане:
«В начале 1987 года было принято постановление ЦК КПСС, в котором происшедшее объявлялось проявлением казахского национализма. Однако в дальнейшем… позиция центральных властей изменилась. Девятого января 1989 года на пост второго секретаря был поставлен этнический казах. Четырнадцатого ноября 1989 года группа людей во главе с писателем Мухтаром Шахановым из Верховного Совета Казахской ССР обратилась в ЦК КПСС с просьбой о снятии формулировки «проявление казахского национализма» и формулировка была отменена.»

Из публикаций:
«В результате подавления восстания силовыми структурами были задержаны 8500 человек, получили тяжелые телесные повреждения (в основном черепно-мозговая травма) более 1700 человек, подвергнуты допросам в прокуратуре 5324, в КГБ – 850 человек, осуждены приговорами судов 99 человек, из них 2- к высшей мере наказания, 900 человек подвергнуты административным мерам наказания (аресты, штрафы), предупреждены 1400 человек, уволены с работы 319 участников восстания, отчислены из учебных заведений (только по Миннаробраз) 309 студентов.
По неофициальным данным в ходе подавления было убито 174 человека, из них 168 убитых скрытно похоронены в 58 захоронениях на кладбище «Западное» и других местах.»

Мнение политолога:
«Представители казахского патриотического движения оказались среди тех, кто первыми бросили открытый политический вызов действующей власти.»

Из воспоминаний участника событий:
«Казахстан провозгласил независимость 16 декабря 1991 года, ровно через пять лет после «Желтоксана». Многие документы, касающиеся декабрьских событий, хранятся в архивах Москвы и Алма-Аты и ещё не опубликованы…»

Мнение аналитика Михаила Калишевского:
…« …Общеизвестно, что «спусковым крючком» декабрьских событий стал состоявшийся утром 16 декабря 1986 года пленум ЦК компартии Казахстана, отправивший на пенсию многолетнего партийного лидера республики Динмухамеда Кунаева и «единогласно избравший» на его место Геннадия Голбина, работавшего до того первым секретарем Ульяновского обкома КПСС. Вся операция была проделана примерно за полчаса, при этом, как это обычно и случалось в советские времена, население было поставлено перед свершившимся фактом, ему никто и не собирался объяснять, почему весьма популярного в Казахстане деятеля, имевшего в глазах казахстанцев несомненные заслуги перед республикой и к тому же принадлежавшего к «титульной» нации, вдруг заменили на Колбина – самого настоящего «варяга», никак не связанного с Казахстаном.
…Но в том-то и дело, что к тому моменту набирала обороты пресловутая «перестройка», людям уже успели прожужжать все уши насчет «гласности» и «демократизации», их постоянно призывали активно участвовать в общественной жизни, внося тем самым свой вклад в искомое «ускорение». А тут такой афронт – келейно назначенный «варяг», да еще в республике, где из восемнадцати предыдущих первых секретарей только трое принадлежали к «титульной» нации.
Силовые структуры, действуя по директиве из Москвы, сразу же запустили систему мероприятий секретного плана «Метель», предусматривавшего жесткое подавление волнений. В Алма-Ату стали перебрасываться отряды милицейского спецназа, в частности, из Пермской области, а из ряда соседних с Казахстаном областей РСФСР выдвигались части внутренних войск. В самой столице Казахстана планировалось задействовать курсантов Алма-Атинского училища погранвойск КГБ.»

Из оперативных сводок КГБ и МВД:
«16 декабря 1986 года 21.00-22.30. Общежитие Алма-атинского государственного театрально-художественного института. Студенты (фамилии опущены) обошли ряд комнат и возбудили студентов своим несогласием с решением V Пленума. В ходе дискуссии было высказано предложение снова выразить свой протест путем выхода на площадь им. Брежнева. В то же время их сокурсники (фамилии опущены) провели подстрекательскую работу в общежитии №1 института иностранных языков, где их активно поддержали».
Утром 17 декабря на площади Брежнева появились группы (сначала общей численностью примерно в 200 человек) учащейся молодежи, в большинстве своем казахов, державших плакаты с вполне лояльными советской власти лозунгами: «Да здравствуют идеи Ленина!», «Мы за добровольное сближение нации, а не за принудительное!». Число манифестантов быстро росло и вскоре достигло нескольких тысяч. Тональность лозунгов несколько изменилась: «Каждому народу – свой лидер!», «Не быть 37-му!», «Положить конец великодержавному безумию!», «Хватит диктовать!», «Идет перестройка, где демократия?».
Вместе с тем, демонстранты, требуя отмены решения об избрании Колбина, не настаивали, чтобы пост первого секретаря занял обязательно казах. Говорилось только о том, чтобы он был «свой», то есть тесно связанный с республикой человек. При этом назывались конкретные кандидаты, в числе них были и русские, и представители других национальностей, для которых Казахстан являлся родиной…»

Из книги М.Горбачева «Жизнь и реформы»:
«Естественно, возник разговор о возможном преемнике – Михаил Сергеевич, – сказал он, ( Динмухамед Кунаев – Ж.М.) – сейчас некого ставить, тем более из местных казахов. В этой сложной ситуации на посту первого секретаря должен быть русский».

Из воспоминаний первого заместителя председателя КГБ СССР Филиппа Бобкова:
«По отдельным замечаниям («Голбина» – Ж.М.) стало ясно, что основную вину за все, что произошло, они возлагают на Председателя КГБ Мирошника, не обратившего должного внимания на козни кунаевских ставленников, якобы организовавших эти провокационные выступления… Все осуждали Кунаева, который отказался выступить на митинге и призвать собравшихся на площади поддержать избрание («Голбина» – Ж.М.).

Из книги Д.Кунаева «О моем времени»:
«Когда Михаил Горбачев вернулся из Индии, согласно нашей договоренности я приехал в Москву. Был у Михаила Горбачева и вручил ему заявление с просьбой рассмотреть вопрос о моем уходе на пенсию… Он принял заявление и сказал, что поддерживает мою просьбу. В конце разговора спросил Михаила Горбачева о том, кто будет секретарем вместо меня. Он ответил: «Позвольте это решить нам самим». Затем мы попрощались, и я уехал в Алма-Ату».

Из воспоминаний первого заместителя председателя КГБ СССР Филлипа Бобкова:
«Мне запомнилась одна деталь: кто-то настойчиво говорил о том, что едва ли не главным зачинщиком беспорядков был знаменитый казахский поэт Олжас Сулейменов. Действительно, толпа требовала, чтобы он выступил на митинге. Но когда я спросил у казахских товарищей, где Сулейменов, секретарь ЦК Камалиденов ответил, что он уехал из города и его не нашли. Позже я узнал, что Олжас Сулейменов был в те дни в городе.
В общем, назначение («Голбина» – Ж.М.) было явно непродуманным шагом, оно породило негативные настроения в руководстве Казахстана».

Из разговора с участником событий декабря 1986 года:
«Возможно, к волнениям было причастно и руководство СССР. Тогда в республику зачастили эмиссары Москвы. Есть мнение, что Голбина прислали в Алма-Ату для того, чтобы тихонечко, без шума, передать в состав РСФСР часть богатого энергоресурсами Западного Казахстана. А казахстанцам это – как серпом по ий..цам». Отсюда и бунт, якобы «стихийный».

Мнение политолога Михаила Калишевского:
« Насчет того, кто был «закоперщиком» на площади Брежнева…, Говорят, бунтовать первыми стали протестующие.Это не совсем так. Поначалу молодежь стояла без экстремизма, держала плакаты, выкрикивала речевки.. Но ее стали разгонять милицейскими силами (по привычке). Ну и пошло-поехало…. Завязалась драка. Палки, арматура, камни, солдаты, ремни, дубинки.
А рассказы очевидцев, опрошенных членами комиссии Президиума Верховного Совета Казахской ССР в 1989-1990 годах несколько иные: « В семь утра на площади имени Брежнева появились первые группы молодежи. К полудню их было около пяти тысяч: В колонне слышался смех, ребята и девушки пели песни. Колонна шла в сторону площади. Все напоминало марш мира… В руках у демонстрантов были лозунги «Каждому народу – своего вождя», «Да здравствует ленинская национальная политика», портреты Ленина.»
«9.30-15.00: По согласованию с ЦК КП Казахстана МВД оцепило площадь. Время от времени работники милиции выхватывали из толпы демонстрантов и арестовывали их.

Очевидец Е.Айтжанова:
«Около 11 часов девушку, которая шла не в колонне, а по тротуару, схватил огромного роста усатый милиционер. Девушка растерялась и хотела высвободиться из его рук. Он стал ее швырять, у нее с ноги упал сапог, она упала».
«15.00. Оцепление усилено курсантами школы милиции и пожарно-технического училища»…
«Речи ораторов-демонстрантов заглушались песнями казахских композиторов, транслировавшимися через стационарные репродукторы. Но во время выступлений руководителей республики, увещевавших покинуть площадь, музыка отключалась».».

«18.05. Э.Кадыржанов, бывший директор Алма-атинского электротехнического завода:
«17 декабря я получил команду мобилизовать дружинников завода и направить их на площадь. Они должны были иметь средства для отпора в виде прутьев, палок, арматуры. Команда поступила от первого секретаря Октябрьского РК партии».

Работница завода Е. Дунаева:
«Вечером я и несколько человек с завода дежурили в ДНД. Люди, которые выезжали на площадь, брали с собой палки, прутья, обрезки кабеля».

18.15. Очевидец М.3вонцов:
«На толпу пошли пожарные машины с водометами. С этой минуты начались беспорядки. Толпа переворачивала и жгла машины, забрасывала камнями солдат… Курсанты были вооружены саперными лопатками».

Очевидец событий А.Кекилбаев:
«Первыми с криком «ура!» пошли в атаку курсанты пограничного училища КГБ СССР. Демонстрация была подавлена силой, с применением саперных лопат, служебных собак, брандспойтов. А власти намеренно разжигали межнациональную рознь, вооружив железными прутьями и обрезками кабеля дружины, составленные из русскоязычных рабочих промышленных предприятий и натравливая их на демонстрантов-казахов».

«Хасен Кожа-Ахмет, один из лидеров движения «Желтоксан»:
«17 декабря после того как солдаты и милиционеры неоднократно совершали акты вандализма, пожарные машины обливали холодной водой демонстрантов. Доведенные до отчаяния, они начали сбивать мраморные плиты с близлежащих зданий и этим сопротивлением на время сбили спесь карателей. И я собственными глазами видел, как каратели этими же камнями забрасывали демонстрантов и наносили им немало ранений. Это было около восьми вечера. Солдаты и милиционеры отличались безумной жестокостью, избивая лопатами и палками и с каждой атаки возвращаясь с «трофеями» – схватив демонстрантов за руки и ноги, били их головой об лед, а затем тащили их в сторону здания ЦК».
«19.30. Из Москвы прибыла группа работников ЦК КПСС, МВД, КГБ и Прокуратуры СССР. Заместитель министра внутренних дел СССР генерал-полковник Б. Елисов возглавил всю работу «по наведению порядка». Кроме Елисова и Колбина, в штаб также вошли заместитель генпрокурора СССР О.Сорока, заместитель председателя КГБ СССР Ф.Бобков. С докладами в штаб заходили министр внутренних дел Казахстана Г.Князев и председатель КГБ республики В.Мирошник.»
«23.00. Принято решение о вытеснении толпы с площади.»
«23.30-0.45. Операция началась опять же с применением лопаток, дубинок, служебно-розыскных собак. После разгона на снегу осталось более 150 человек в гражданской одежде.

« С. Абдрахманов, бывший первый секретарь ЦК ЛКСМ Казахстана:
«У меня на глазах солдаты избивали уже задержанных и не сопротивлявшихся людей»
«18 декабря, 2.00. Состоялся партхозактив города и области. Выступившие 3.Камалиденов, Г.Колбин, М.Мендыбаев и другие назвали демонстрантов националистами, экстремистами, наркоманами и алкоголиками. Принята соответствующая резолюция.

(Из материалов комиссии: «С 17 по 19 декабря случаев алкогольного или наркотического опьянения не зарегистрировано».)
«5.20. На площадь прибыли спецчасти из других городов.»
«10.30.. Очевидец С.Сатигулов: «Прошло много дружинников – рослых парней, которые стояли за шеренгой милиционеров. Было очень много оскорбительных выпадов как со стороны демонстрантов, так и со стороны дружинников. Милиционеры вели задержанную девушку, один из дружинников подбежал и ударил ее».

Очевидец событий В.Куликов, доцент КазСХИ:
«Мы вместе с заведующим кафедрой К.Джамбаевым были в общежитии. Примерно в 12 часов дня в дверь стали стучать солдаты со щитами и дубинками. Джамбаев приоткрыл дверь и стал объяснять, что в общежитии все спокойно. Однако офицер заявил, что из окон верхних этажей в них бросают бутылки, и потребовал впустить их. Когда Джамбаев воспрепятствовал этому, его ударили дубинкой по голове и вошли. Кого-то из студентов избили. Я пытался обратиться к офицеру. Тот заявил, чтобы я не вмешивался».
«20.00. Штаб принял решение мощным ударом опрокинуть толпу и рассеять ее. Началась новая операция по вытеснению демонстрантов с площади.

Очевидец событий Т. Иманбаев:
«Была подана команда «гнать». Началось наступление на толпу и массовое избиение. Толпа стала разбегаться. Попавшихся тащили в милицейские машины. Избитых, раненых таскали за волосы, за ноги. После побоища на снегу осталась кровь».

Участник событий:
«В 21.30 прилегающие улицы были очищены. В операции были задействованы 3200 человек личного состава милиции и внутренних войск, 11 пожарных машин, 15 БТР от военного округа. Личный состав действовал решительно, самоотверженно и смело».

Аналитик Михаил Калишевский:
«По мнению ряда казахстанских исследователей, основную волну беспорядков спровоцировало поведение силовых структур, подтянутых из РСФСР. По словам участников событий, особенно «отличились» пермские милиционеры, которые били дубинками казахских девушек со словами «Чтоб таких не рожали». Некоторые казахстанские милиционеры, возмущенные этими действиями, срывали с себя погоны и вступали в схватку с силовиками из РСФСР. Известны и такие факты, когда сотрудники, которым было поручено вывезти далеко за город задержанных юношей и девушек, по дороге отпускали их. Сотрудники Калининского РОВД Алма-Аты Б.Телибеков, К.Кисарев, С.Уйкасбаев были отстранены от исполнения служебных обязанностей и понижены в должности за то, что возмутились жестоким обращением с доставленными в отделение демонстрантами.

Очевидец событий Н.Жусупбекова:
« После 21.30 происходило преследование демонстрантов: Под окнами нашего общежития пробегали девушки и парни. За ними гнались солдаты с собаками. Было темно. Не могли определить, кого и как задерживали. Но слышны были страшные крики девушек».
Из материалов комиссии по расследованию событий 16-18.12.1986г.
«После разгона в милицию доставлен 2401 человек, причем лишь 516 из них были задержаны на площади. Часть задержанных была избита уже в милиции. Многих задержанных вывезли ночью за город и оставили там, предварительно разрезав у всех пояса брюк. Большая часть из них наутро слегла».

По данным казахского писателя Мухтара Шаханова:
«Многих демонстрантов брали с улицы и бросали в камеры, а когда мест не хватало, просто вывозили за 20 километров, срывали одежду, обливали холодной водой и оставляли лежать там на льду. При невыясненных обстоятельствах после допроса в КГБ погибла 16-летняя Ляззат Асанова. По рассказам очевидцев, на следующее утро всю площадь очищали от крови кипятком, по трассе в горы лежало множество тел людей, вывезенных правоохранительными органами и умерших от побоев и холода».

Филлип Бобков, первый заместитель председателя КГБ СССР:
«Характер событий мог привести к межнациональному конфликту: здание ЦК защищали в основном русские солдаты, милиция и пограничники, русскими были и большинство дружинников, а нападающие в подавляющем большинстве были казахами».

Бывший начальник начальник следственного отдела республиканского КГБ Николай Ловягин:
«Всем нам было дано задание найти инициаторов событий в Алма-Ате с националистическим уклоном. Их не смогли найти, потому что такой организации вообще не было в Казахстане»..

Аналитик Михаил Калишевский
«Поскольку события не ограничились лишь Алма-Атой, то по 60 человек было задержано и избито в Джезказгане и Караганде. Митинги и демонстрации протеста прошли также в Талдыкоргане, Аркалыке, Кокчетаве, Сарыозеке, Талгаре, Павлодаре, Чимкенте и других городах. По их итогам был осужден 21 демонстрант.
Всего же осудили 99 человек. К смертной казни по обвинению в убийстве Савицкого был приговорен 18-летний Кайрат Рыскулов. Затем смертную казнь ему заменили 20-летним сроком, и он вскоре погиб в тюрьме при таинственных обстоятельствах (якобы повесился на майке соседа по камере). Впоследствии выяснилось, что Рыскулов в момент убийства Савицкого был совсем в другом конце города, а признание из него выбили следователи. Затем этот самый сосед по камере, рецидивист по фамилии Власенко, признался, что убил Рыскулова по заданию тюремной администрации. В 1992 году Рыскулов был посмертно полностью реабилитирован, а в 1996 году президентским указом ему было присвоено звание «Народного Героя».
В мае 1990 года удалось добиться от Москвы постановления Политбюро ЦК КПСС, в котором было признано, что содержащаяся в постановлении 1987 года «оценка массовых нарушений общественного порядка в г.Алма-Ате в декабре 1986 года как проявления казахского национализма является ошибочной». Параллельно шел процесс пересмотра дел осужденных – 32 из них освободили за отсутствием состава преступления.
В сентябре 1990 года были обнародованы выводы комиссии. Там говорилось: «Выступления казахской молодежи в декабре 1986 года в Алма-Ате и ряде областей Казахстана не были националистическими – это была первая попытка воспользоваться гарантированным Конституцией и декларированным перестройкой правом на свободное выражение гражданской и политической позиции. …Непосредственным толчком к выступлению молодежи послужило келейное и оскорбительное по форме назначение (Голбина – Ж.М.) первым секретарем ЦК КПК, которое было воспринято как грубый диктат центра при решении вопросов, затрагивающих жизненные интересы населения республики. Особое возмущение вызвало явное противоречие между традиционно-командными действиями центра и провозглашаемыми демократическими принципами перестройки. С протестом выступила вначале небольшая группа рабочей и учащейся молодежи г.Алма-Аты. Демонстрация была мирной и носила политический характер, не содержала призывов к свержению государственного строя и выпадов против других народов. Молодые люди, собравшиеся перед зданием ЦК Компартии республики, не нарушали законов и общественного порядка, они требовали лишь разъяснений по поводу решений пленума и выражали свое несогласие с этим решением».
По мнению комиссии, решение о насильственном разгоне демонстрантов вечером 17 декабря 1986 года было принято местным руководством…»
«…Позднее, уже в независимом Казахстане, декабрьская драма стала официально оцениваться как событие, «ставшее началом распада тоталитарной системы, импульсом к решению вопроса о государственной независимости Казахстана». Участники этих событий были полностью реабилитированы, пострадавшим в ходе подавления волнений была оказана определенная социальная помощь…».

****
…Уже посветлело небо, истаивали звезды, птичий хор изливал в песнях свою радость бытия.
Встающее где-то за горизонтом солнце касалось вершин дальних гор – но в ущельях еще властвовали мрачность и холод.
« В природе тоже все как у людей… Кому-то светит солнце- а у кого-то все еще мрак».
Юлдуз закрыл папку с документами. Обнаженная, без всяких политических зигзагов и уверток правда ошеломила его. Конечно, он знал многое о событиях “Желтоксана” – но с такими обжигающими, нестерпимо дикими и жестокими конкретностями он встретился впервые… В то утро казахский писатель понял, что политика и судьба отдельного человека никогда не должны пересекаться.
И что он обязательно должен написать об этом книгу. Такую же глубокую и неожиданную, как “Степь и горы” в которой он обращался к человеку с призывом: “Возвысьте степь, не унижая горы”.
В декабре 1986 года в его родном городе Алма-Ата власти Казахстана и Москвы следовать этой мудрости не смогли.
Точнее: не захотели.

*****
В 2006 году на центральной площади Алм-Аты был возведен памятник «В честь независимости», посвященный «Желтоксану».

На Земле все проходит со временем . Утихает боль, исчезает вражда и ненависть, мирятся вчерашние враги, признают свои ошибки и заблуждения честные люди…
Не исчезает только материнское горе. Оно бессмертно.
Молва гласит, что до сих пор по ночам на одном из кладбищ Алма-Аты видят согбенную в горе женщину. Она молча бродит между могил, кланяясь каждому надгробному камню…
Говорят, что это тень скорбящей матери.Говорят, что она до сих пор пытается отыскать безвестную могилу своего убитого в 1986 году ребенка…
Никто не задается вопросом: какой национальности эта женщина? Казашка или русская, уйгурка или узбечка, немка или калмычка…
Это просто Мать. Мать Скорбящая.
Она до сих пор ищет невинно убиенного бездарными политиками своего Сына.