Ведущий Клуба – Жан Миндубаев.
От ведущего.
Открывая том с непритязательным названием “Стихи. Поэтический дневник 1954 -2012”) я испытываю два чувства. Первое: как удивительно трепетно, трагично и светло способна настоящая поэзия обнажить все переживания человеческой души, все оттенки нашего бытия! Погружаясь в “Дневник” я ощущаю жизнь, прожитую автором, как свою собственную – со всеми ее радостями, заблуждениями, драмами, трагедиями, нелепостями и озарениями… И в стихах ульяновского поэта я слышу интонации таких рыцарей поэзии как Блок, Пастернак, Мандельштам, Есенин, Рубцов.
Это ощущение – драгоценно.
Второе чувство – это горестное понимание того, как несправедлив наш человеческий мир, как он неправ в своих суждениях; как часто путается в оценках и пристрастиях…
Вот живет среди нас настоящий, большой поэт Леонид Сурков – а слышен ли он? Многие ли его знают? Отмечен ли некими (кроме Благовской) премиями? Сам Сурков – это олицетворение скромности, самоуважения и той самодостаточности, которая не позволяет человеку кичиться своим дарованием, не тянет толкаться локтями и кричать «Вот он,я! Заметьте меня! Я тут!»
Но прочие персоны, возле него… Они –то где?
Думаю, многие ульяновцы даже не слышали о поэте Суркове. Они, скорее, знали хоккеиста Леню Суркова (стадион ревел: “Сурок! Сурок!»). Да, Леонид много лет “гонял шайбу” – и гонял, вероятно, неплохо – победы ульяновской команды это подтверждают.
Но всему приходит конец. Профессиональный спорт – занятие жестокое. Возраст понудил забыть шайбу, клюшку, стадион… Время после “шайбы” Сурков вспоминает кратко: “Жуть! Оказался голый среди волков…”
Литейка. Рюмка. Семейные проблемы…. Иной человек пошел бы кривой тропкой. Душа Суркова, его сердце, его суть – привели его в поэзию.
Тут тоже хватало острых камней на пути. Весьма почитаемый в области стихотворец заявил как-то без обиняков:
– Забудь про стихи. Есть ты никто – и звать тебя – никак…
Это была ошибка “классика”. Книга, которую я читаю, напрочь отвергает этот прогноз… Смею сказать: Леонид Сурков (частично украду цитату у товарища Сталина) – “…есть лучший, талантливейший поэт – нашей…” Ульяновской области. Это на самом деле так. Можете убедиться в этом сами!
Биография поэта часто определяет суть его творчества. О себе Леонид Николаевич рассказывает так: «Корень семьи нашей — Сурковых, из села Шиловка, на Волге. При царе село было государственным и девок на сторону, в «крепость», не отдавали. Было село чисто русское, полсела — родня.
Семья наша при Сталине была репрессирована, выселили из дома в сорок восемь часов. Отца отправили сначала в тюрьму, потом на фронт. Мы с матерью сажали картошку, вели огород — тем и спаслись.
Леонид Николаевич не только перенес все тяготы нашего бытия – но и смог вырваться из паутины жизненных дрязг, неурядиц и ошибок. Смог подняться до высоты Поэзии.
О ее сути, кстати, Сурков говорит так:
— Поэзия существует не только в стихах. Её можно находить во многом. Например, в умении и искусстве извлекать из наших печалей, несчастий, лжи, грязи жизни кусочки чистоты, красоты, правды и радости, в умении «не как другие понимать, кому на этом свете больно».
Есть поэзия цвета, поэзия запаха любимых духов, цветов, поэзия этики и манеры поведения, даже застолья с друзьями. Что-то от поэзии есть в нас во всех, по крайней мере, мы все к этому стремимся, пусть даже неосознанно.
Остается добавить несколько слов о поэзии Суркова. Она выстраданная — и потому искренняя. Она художественна, но не пышнословна. За строчками сурковской поэзии видна напряженная работа сердца, души, ума. Что стоит, например, вздох поэта:

Ах, юность, юность! Голубые дали.
Над Волгой полуночные огни…
Рябиной красной, как дрозды склевали,
Из жизни моей грешной, годы, дни.
Теперь не думать, не мечтать о славе,
О днях победных к счастью на пути.
Все позади… Душа как волк в облаве,
Которому от пули не уйти.
Под лживый плач потащат всех нас вскоре
В церквей иконостасную зарю.
И все же я и в радости, и в горе,
Благословляю жизнь, благодарю.
Читайте стихи Суркова!
Жан Миндубаев.

===================================
Леонид Сурков.
ОВРАГ.
В овраге, где сивушный беспредел
И тяжкий дух в бурьяне застоялся.
Я, как министр иностранных дел.
Знакомому поэту улыбался.

Вокруг бутылок плотное каре.
Блестя штыками горлышек, стояло.
И нас от всех реальностей амбре
И свалок бытия оберегало.

Конечно же, мой друг читал стихи
О красоте былых страстей, мгновений
И, посинев от скуки и тоски.
Я огурцу в руке сказал: “Ты – гений”.

И друг в ответ, включая дурака,
Kогда я рифмовал о скуке жизни.
Этично тем был удивлен слегка,
Что я в России лишь в оврагах признан.

Потом воскликнул он: “Один из ста!
Что в мире кроме нас еще осталось?”
Но в это время свистнул мент в кустах.
И мы покорно с ним ретировались.

ШПРИЦ.

Дверь без замка. Я, не стучась, вошел.
И как в раю, в аду ли очутился….
На кухне грязной головой на стол
Приятель мой в бутылках заблудился.

За стенкою, как говорится, ниц
Лежала женщина на узенькой кровати.
Валялся рядом с нею страшный шприц
И крови след оставшийся на вате.

Лицо ее искажено во сне
Гримасою обид и детской боли.
И что-то близкое в нем показалось, мне…
Иисус Христос! Я был знаком с ней в школе!

Не может быть! Да нет… она… она…
Высокий лоб и тонкий бледный профиль.
Я кpyжку полную налил себе вина…
Тут, брат, не до стихов и философий…

Пусть много пролетело зим и лет.
Но я все помню вальс, колонны зала,
Когда она мне виновато: «Нет» —
С улыбкою смущенною сказала.

Ах, юность, юность! Даже в кураже
Тех лет счастливых сердце уловило.
Как что-то горько таяло в душе
И с нею невозвратно уходило.

С тех пор я много видел горя, лиц
Свою незамечательную бытность.
Но эта боль, и этот страшный шприц…
беспомощность, обида… беззащитность…

Я сам в пороках с головы до пят.
Оправдываться в чем – себе дороже,
Но эта женщина… Пусть я не виноват
В ее беде, в ее судьбе… и все же.

СОЮЗ ПИСАТЕЛЕЙ
Н.Благову
“К злодеям причтен”
(от Марка 15-28)

В Союз писателей задумал я вступать.
Но их начальник нервно и поспешно
Решил мне в челобитной отказать.
Принамекнув, что бездарь я и грешник.

Как жаль!.. Но все ж стихам важнее тишь.
И в ней ума и чувства взлет предельный.
А то, не дай, Господь, подзалетишь
В преторию, да со статьей расстрельной.

К тому же, кто я в жизни 6ыл такой?
И чем фортуной жадной был увенчан?
Я – только колокольчик под дугой
Времен советских, только их бубенчик.

И вот мне рок казенный объяснил.
В лице начальства доказала муза –
Что, коль Союза членом я не был —
Не быть мне и поэтом без Союза.

Да здравствует писателей Союз!
Его крутые лозунги и флаги!
Пусть он живет под сенью важных муз.
А я уж так — с бутылкою в овраге.

В поэте глупо в том искать изъян.
Что жил он, не держась порядков строгих.
Коль я в поэзии бывал трезвее многих.
Беда ль, что без неё порой был пьян.

Суть дела не в стихах, что я сложил,
Смеясь и плача в жутком мире этом.
А в том, что в нем поэтом жил.
И что умру я в нем поэтом.