Нынешний год для прокуратуры Ульяновской области будет особо памятным: она отмечает свой 75-й год рождения. Хороший повод, чтобы остановиться в круговерти дел, подвести итоги, еще и еще раз вспомнить о людях, которые оставили в ней свой заметный след. Об одном из них мы и расскажем сегодня. Точнее, он сам скажет о себе.

12 октября 2011 года Совет Федерации освободил от должности заместителя Генерального прокурора РФ по Уральскому федеральному округу Юрия Золотова с формулировкой «в связи с выходом на пенсию». Менее всего эти слова применимы к человеку-легенде, воспитавшему целую плеяду прокурорских работников. Но факт состоялся, и с этим приходится мириться.

Визитная карточка:
Золотов Юрий Михайлович. Уроженец Ульяновской области. В 1973 году с отличием окончил Саратовский юридический институт имени Д.И. Курского. Начинал работу в органах прокуратуры в качестве стажера. Более 15 лет возглавлял региональную прокуратуру. С 2000 года заместитель Генерального прокурора Российской Федерации в Уральском федеральном округе. Отмечен орденом Дружбы народов и нагрудным знаком «Почетный работник Прокуратуры РФ». Носит почетное звание «Заслуженный юрист Российской Федерации». Государственный советник юстиции первого класса. Женат. Воспитал двух дочерей.

Человек высоких принципов и справедливости, предельной жесткости и самоотдачи, он не изменил себе и после назначения в Генеральную прокуратуру России. Вот строки из рейтинга ТОП-40 «Лидеры политического влияния Среднего Урала», проведенного в ноябре 2010 года: «Редко появляется на публике. Несмотря на закрытость в силу занимаемой должности, остается одним из самых авторитетных и влиятельных силовиков. С его подачи в УрФО сдвигаются с «мертвой точки» уголовные дела, расследование которых волокитится в регионах. Прокурорские проверки, инициированные Юрием Золотовым, как правило, заканчиваются возбуждением громких уголовных дел».

Последнее интервью на Ульяновской земле Юрий Золотов, уже будучи заместителем Генпрокурора России, дал автору этих строк в апреле 2011 года. На наш взгляд, многое из того, что было сказано тогда, не потеряло своей остроты и актуальности до сих пор. А потому находим нужным привести этот разговор без купюр и существенных правок.

– Юрий Михайлович, вы были организатором работы по увековечению памяти тысяч жителей региона, репрессированных по политическим мотивам. В 1996 году, как известно, пересмотр дел этой категории был завершен. Издана первая в России областная Книга памяти жертв политических репрессий. На каждого из репрессированных оформлены персональные документы о реабилитации. В этой связи хочется спросить: а далеко ли мы ушли от пресловутого 37-го года?

– В России дети репрессированных до сих пор обивают пороги различных кабинетов, пытаясь добиться решения многих проблем, с которыми постоянно сталкиваются. Получается, что нам еще очень много предстоит сделать в плане человеческого участия и внимания, чтобы считать себя по-настоящему цивилизованными людьми.

Схватить человека на улице, притащить в околоток и методом зуботычин выбивать показания – до сих пор имеет место быть. Мне, когда я был прокурором региона, давались команды по поводу журналистов. Но ни одного из них мы к уголовной ответственности привлекать не стали. Хотя были официальные бумаги на разных бланках, крики, попытки навешивания ярлыков… А ведь такое навешивание по большому счету тоже из того времени, из 37-го года. Я всегда исхожу из того, что здесь уголовные меры неприемлемы. И если кто-то считает себя обиженным прессой, то должен вести разбирательство в суде исключительно в рамках гражданского права.

В свою очередь, непроверенные факты, озвученные в средствах массовой информации, могут принести ущерб чести и достоинству конкретных лиц, их авторитету, моральным и деловым качествам людей. За свои слова надо отвечать.

– Вы пока ничего не сказали об органах прокуратуры…

– Человек должен чувствовать в себе свободу. Я, например, чувствую себя свободным человеком, потому что мне не приходилось принимать решений по указке или кому-то в угоду. Большей обиды для прокурора услышать, что он карманный, не бывает.

Мы не втягиваемся в дискуссии, слыша подобные оскорбления, не выходим за рамки правового поля, не влезаем в политику. Поэтому нравится это кому-то или нет, но мы будем действовать по принципу: пока на стол прокурора не лягут доказательства, свидетельствующие о вине конкретного человека, он, этот человек, абсолютно чист перед законом. Это помогает нам ломать, кстати, вместе с милицией, систему мордобоя, работать в совершенно ином, чем раньше, режиме законности, заставляющем по-новому организовывать систему раскрытия преступлений. Мы даже следственно-оперативные группы формируем по принципу единой команды, чтобы совпадали характеры следователей и оперативников УВД, в них входящих, во избежание внутренних противоречий и для нацеленности на результат. У людей крепнет осознание необходимости работать в жестком режиме законности.

– Однако ситуация, согласитесь, в практическом плане сложилась более чем странная. Прокуратура проводит следствие, сама же осуществляет надзор за его качеством и, ко всему, выдвигает гособвинителя в судебное заседание. Ну как тут не говорить о наличии обвинительного уклона.

– По большому счету нам было бы выгодно оставить себе лишь обвинение и не осуществлять даже функции надзора. Но готовы ли мы нынче к этому? Думаю, что нет. Если прокуратура уйдет с надзора за деятельностью силовых структур, начиная со стадии дознания и предварительного следствия, то худо будет всем.

Суть проблемы заключается в том, что в последние годы в России скрещивают ужа с ежом. У нас было свое, совершенно специфическое законодательство, с гордостью называемое советским. Так что же произошло?

Много сказано о реформировании нашей правовой системы. Но посмотрите, как это делается! Надергали отдельные институты права из англосаксонской и континентальной систем и с упорством, достойным лучшего применения, пытаемся вживить их в советскую систему. В результате получили то, что получили.

Попробую объяснить несколько иначе. В США до суда доходят всего три процента дел. Остальные заканчиваются сделкой между прокурором и адвокатом. Их юристы считают, что Америка не настолько богатая страна, чтобы позволить себе распространять действие судебной системы на все составы преступлений.

Другой пример. Присутствую на судебном процессе с синхронным переводом на германской земле Северный Рейн – Вестфалия. На скамье подсудимых международная группа наркодельцов. От начала процесса и до его конца проходит. 45 минут. А сколько по времени такой процесс будет длиться у нас? По банальному делу о банальной мелкой краже, где есть очевидцы и признание обвиняемого, мы человека полгода «парим» в СИЗО, кормим за государственный счет. Все это время целая куча разных структур выясняет, простите, писался ли он в детстве, где и как учился, когда женился, проводим десятки экспертиз. А когда запускается судебный процесс, то выясняется, что какой-то там участковый Ляпкин-Тяпкин в момент задержания неправильно оформил протокол. Дело надо возвращать и все начинать сначала. Кто спрашивал: сколько это стоит государству? Все происходит под трескотню о правах человека. Вот где корень бед наших реформ.

– Но нельзя же экспериментировать до бесконечности. Взять хотя бы суд присяжных…

– Вопрос не ко мне. Надо из всего делать выводы. Мы все свое: «Подавай суд присяжных!». Больше не на что обращать внимание? Да у нас силовики, по сути, брошены на произвол судьбы. Возьмите начало 90-х годов. Рухнула одна общественная система, зарождается другая. Принципиальным образом меняется законодательная база, на основе которой должны действовать силовые структуры. Резко падает раскрываемость преступлений. Осколки силовых структур, именно осколки, работают по принципу пожарной команды, пытаясь не очень здорово, но все-таки бороться хотя бы с тем, что лежит на поверхности, потому что до глубинных процессов руки просто не доходят. Это одна из причин того удручающего положения, которое сложилось на нынешний день.

Давайте смотреть на вещи трезво. Судебная реформа, о которой много говорят, должна быть не просто реформой суда, как ведомства, а ревизией всей системы права страны, прежде всего процессуального: уголовного и гражданского. Только тогда правосудие будет справедливым, предварительное следствие неподкупным, а прокуратура – не работающей по заказам.

– Юрий Михайлович, разговор получился содержательным. Но, как и прежде, не дают покоя два извечных российских вопроса: «Кто виноват?» и «Что делать?».

– Какая страна, такие и прокуроры, и судьи, и милиция. Можно, конечно, насильно все поломать. Но попытки одномоментно перепрыгнуть из тоталитарного государства в развитое, со всеми его демократическими институтами – это большевизм. Он в истории России уже был.

Опять же, что «полоскать» без конца суды, прокуратуру, силовые структуры? Они должны осознать, какое важное у них в обществе предназначение. А для этого им надо созреть. Если же говорить по большому счету, то каждому из нас предстоит, скажем так, родиться заново, 40 лет, как в Библии, проходить по пустыне, чтобы что-то сдвинулось в сознании. Можно сколько угодно говорить на эту тему, но развал в государстве всегда начинается с беспорядка в головах его граждан.