Совместно с Министерством культуры стартуем целую серию рубрик, направленных на знакомство с творческими личностями, самим процессом «культурного производства». В рубрике «Лица» мы сегодня поговорим с руководителем Молодежного театра Алексеем Храбсковым. Каждое интервью в данной рубрике выходит из рамок стандартной биографии, заглядывая немного дальше и раскрывая стороны человека и его жизнь с неизвестной для читателей стороны.

– Начнем с того, где родились и учились.

– Родился в Ульяновске в 1976 году, учился в средней школе №12, затем поступил в строительный колледж. Служил в 104-й воздушно-десантной дивизии в Ульяновске два года. Затем поступил в УлГУ на специальность «Актёрское искусство». Поступил в 1997 году, в 2001 окончил, квалификация – артист драматического театра и кино. Окончил аспирантуру УлГУ в 2013, защитил кандидатскую диссертацию, кандидат педагогических наук, сейчас являюсь заведующим кафедрой актёрского искусства в УлГУ.

– Как пришли к этой профессии, почему решили поступать именно туда?

– По стечению обстоятельств. С детства была тяга, её подкрепляли друзья с учителями. Говорили, что у меня есть способности, но, честно говоря, я так не думал. Участвовал в школьной самодеятельности. А потом, когда пришло время выбирать, я подумал, что это очень интересная жизнь и объявил об этом родителям, мне было 14 лет. Родители настолько меня не поняли, что стали меня разубеждать категорически. Поддавшись давлению с их стороны я пошёл в строительный колледж, чтобы, как они утверждали, «получить нормальную профессию и не умереть с голода». Мне говорили: “Спустись на землю”. Я спустился и честно попытался учиться в строительном, а театр решил оставить для души. Сначала пошёл к Геннадию Николаевичу Родионову во Дворец профсоюзов (сейчас «Губернаторский»), занимался у него. В 1992 году узнал о студии «Драм», которую возглавлял Борис Владимирович Александров. Пришёл туда, где меня сильно «повернуло». При этом Александров отговаривал: «Если сможете – оставьте театр для души, потому что профессия актера – это уже совсем другая «война». В 1996 году открыли факультет культуры и искусства и набрали первый курс по специальности. А в 1997 был второй набор, о котором я узнал от Александрова, и решил попробовать. Набор был хороший, прекрасный курс, великолепный мастер Михаил Вартанович Скандаров, которого я бесконечно уважаю и до сих пор пытаюсь быть продолжателем этой профессиональной театральной школы. Тогда он был деканом режиссёрского факультета ГИТИС. На нашем курсе преподавали столичные мастера по всем специальным дисциплинам: сценической речи, вокалу, сценическому движению, фехтованию, танцу. И мы получали из первых рук фактически московское образование. По окончанию университета мы пробовали показываться в Москве и Питере – к Розовскому, и в театр «Сфера», и к Додину, и в театр Комиссаржевской, но там своих было достаточно.

– Какая постановка из молодости с вашим участием кажется вам наиболее сильной и профессиональной?

– Это сложно определить, тут нечем «мерить». Мерилом для меня лично стали глубина погружения в роль, глубина потрясения от персонажа, которого ты играешь. Это когда ты забываешь о себе, роль захватывает полностью, но при этом остаешься собой. На втором курсе у нас был учебный отрывок из «Преступления и наказания» Достоевского, где я репетировал Раскольникова. Такой персонаж мне, наверное, не очень свойственен. Погружение в обстоятельства этой роли меня очень потрясло и так захватило, что я испытал невероятное удовольствие, которое невозможно описать. Мы репетировали сцену, где он признаётся в убийстве. Репетировали долго, где-то полгода. Это была очень напряженная и серьезная работа. Со стороны можно было подумать, что такие репетиции могут повлиять на актера, изменить его характер, будто он сам станет немного Раскольниковым. Я и сам готов был так думать, слишком уж серьезно заставил автор «вкрутиться» в эту историю… Но выяснилось, что это совсем не так. Когда состоялся показ отрывка, после пережитого напряжения и волнения, мы с моей подругой Катей Палюлиной (она исполняла роль Сонечки Мармеладовой) обнялись и разрыдались. И вдруг в этом момент я говорю: «Какой же он дурак!». Оказывается, не стал я никаким Раскольниковым, ничего подобного. И невозможно актеру стать кем-то другим. Я играл самозабвенно не потому, что во мне проснулся «убийца», а потому, что мне этого «дурака» было страшно жалко, я его очень сильно полюбил и очень хорошо понимал. Это было откровение. Но все это, конечно, были сугубо мои внутренние переживания, очень для меня значимые. Это совсем не значит, что в этой работе я достиг неких вершин и российский театр приобрел нового Раскольникова. Это была всего лишь учебная работа на втором курсе. Но она меня потрясла. Таких ролей бывает не очень много.

А вообще, моя тема, как мне кажется – это история «маленьких людей». Лично для меня это самая любимая и важная тема в драматургии и в литературе. Ее я выбираю сердцем. Мы с моей женой Дарьей Долматовой в 2014 году даже поставили спектакль по стихам Сергея Гогина «Маленький человек с большим сердцем». И назвались – творческое объединение «Маленький человек». В рамках этого тандема возникли и другие спектакли – «Другой человек» П. Гладилина и «Возвращение» А. Платонова в постановке руководителя драматического театра Натальи Никоноровой (кстати, мы там играем всей семьей, вместе с сыном.) Тема маленьких людей звучит в моих любимых спектаклях «Наш городок» на сцене драмтеатра, «Старший сын», который мы недавно сыграли в новом «доме» Молодежного театра – в «Художке» на Гончарова, 24. Работа в таких спектаклях меня захватывает полностью.

– С какой постановки началась ваша карьера как актёра?

– Первая роль, которую я получил и сыграл на профессиональной сцене, была на третьем курсе моего обучения. Тогда ещё был дефицит молодых актёров, поэтому было возможно сыграть на большой сцене, еще не получив диплома. По стечению обстоятельств нужно было заменить артиста в нашем драмтеатре. Случай там был дисциплинарный – с артистом попрощались. Он исполнял роль Лаэрта в Гамлете. Юрий Семенович Копылов меня тогда вызвал и попросил, как он выразился, помочь. Но на самом деле это было “предложение, от которого я не смог отказаться”, как в «Крестном отце». Сам Юрий Семенович потом мне говорил, что заметил мою роль Раскольникова и это повлияло на то, чтобы пригласить меня в театр. За три репетиции я был введён в роль Лаэрта. Это чудовищно короткое время, но выхода не было – производство. Это был страшный стресс и психологический «вывих». Для любого артиста срочный ввод – это стресс. Но все обошлось, я «влился» в коллектив. Потом было множество массовок, эпизодических ролей, как и положено молодому артисту. За все годы работы были и главные роли и роли второго плана. И в Небольшом театре и в театре-студии «Анфан-террибль», а теперь в Драмтеатре и в Молодежном.

– Можете ли вспомнить какие-то казусы на сцене, о которых сегодня вспоминаете с улыбкой?

– Скорее наблюдал со стороны. У нас бывают такие случаи, когда артисты друг друга «раскалывают» (заставляют смеяться на сцене при полном зале). Я бы сказал – это баловство, даже актёрский грех. Чаще я был свидетелем, и казусы бывали очень смешные. Но их сложно описать. Была одна смешная история на гастролях в Израиле. Есть такой спектакль – «Тётки в законе», где я играю участкового милиционера. Роль комедийная, острохарактерная. В какой-то момент я вместо пистолета достаю из кармана бутафорский огурец (так придумал режиссер). На одном из спектаклей я замешкался, огурец выскользнул из рук и улетел в зрительный зал. В зале тишина – все ждут, что будет дальше. Один из зрителей схватил его с пола и бросил мне на сцену. И огурец «приземлился» точно мне в руку, мне даже ловить не пришлось. Как в цирке. В зале хохот. Я повернулся к этому мужчине, откланялся и продолжил играть.

– Что вас вдохновляет?

– Всё красивое. Это довольно общий ответ, но это правда. Природа, женщина, картина. Вдохновляет, значит, толкает к творчеству, так? Как ни странно, вдохновляет несовершенство мира. Не в том плане, что я заметил какой-то недостаток и вдохновился, не так примитивно. Меня заставляет творить отсутствие любви там, где хочется чтобы она была. Вдохновляет пустой зрительный зал перед спектаклем. Я прохожу за кулисами и вижу зал без зрителей, но знаю, что через несколько минут он заполнится. Это невероятно красиво. В этот момент я думаю: «Господи, как я рад, что я здесь и сейчас…».

– Сложно ли сейчас попасть в Молодёжный театр актёром?

– Честно говоря, команда у нас уже сложилась. Я пока не готов ответить на этот вопрос. Театр нужно создавать с людьми, для которых наше общее дело нечто большее, чем личные потребности. Сейчас в нашей команде именно те ребята, для которых этот театр стал не площадкой для самовыражения, а реальной заботой о благополучии того дела, которое мы начали. В театр попадают те, кто заинтересован в нем, а не в себе, как в футболисте, которого зовут, чтобы он принес славу. Такой человек славу не принесёт, потому что любит себя, а не дело. Таких людей я боюсь. Новый театр рождается не из тех, кого зовут, а из тех, кто приходит. Мы отправляемся в большое плавание и сейчас нужны соратники, а не «звезды».

– За что вы можете уволить актера?

– Не было такого опыта. Но лично я не буду работать с человеком, который может подвести театр: не прийти на репетицию, сорвать спектакль и особо не переживать по этому поводу. Опять же, чье кредо: «Я в центре – остальное не важно».

– Приняли бы в театр человека без специального образования, но талантливого?

– Возможно, но всё равно бы такому человеку потом пришлось учиться. Учиться уже внутри театра. Мне пришлось бы продумывать для него эту «учебу», чтобы он освоил главные вещи. Он может быть одарён, но профессиональные навыки необходимо приобрести. Профессионал – это человек, который уже знает более короткие пути к результату, в отличие от любителя, вот и всё. Если я возьму талантливого дилетанта, то мне придется понимать, что со всеми месяц нужно репетировать, а с ним год, вот в чём разница. У профессионала стабильность – признак мастерства, а у любителя сегодня получилось, а завтра нет, и он не знает почему. Или вообще, чего доброго, думает, что он всегда на высоте… Мы учим профессионалов режиму – играем 24 спектакля в месяц, репетируем по 7-8 часов каждый день. Есть действительно талантливые и обаятельные ребята в студенческих театрах, всевозможных театральных студиях, которые говорят: «Мы ничем не хуже. Мы не менее талантливы». Но сможет ли такой талант проявлять себя не два раза в год в так называемых домашних радостях, а каждый день и с таким же азартом? Когда ты этой профессией хлеб зарабатываешь – ты должен быть лучшим из лучших, чтобы на тебя приходили смотреть, да ещё деньги за это платили. Мой любимый афоризм Жванецкого: «Мало знать себе цену – нужно еще пользоваться спросом».

– Какие планы у вас на будущее?

– Поднять Молодёжный театр.

– Что посоветуете прочесть и посмотреть нашим читателям?

– Советовать не решусь. Но последнее, что потрясло из прочитанного – «Сто лет одиночества» Г. Маркеса. Также интересует философско-религиозная литература: Николай Бердяев, Александр Мень, но это мои личные пристрастия. Из художественного кино последнее, что взволновало – «По млечному пути» Эмира Кустурицы, «Ла-ла лэнд», «Выживший».