Один из самых опытных и известных журналистов Ульяновской области Людмила Дуванова в красках описала неприятную историю, в которую попал ее сын. Понятно, что она мать и едва ли может быть непредвзятой, но ее репутация одного из известнейших ульяновских журналистов заставляет нас отнестись к ее оценке ситуации с доверием. Суть в том, что сыну Людмилы грозят уголовным делом за очень спорное правонарушение, по которому уже активно ведется уголовное дело.

В связи с этим мы от лица редакции попросили бы сотрудников правоохранительных органов проверить данную информацию. На кону конкретная судьба молодого человека. Слово самой Людмиле:

– Экспозиция
14 мая этого года человек сидит на ступеньках почтового отделения на ул. Минаева в десяти метрах от двери в свой подъезд. Рядом валяется чья-то банка пива. Останавливается экипаж ППС: чего это ты тут сидишь? Далее, как в анекдоте – живу я тут.

ППСники – ребята уставные, недоверчивые к словам граждан: а проедемте в ОМВД Ленинского района, ты же, как будто бы, пьян!

Акт первый. Барышни и хулиган
Привозят около 22 часов. А вот уже и 23 и 24…  Ни протоколов, ни направления в наркологию… Скучно жить на этом свете, господа.

В 00.20 (уже 15 мая) другой экипаж ППС привозит двух барышень, одна из которых – несовершеннолетняя. Полицейский-водитель начинает составлять протоколы на дам, а человек со ступенек почты дает юным особам советы не подписывать ничего сразу  – если обучены грамоте, вначале – читать.

Полицейский- водитель начинает нервничать: какой-то, господи, прости, гражданский, да еще и доставленный, мешает работать ему, старшему сержанту! В ходе межличностной словесной перепалки сержант огорчился, что он сейчас в полицейской форме, а вот если бы на улице!.. Человек с Минаева резонно заметил, что при таких понятиях надо не в полиции работать, а помидорами на рынке торговать.

Акт второй. Кетчупа не получилось
Почему привычное здешнему уху слово «помидор» дало нейросигнал полицейскому-водителю, что он не в помещении полиции, а будто бы на корриде, дело психиатров. Сержант (старший!) всеми своими многочисленными килограммами  набросился на человека с Минаева  и борцовской подсечкой швырнул на пол. Подсечка была профессиональной – у человека с Минаева медики и через месяц зафиксировали оставивший следы ушиб голеностопного сустава.

Двое полицейских оттащили  сержанта от гражданина, находящегося, как и все остальные, под камерами видеонаблюдения (они в ОМВД Ленинского района в достатке), и вскоре, безо всяких протоколов, отпустили человека с Минаева на волю. Он пришел домой и рухнул спать. Замечу, что это была глубокая ночь 15 мая.

Акт третий. Прапорщик как «слуга царю, отец солдатам»
Человек, уроненный полицейским на пол  полицейского же участка,  мирно спал, а в участке тем временем проходил мозговой штурм: что, если эта гражданская … рванет поутру в прокуратуру? А если – в СК? Полицейский сержант быстренько накатал рапорт на имя начальника ОМВД, в котором сгоряча признался, что в отношении гражданина «была применена физическая сила». И слава богу, что начальники умнее подчиненных – ну да, не вырубишь эту фразу топором, а кто сказал, что ее надо замечать? Старший сержант тем временем (около 3 утра) отбыл в наркодиспансер, где дежурный врач за 7 минут освидетельствовал, что полицейский не только трезв, но у него «видимых повреждений нет; одежда чистая; опрятен».

Наконец утром 15 мая в ОМВД появляется одно из центральных действующих лиц: прапорщик. И не просто прапорщик, а командир того самого отделения, где свято охраняет покой граждан опрятный и трезвый старший сержант ППС.

Прапорщику 47 лет, на будущий год – пенсия, а лучше – Росгвардия, и тут в его прочерченную судьбу вмешивается сержант со своей оскорбленностью на помидоры. А ведь никто не отменял приказа МВД России, что именно на командира ППСП «возлагается персональная ответственность за организацию и осуществление деятельности подчиненного подразделения».

Прапорщик начинает играть роль «отца солдатам»:  исчезает запись с камер видеонаблюдения, а он и сержант, даже не подозревающий, что исполняет роль спасителя прапорщика, роль пешки в большой игре, мчатся в СК Ленинского района к следователю. Тому тоже же надо подумать, поэтому только на следующий день, 16 мая, сержант полиции пишет заявление следователю на… гражданина, к которому он САМ «применил физическую силу». Заявление старшего сержанта о том, что, наоборот, «гражданин применил ко мне насилие ко мне как представителю власти, в связи с исполнением мной, моих должностных обязанностей» (так в оригинале!) явилось спусковым крючком для начала фабрикации дела в отношении невиновного и путеводной звездой для прапорщика.

Акт четвертый. Выходят на арену силачи
В этот же день, имея на руках только заявление сержанта и заключение нарколога, следователь СК признает полицейского потерпевшим: «причинен физический и моральный вред», а в отношении гражданина в 16 часов 16 мая  возбуждает уголовное дело «по факту причинения насилия, неопасного для жизни и здоровья в отношении представителя власти». (К слову сказать, уведомление гражданину о том, что против него ведется уголовное дело, так никогда и не пришло).

В 16.30 следователь допрашивает потерпевшего:

«- От применения насилия в отношении вас у вас образовались какие-либо телесные повреждения?

– Нет, никаких телесных повреждений у меня не было, я только испытал физическую боль».

Прямо как с верующими: душевных повреждений нет, но они испытывают моральную боль.

17 мая следователь направляет все же сержанта на судебно-медицинскую экспертизу и 25 мая получает ответ: «На момент проведения осмотра каких-либо повреждений в виде ран, ссадин, кровоподтеков не обнаружено». А у гражданина, не забудем, и через месяц никуда не исчезли следы ушиба голеностопа.

Все эти дни, с 15 по 25 мая включительно, у «фабрикантов» забот полон рот. Надо же хоть как-то обосновать уголовку. Появляются свидетели. Полицейские. Коллеги. Однополчане, можно сказать. Их много, но только трое решаются на свидетельствование. Однако в таком деле всяко лыко в строку. Вдруг появляется оторванный погон и шеврон, удары полицейскому по ноге…  Если в первом заявлении старший сержант писал, что вся заваруха произошла в полиции в 00.30 15 мая, то теперь следователь настаивает, что случай случился «в период времени с 00.30 до 1.30 15.05 2018, более точное время не установлено». Неужели следователь СК незнаком со ст. 73 УПК: «Недопустимыми являются указания о том, что событие произошло в неустановленное следствием время. Время события преступления должно быть установлено с юридически значимой точностью». Этому, конечно, помогла бы видеозапись, которая, по свидетельству начальника ОМВД Ленинского района хранится неделю, и которая должна была бы быть «живой» аж до 22 мая, но следователь ее почему-то так и не запросил…

Акт шестой. Прапорщик разбушевался
Прапорщик невелик ростом, энергичен, тверд в достижении своей цели – достойной пенсии и дальнейшей денежной работы. 21 мая он выискивает телефон и адрес «домика в деревне» старушки-матери будущего уголовника и начинает пугать ее по телефону всяческими карами в отношении сына. Этого мало – прапорщик 25 мая приезжает в село, объявляет, что ее сын в розыске (хотя он по-прежнему живет по адресу, не ведая о заведенном на него уголовном деле), угрожает, а потом, не добившись нужного результата, 25 минут колотит в железную дверь ногами. Матушка подозреваемого обращается в 112, в этот же день у нее констатируют гипертонический криз и ишемическую атаку сердца. И что – важны ли щепки, когда на кону – пенсия прапорщика?

Акт седьмой, заключительный. Следовательница на красной Мазде
Утомительно и вряд ли нужно писать о том, как, почему и зачем 7 июня  начальник СК Ленинского района заменил следователя на следовательницу, молодую даму, только что приехавшую из Карсуна. Понятно, что дела по ч.1 ст.318 почетны и ответственны – защита полицейских!

Сказать, что следовательница не владеет процессуальными знаниями, не сказать ничего. Но именно по ее указанию 7 июня оперативник и прапорщик – оба из ОМВД Ленинского района – производят задержание гражданина подозреваемого, причем оперативник в гражданской одежде произрастает на балконе 3 этажа, прапорщик в это время колотит ногами в дверь, а гражданин никак не может понять – что это? Кто это?

Целеустремленная следовательница кропает 209 листов уголовного дела, подозреваемый превращается в обвиняемого, пишет ежедневно на имя следовательницы ходатайства, которые она не рассматривает, как не рассматривает ее начальник правду о том, что случилось в полиции 15 мая, хотя прокуратура Ленинского района направила правду о полицейских, написанную гражданином, тогда еще подозреваемым, для реагирования, а не для сокрытия.

Наступает последний день ознакомления обвиняемого с делом. На календаре – 10 июля. Следовательница наконец удовлетворяет одно из ходатайств обвиняемого – предъявляет спустя 2 месяца вещественное доказательство. На стуле в ее кабинете сидит старший сержант с целенькими погонами и шевронами, но как только обвиняемый, давясь от смеха, начинает фиксировать вещественное доказательство на камеру телефона, убегает. Следовательница нервничает, а  гражданин замечает, что дело со вчерашнего дня неожиданно выросло еще на 100 листов, но получает на ознакомление 15 минут. Через 15 минут она вызывает тревожной кнопкой Росгвардию, обвиняемого выводят из кабинета, следовательница исчезает на красной Мазде.

Дальше – тишина. По сей день. Вопрос: а может ли суд осудить заочно? Ответьте, господа и госпожа из СК Ленинского района!