Дикое поле

 

Дабы край оберечь от набегов башкир и ногайцев

И унять навсегда их по-волчьи разбойную прыть,

Государь повелел Хитрово – от Карсуна к Симбирску

Ров копать, сыпать вал и засеки, не медля, рубить.

 

Сберегать было что  –  по Суре от Курмыша

к Свияжску

Непрерывной чредой вековые стояли боры.

Меднотелые сосны, как струны, звенели

зимой от мороза,

Истекали смолой от истомной июльской жары.

 

На ручьях и речушках гнездились бобровые гоны.

Даже днём становилось темно от пролётных гусей.

Как бояре хмельные, в малинниках спали медведи,

И обозы пчелиные к дуплам тянулись

с медовых полей.

 

В мелколесьях и пустошах лоси бродили стадами.

И куницы за белками мчались в ветвях верховых.

А в Суре жировала по заводям царская стерлядь,

И сомы щекотали русалок усами в потёмках речных.

 

Край обильный, не ведавший русского слова,

Простирался на полдень вдоль Волги-реки.

Вкруг лежали ещё никогда не рождавшие земли.

Только дрофы ныряли в траву, да свистели сурки.

 

Край пустынный! Просторное Дикое поле,

Где ковыль, словно мех соболиный, волнуясь, сиял.

Там во тьме зарождались несметные орды,

И московский престол от кровавых набегов дрожал.

 

Сберегать было что – Волга стала проезжей дорогой

От Москвы и до Каспия, до шемаханских краев.

Струги с красным товаром упругую пенили воду

На стремнине, разбойных страшась берегов.

 

Государь повелел, и по слову его каждый пятый

Двор послал мужика на царёвы труды.

Так возникли Тагай и Уренск, и Сокольск, и Юшанский,

И другие острожки Карсунско-Симбирской черты.

 

Громоздили валы, заострённые брёвна вбивали,

Рыли рвы в три сажени, а там, где был лес,

Там засеку рубили почти в полверсты шириною,

А пред ней выпускали на поиск казачий разъезд.

 

Под защитой черты поселялись стрельцы и крестьяне,

Созидатели края, первожители русских слобод.

И плодились несчетно, пахали и сеяли жито,

И стекался к ним беглый гулящий народ.

 

Оглядевшись, подняв целину и построив жилища,

Для души возводили церквей многоглавую вязь.

Сквозь леса и болота дороги к столице торили,

Чтобы крепла с Москвою державная связь.

 

 

Андреевский курган

 

Разъят курган.

На дне его – гробница.

В ней прах вождя неведомой страны

Сжимает меч костлявая десница.

Пустые очи сумрачно темны.

 

И рядом с ним – два воина в кольчугах

Стоят  зарыты с копьями в руках,

Что добровольно и вождя, и друга

Пошли сопровождать в могильный мрак.

 

У ног его – ничком скелет девичий

Наложницы

(Пусть не скучает он).

Живьём зарытой, как велел обычай,

На торжестве печальном похорон.

 

И конский остов под седлом богат

И на сосудах серебристый тлен.

Гнетущее величие распада.

Слепая неизбежность перемен.

 

Валун

 

На нём свои оставили следы

Мороз и солнце, суховей и ливень.

И на вершине глинистой гряды

Лежит он, словно исполинский бивень.

 

Он много видел:

Толпы диких орд

Здесь табунились, крах готовя Рима.

И космы шкур, и лошадиных морд

В нём отражались, проплывая мимо.

 

Он помнит первых пахарей Руси,

И знает дату каждого набега,

В те времена, когда дичали псы

На мёртвых пепелищах человека.

 

О многом может камень рассказать,

Но разве от него добьёшься слова.

Лежит он, как гранитная печать,

На беспробудной памяти былого.

 

 

Святослав

Ветер дул с понизовья, упругий и свежий.

Воссиял по-над Волгой луны светлый шар.

Русский князь Святослав шёл на Белую Вежу,

Чтоб безжалостный меч обнажить на хазар.

 

Были полны добычей из Булгара чёлны.

На могилах друзей отшумели пиры.

И дружина устала грести через волны,

И пристала к подножью Синбирской горы.

 

Запылали костры. И над станом дружины

Плыл от Волги туман, предвещая тепло.

Князь отведал сопрелой сырой строганины,

Лёг на землю, главу преклонив на седло.

 

И объял его шум листвяного напева.

И прозрела душа, устремляясь во тьму.

И, восстав из воды, златовласая дева,

Наготою сияя, явилась ему.

 

И сказала она:

– Ты хазарское царство

Разгромишь, византийцев повергнешь во прах.

Только помни, всегда опасайся коварства

На днепровских порогах, в ковыльных степях.

 

Месяц плыл над землёю туманным осколком.

– Кто ты?.. Как мне найти тебя,  где?

И ответила дева речная: Я – Волга.

И сокрылась в прибрежной кипящей воде.

 

Он проснулся и встал. Кумачёвого цвета

Облака проплывали над ним на заре.

И шумели прибоем деревья от ветра

На высокой и древней Синбирской горе.

 

 

Булгар Великий

                                         Р. Шарафутдинову

 

Был Булгар Великий, многолюдьем

обильный и славный,

Защищённый от недругов крепкой дубовой стеной.

Много белых, как снег, украшали столицу мечетей.

Далеко было видно вокруг серебро полумесяцев их.

 

Пять веков город был знаменит мастерами ремёсел,

Что готовили замшу, сафьян, выплавляли металл.

Славой Булгара были шеломы, мечи и кольчуги,

Но особо – воловьи, упругие, как барабаны, щиты.

 

Полноводный Итиль бороздили купцов караваны

Из персидских и свейских, закамских

и русских земель.

Открывала радушно пред ними ворота столица,

И на торжищах бурных копила богатства свои.

 

Был Булгар Великий володетелем нив плодородных,

Тучных стад крепкошеих быков и несметных отар.

Табуны аргамаков копытили дикие степи.

И кипел в бурдюках, вызревая к байраму, кумыс.

 

Были девы нежны и чисты, словно майские луны.

Благонравные жёны хранили огонь в очагах.

А мужья были мощные вои. Мечи в их десницах

Беспощадно разили надменно кичливых врагов.

 

И народы, что жили вокруг – черемисы,

мордва и марийцы,

Приносили им дань: хлеб и мед,

серебристых бобров и куниц.

Булгар всех государь был отцом и владыкой

для смертных.

И послы дальних стран пировали за ханским столом.

 

 

Был Булгар Великий, стоять бы ему

до скончания века.

Но в каспийских степях зародился неистовый смерч.

Миллионы копыт враз ударили в гулкую землю

И орда саранчой накатилась на булгарский край.

 

Это были монголы, свирепые волки пустыни,

Кровь привыкшие пить из артерий своих жеребцов.

Головнёю горящей они по земле протекали,

И за ними три года на ней не росло ничего.

 

Медью прочной окованы были ворота столицы.

Но ударом тарана повержены были они.

И резня началась. И по плитам текла изразцовым

Кровь невинных детей, юных дев и седых стариков.

 

Трое суток монголы терзали и грабили город.

И, насытившись кровью и златом, его подожгли.

Был Булгар Великий, от него не осталось и плача

Летописца – поэта, лишь россыпи ржавых монет.

 

 

Витязь

 

Кончилась дорога.

Чёрный камень

На распутье медленно восплыл.

Фыркнул конь.

Метнулся ярый пламень

Из ноздрей и надпись  осветил.

 

Хмурый витязь

По складам читает

Древнее пророчество в стихах.

Ничего оно не обещает,

Кроме смерти,

На земных путях.

 

Мир велик,

Но где пути другие?

Как идти, когда подсказки нет.

А страна за камнем тем –

Россия!

И над ней восходит дивный свет.

 

Витязь булаву забросил в яму.

Снял доспехи.

Меч вонзил в траву.

И босой,

По бездорожью прямо,

Он пошёл,

Склонив на грудь главу.

 

Тридцать дней

Он шёл без сна и хлеба.

Конь за ним ступал стопа в стопу.

Он увидел озеро и небо.

И услышал ангела трубу.

 

 

Этот глас

На путь его направил.

Понял он, что Богом не забыт.

И на этом месте крест поставил.

И в бугре песчаном вырыл скит.

 

Тридцать лет

Со тщаньем и любовью

Он молился, пашню поднимал.

– Больше ты не пахнешь, витязь, кровью.

В мир иди…

Нашёл ты, что искал!

 

 

                          Николина гора

 

Рассветный час.

В тяжёлых снежных тучах

Мелькают ярко всполохи зари.

И на краю высокой древней кручи

Смотрю я вдаль с Николиной горы.

 

Распахнутый простор смущает душу.

Засурье,  лес, огнисто-золотой…

Рассветный час.

Легко смотреть и слушать,

Как бы паря над отчей стороной.

 

Здесь каждый вздох минувшим отзовётся,

Как эхом, из глубин седых веков.

Явленье Николая Чудотворца

Здесь изумило некогда врагов.

 

И в ужасе они бежали в степи.

И затерялся навсегда их след.

Здесь созидались рубежи и крепи,

И святости струился дивный свет.

 

 

 

                        Иван Грозный на Суре

 

Казань близка. В мордовских дебрях рати

Князь Курбский вёл три ночи и три дня.

И, выйдя из лесов, на кровяном закате

У берега Суры остановил коня.

 

Царь Иоанн оставил спешно Муром

И шёл навстречу с войском основным.

Клубились облака на небе хмуром.

Над станом вился горький белый дым.

 

Там, где Барыш с Сурой сливались вместе,

Вставала из воды седая хмарь.

И прискакавший Иоаннов вестник

Всем объявил, что завтра будет царь.

 

Князь Курбский из шатра шагнул наружу.

Вокруг костров мерцал багровый свет.

Звезда, взлетев, отяготила душу

Предчувствием уже недальних бед.

 

Он знал, что за казанскую победу

Придётся заплатить ему сполна.

Но князь в тот час того ещё не ведал,

Что будет и Ливонская война.

 

Что будут мятежи, опалы, казни,

Опричнина, потоки подлой лжи.

Но в этот миг он мог помыслить разве,

Что скоро сам в Литву перебежит?..

 

Наутро они встретились. Пожаром

Рассвет в Суре волну окровянил.

И князь перед великим государем

Бестрепетно колено преклонил.

 

 

                                       От автора

 

      Книга «Синбирские сказания» содержат двадцать шесть поэтических и прозаических сказов из истории Синбирского края,  созданных  русским поэтом Николаем Полотнянко для читателей самых разных возрастов, от школьников до пенсионеров, интересующихся прошлым своего родного края.

Обращаем внимание, что все сказы относятся к тому времени, когда город назывался Синбирском (1648-1780). И представляют собой художественное отражение действительных событий в стихах и прозе, и поэтому могут использоваться  для школьных занятий по краеведению.

Николай Полотнянко автор четырёх исторических романов из синбирской истории нашего края, созданных им в 2006-2010 гг. Полностью книги автора имеются в ульяновских библиотеках, а так же на сайте литературного журнала «Великоросс» http://www.velykoross.ru/authors/all/author_77/

 

Вопрос: как издать книгу? Автор дважды посылал электронный вариант ответственным лицам, которые громче всех кричат о культуре и патриотизме, но не получил ответа. Пока в его шапке 10 тыс руб . Не хватит даже, чтобы издать 100 экз.