От автора.

  Мой любимый писатель нобелевский лауреат и исследователь таких непостижимых категорий как любовь, смерть и время – Иван Бунин размышляя о зависимостях человека и времени сказал: «Наверное, я бы не знал сколько мне лет, если бы мне не сказали когда я родился».

Примерно такое же мироощущение у меня.

Несмотря на прожитые годы, мне кажется, что я только вчера ощущал босыми мальчишескими пятками знобящий холод апрельской оттаявшей земли… И  также, как в детстве радуюсь первым  весенним цветам мать-и-мачехи… Они кажутся мне олицетворением  любой человеческой жизни: растут на скудной глинистой земле, заморозков не боятся,   солнцу радуются…

Пожалуй, вся моя жизнь сложилась бы не так как она сложилась, если бы не мой отец, сельский учитель Миндубаев Абдулбарый Щарафутдинович не вложил в мое детское понятие необходимость учебы. Я всегда любил учиться и в Свияжской средней школе, которую окончил с медалью, и в Казанском университете, и в прочих учебных заведениях, где мне довелось узнавать непознанное.

После окончания Казанского университета куда только не заносила меня судьба! Работа в газетах: «Комсомольская правда», «Известия», «Литературная газета», дали мне возможность не только узнать свою страну от Южно-Сахалинска до Соловецких островов – но и увидеть мир за пределами моей Родины.

В жизни, конечно, бывало всякое: и награждали и наказывали. Последнее, с моей точки зрения, происходило не всегда справедливо, но, как оказалось, всегда шло на пользу. Я признателен как первым, так и вторым, то есть ободряющим и порицающим.

Как у всякого нормального человека, у меня есть дети и даже внук. С друзьями я не расстаюсь как правило, а враги как-то сами незаметно исчезают.

Мною написано немало книг. К сожалению, сегодня Россия перестает читать, потому и перо чаще всего не опускается в чернильницу.

И в конце этой  краткой исповеди я хотел добавить вот что.

Я благодарен моим родителям, которые не бросили своих детей даже в невыносимо тяжкие времена.

Я благодарен моим врагам, которые вышибли из меня боязливость и добавили твердости.

Я благодарен всем женщинам на моем пути – ибо они убедили меня в непредсказуемости, непознаваемости всех закоулках их душ и тел.

Но более всего я благодарен друзьям, которые не дали мне впасть в отчаяние при любых поворотах судьбы.

Эхо моей жизни  слышится в   новой книге «Зов отцов»,которая только что  вышла из типографии..

Некоторые  стихотоворения из нее  я предлагаю вниманию  читателей «Симбирского глагола».

.

                                      ***

 

Жан Миндубаев.

 

 ОПЯТЬ О ДУШЕ

 

Она взвивается как пламя –

Лишь тронь  нечаянно

Струну…

Душа ведь

Голыми ногами

Шагает вечно по огню.

 

Она давно

Познала лживость

И клятв,

И вздохов,

И страстей.

Она забыла сон

Где снилась

Дорога счастья

Без теней.

 

Где только небо.

Только солнце.

Взахлеб цветущий розмарин.

И даже малые   оконца

Полны
любовью

До седин.

 

Но не бывает жизнь

Без горя.

Рождение –

Без похорон.

А океан?

И он- скажите!-

На высыханье

Обречен?

 

 

Я ВЕСЬ В ДЕВЯТНАДЦАТОМ ВЕКЕ

 

Я весь в девятнадцатом веке…

Двадцатый не манит меня.

Он, душу убив в человеке,

Шел страшной дорогой огня.

 

За ним оставался лишь пепел.

Да жуткая трупная гарь…

И в нем небосвод был не светел,

Слезами казался янтарь…

 

И сумрак под лживые речи

Щетинился злобой штыков.

А в недостижимом далече

Нам чудился счастия зов…

 

«Минует все поздно, иль рано» –

Толкует мне царь Соломон…

Двадцатый – как вечная рана –

Все ноет за далью времен.

 

И годы, и память, и нервы…

Уйдут ли все за горизонт?

Но мне и теперь, в двадцать первом,

Двадцатый все жить не дает…

 

Когда-то, закрыв свои веки,

Усну я в немой тишине…

И все ж…

В девятнадцатом веке

Остаться так хочется мне!

 

 

 

 

ЗОЛОТАЯ СЕРЕДИНА…

 

Вижу я: облетела рябина –

А вчера еще пышно цвела!

Нет в российской земле середины

Мало света,

Покоя, тепла…

 

Вот ликующий май –
Песнопенье!..

Соловей тешит душу в ночи…

А наутро…

Ну что за явленье?

Под окном снег сугробный торчит.

 

То звенят по деревне частушки –

И трещит от гулянки изба…

То вдруг жахнет –

Как будто из пушки:

«Ночью градом побило хлеба!!!»

 

То округа залита весельем –

То рыдает навзрыд полсела:

«Сыновей нынче прям с новоселья

Вновь страна воевать повела!»

 

Вновь у нас вместо солнца – потемки,

Свету белому каждый не рад…

И опять с синь-небес похоронки

На притихшие семьи летят…

 

Жизнь в России отмерить непросто:

День то ясен,

То тягостно пьян…

От венчальных шелков до погоста

Продираемся через бурьян.

 

И опять сиротеет рябина.

А вчера, как невеста цвела…

Нет у нас золотой середины –

То – палящий огонь!

То – зола…

 

 

 

ЗЕМЛЯ – САТУРН

 

Мусор.

Грязь,

Кособокая урна.

Бомж.

Собака с отбитым хвостом.

Говорят, где-то возле Сатурна

Обнаружена жизнь

Что потом?

 

Ну, направим к планете ракету.

«Дерешкову» пошлем.

«Терешка».

К ним

Подсадим овцу –

На котлеты.

И картошки –
Четыре мешка.

 

Добредет наше чудо земное…

Дом построит.

Детей наплодит.

Урожай увеличится вдвое.

Вознесется там

Ядерный щит.

 

Ну, понятное дело,

И рюмка –

Без нее

Не освоить Сатурн.

Будут чокаться,

Ужинать,

Хрумкать

Под рыданье

Гитаристых струн.

 

Станут нефть

Добывать из Сатурна.

Вновь победы.

Урра-а!

А потом?

Мусор.

Бомж..

Кособокая урна.

И собака.

С отбитым хвостом.

 

ОСЕНИ ТРЕВОЖНЫЕ КАЧЕЛИ…

 

Осени тревожные качели

Вновь опять на землю опускают…

Журавли, конечно, улетели –

А снега,

Понятно, нависают…

 

Пес из будки вылезать не хочет.

В думе колбасятся депутаты…

Будущее снег и тьму пророчит.

Прошлое

Перебирает даты…

 

Круговерть Земли.

Вращенье неба.

Каруселят бытие земное.

В Киеве кричат:

«Свободы треба!»

А в Москве ворчат:

«Ну, что такое!?»

 

Мысль лениво

Что-то ковыряет.

Слышен вздох:

«Ах, нет на свете друга!»

Но придет зима

И заровняет

Кочки

На бессмысленности круга…

 

 

В ДЕРЕВНЕ

 

В овражке, в дырявой избенке

Седая старушка живет.

Родные ее позабыли

И в гости никто не зовет.

 

Бельмом затуманило око,

А жизнь? Никаких уже сил…

И вечером так одиноко –

Хоть смерти у бога проси…

 

В сарае дрова отсырели –

Солярка уж их не берет…

Веревка на дедовской ели

Болтается, манит, зовет.

 

Сходила бы в храм причаститься –

Нет денежки… Мал «пенсион…

Осталось: пойти  удавиться

Под карканье злобных ворон?

 

…Коттедж на холме рассиялся –

Там счастье, любовь, денег звон…

…В избенке неслышным остался

Предсмертный старушечий стон.

 

 

 

ВИДЕНЬЕ ЗАКАТА

 

Заката жизни злая полоса

Сродни, конечно, догоранью лета:

Счастливые умолкли голоса;

Суть бытия безжалостно раздета.

 

Тяжелый час, тягучая тоска

Берет за горло и судьбою правит.

Как будто гроба мрачная доска

Тебя, еще живого, давит.

 

ТУМАН, БЕЗЛЮДЬЕ…

 

Туман.

Безлюдье.

Тишина.

Луна, как совесть, за туманом.

И спит страна, утомлена

То ли работой,

То ль обманом…

 

Что ей привычней,

Что родней?

В веках и бывших,

И грядущих?

Что снится за чертою дней,

Что грезится в российских кущах?

 

Гулаг?

Победы?

Сталин?

Бог?

Державный взлет?

Иль душ спасенье?

О, если б кто ответить смог!

Если б явилось озаренье!

 

Но спит страна.

Тревожный сон

Не явит внятного ответа…

Вздох облегченья?

Радость?

Стон?

Иль  мне мерещится все это?

 

 

ЖЕНЩИНЕ.

Оставьте меня на пустынной дороге

Где ветер безмолвствует и темнота.

Оставьте меня!…

Я в тоскливой тревоге

Задумаюсь снова:

Вы та –

Иль не та?

 

Мы встретились странно.

Мы долго смотрели

В далекие дали.

И близко – в глаза.

Я помню: рыдали в лугах коростели,

О чем-то шепталась под ветром лоза.

 

За нашими спинами – боль и ошибки.

Та радость забылась.

А горесть жива.

И не потому ли мне кажется зыбкой

Та лунная тропка, что нас повела?

 

Дорога пустая мне тайну откроет.

Мне темень кромешная путь озарит…

А ветер сомнений все воет и воет.

А свет Ваших глаз все манит и манит…

 

 

ОГОНЕК ХУТОРА

 

Среди многих житейских скитаний,

В суете непонятных дорог

Вижу я и во сне и в мечтаньях

Этот малый лесной хуторок.

 

Может быть по случайности жизни;

Может быть по веленью судьбы –

Вдруг возник в середине Отчизны

Огонек деревенской избы.

 

Заманил обещанием счастья,

Затуманил виденьем любви…

И как будто исчезли напасти –

И запели в душе соловьи…

 

Все проходит… И счастье не вечно.

Но хотелось бы верить: и впредь

Огонек хуторской бесконечно

Будет ночью гореть и гореть…

 

Верю я: он меня не обманет.

Он узнает меня, подмигнет…

И сквозь ливни, ненастья, туманы

Верной тропкой к себе приведет.

 

УРОЖАЙ АПРЕЛЯ

 

Помнить голод мне выпало счастье…

Сорок третий.

Весна.

Стаял снег.

На картофельном поле, в ненастье

Убирал урожай человек.

 

Было время голодных,

Недетских лет.

Я кончал третий класс.

В этот год пехотинец советский

Гнал от Волги чумной «Was ist Das?»

 

Над Москвой грохотали салюты.

Отдавал грозный Сталин приказ.

А в деревне глухой голод лютый

Добивал недокормленных нас…

 

Был апрель до крапивы далеким

И коневник еще не пестрел.

Лишь из мерзлой земли

Мрачным оком

Прошлогодний картофель смотрел.

 

Пучеглазый, гнилой – но пригодный

Для еды…

Он от смерти спасал.

Потому, как крутой огородник,

Я его из земли ковырял.

 

Это вспомнилось…

Вдруг я заплакал

Своей горькой слезы не стыдясь…

Крошке хлеба,

Скатившейся на пол,

Словно Господу Богу

Молясь.

 

МОЕ ВЕРХНЕУСЛОНЬЕ

 

Здравствуй, Верхний Услон!

Здравствуй, милая Волга!

Вам привет и поклон –

Я не видел вас долго…

 

Не каприз – а судьбы

Непонятное око

Из отцовской избы

Уводило далеко…

 

Но в любой стороне,

Как души амулеты,

Были живы во мне

Дорогие приметы.

 

За деревней холмы,

Над урманами грозы,

И военной зимы

Леденящей угрозы.

 

Вдоль Свияги-реки

Мной набитая тропка.

И девичьей руки –

Вдруг коснувшейся робко…

 

В сновиденья летит

Вид села на закате;

Грузовик – на пути

Появившийся кстати.

 

Половодья восторг,

Поплавок у плотинки –

Вот услонских дорог

Дорогие картинки.

 

Это – детства огни.

Это – счастья минуты.

Даже если они

Были тяжки и круты…

 

Здравствуй, Верхний Услон!

Здравствуй, град Свияжск древний!

И, конечно, поклон

Моей милой деревне.

 

Что на славных холмах

Возле Красного дола

Звоном вод, пеньем птах

И звала, и колола…

 

 

И когда я вернусь

В Маматкозино кущи –

То в любви поклянусь –

Я земле…

Самой лучшей!

 

 

 

МНЕ ЗДЕСЬ ВСЕ ДОРОГО…

 

Мне здесь дорого все:

И деревня,

Что у речки Канавка живет;

И Свияжск, удивительный, древний;

И в работе усердный народ.

 

А в полнеба над Волгою зори?

А грибы по осенним лесам?

А холмы над Сулицей, где вскоре

Поселюсь я, пожалуй, и сам…

 

Я бродил по планете немало.

Посетил много разных краев.

Но всегда мне тебя не хватало

Мой Услон…

И я слышал твой зов.

 

Даже в самых заманчивых странах,

Где красоты пленяют наш глаз,

Под размеренный шум океана

Мне Услон вспоминался не раз.

 

А точнее – всегда он был рядом –

Океанская даль не зовет –

Чуял сердцем, душою и взглядом:

Здесь,

Со мной

Моя Волга течет!

 

Как забыть мне услонские горы?

Как не помнить мне Верхний Услон?

Если в эти родные просторы

Я отчаянно с детства влюблен?

 

…Пусть последним прибежищем будет

Мне покой той услонской земли…

Той,

Которую добрые люди

Столь веков

Для меня

Берегли!

 

 

ГРУСТЬ И БОДРОСТЬ

Не по нраву мне бодрые песни.

По душе мне –

Российский романс.

Не могу я принять –

Ну хоть тресни!

Звук, где смешаны

Водка и квас.

 

Хоть и молвил поэт

Без опаски

Что до полночи

В праздник

Готов

Слушать песни

И зреть;

«Эх, ты!!!» –

Пляски

Захмелевших своих мужичков.

 

Этот «спич»

Мне конечно понятен.

Уважения знак

Вижу тут.

К тем, кто правит

И в осень, и в ясень

Свой крестьянский,

Немеряный труд.

 

Если праздник –

Рубахи алеют.

И душа нараспашку:

«Жива!»

«Нынче

Даже и трезвый хмелеет!»

«Нынче

Радостный день Покрова!»

 

Потому я сижу

И любуюсь:

Крепко смешаны

Водка и квас!

Эх, пойду-ка

И я!!

Покрасуюсь!

Завтра будет мой грустный романс…

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ

Памяти поэта  Николая Романова.

Звала, звала его деревня!

Изба,

Тропа,

И тот погост

Где, словно вечные деревья,

Кресты восходят

В полный рост.

 

Давно он не был в тех краях!

Давно забыли там поэта…

Как сладко там

Шипокник пах!

Каким желанным

Было лето!

 

Идти пешком?

Какой прогресс?

Прогресс, когда сидишь в «Риони»…

И под капотом,

Словно бес

Взревет мотор,

Стремясь к погоне…

 

И он, в роскошном пиджаке,

Иль, скажем, в смокинге

Английском

С женевским «таймом»

На руке

Вдруг явится

В деревню к близким.

 

Не верят все своим глазам!

Ужели это он,

Романов?

Тот,

Кто учился здесь азам

Пася телят,

Коров,

Баранов?

 

– Ну, здравствуй!

Хохот и балдеж.

И девок близкое соседство…

– Коляня!

Что  же ты  не пьешь?

И  чем ты вспомнишь

Свое детство?

 

Родня.

Улыбки.

Стол горой.

Желанный гость,

Веселья звуки.

«Вот он, поэт!

Вот наш герой!

Вернулся к нам

Посля разлуки!»

 

А он,

Налив стакан-другой

Пиджак смахнув

И смежив вежды

К своей столешнице родной

Прильнул,

Как

К островку надежды…

 

И то ли плача,

То ль во сне

Твердит одно и то ж упрямо:

«Явись, как прежде, ты ко мне!

И обними меня ты,

Мама!»

 

Но мамы нет.

И папы нет.

Лишь

Полупьяный рядом дядя

Окурком тычащий в омлет

Безмозгло

На бутылку глядя…

 

И тут, внезапно протрезвев,

Он шлет родню

И водку

В баню.

В машину прыгает,

Как лев …

И мчится вон,

Забор тараня.

 

И лишь вздохнет

Как тот поэт

Под стылым небом

В чистом поле

«На белом свете

Счастья нет!

А только лишь

Покой и воля!»

 

 

ГДЕ ТЫ, ЖИЗНЬ?

 

Где ты, жизнь – непонятная сказка?

Где босая нога по траве?

Где за партой  девчонке подсказка?

Где надежды в хмельной голове?

 

Где судьбы беспорочные дали?

Где здоровья немыслимый дар?

И куда все надежды пропали?

Где

Любви негасимый пожар?

 

Все исчезло, истаяло где-то.

Неужели была та весна

За которой

Короткое лето

В неизвестность тебя унесла?

 

Как пустынно и холодно в мире

Где не радует даже рассвет…

И где шире,

Все шире,

И шире

Ждет в объятьях тебя другой Свет…

 

И те  юные

Славные годы

Что неслись, как над крышей стрижи?

Под лохмотьями злой непогоды

Я ищу.

Как цыпленка во ржи…

 

Да, я знал тут любые тропинки.

Ведал санный, тележечный след.

И грибов тяжеленных корзинки

Из лесов приносил на обед.

 

Здесь я рос.

Я любил эти чащи.

Над избушками тающий дым.

И коров, сладострастно мычащих

Я из стада домой приводил.

 

А девчонок зазывные песни?

А грачиный галдеж по весне?

Мне казалось: нет места прекрасней!

Нет народа честней и добрей.

 

Все здесь было – родней не бывает.

Даже в речке лягушка – и та

Вместе с ней понырять приглашала

Когда удил я рыбу с моста…

 

Где же воды теперь?

Где лягушка?

По-над речкой,

Усохшей до дна

Белым флагом висят постирушки –

Будто здесь прокатилась война…

 

Что ни дом –

То пустые глазницы.

В огородах торчит лебеда.

Лишь ворона, зловещая птица

Все орет на заборе: «Беда!»

 

На нее машет  бабка  клюкою.

И ругается громко, всерьез

Крепким матом, как дед с перепоя

Поседевший от старости пес…

 

Завалилась погоста ограда.

Опустел председательский дом.

Клеверище – скотины отраду –

Затянуло колючим репьем…

 

Нет, не зря та ворона с забора

Мне пророчила злую беду.

И не скоро,

Не скоро,

Не скоро

Деревушку я детства найду…

…

ВЕРНУСЬ!

Помотавшись по свету,

Повидав Север-Юг,

Поласкав ту и эту

Из неверных подруг,

 

Пострадав по вокзалам,

Проклянув все метро,

Ожидания залы,

Пиво, водку, ситро,

 

Толкотню, расставанья,

Болтовню стюардесс,

Испытав наказанье

Опозданьем, как стресс –

 

Матерю чемоданы,

Самолеты кляну,

Когда над океаном

Мчусь в чужую страну…

 

Там над морем закаты,

Там красоток загар,

Там цветов ароматы,

Там приморский бульвар…

 

Но под гул самолета,

Под рыданье турбин

Все мне помнится лето

Средь поволжских равнин,

 

За околицей поле,

Под горою река,

И тропинка, что к школе,

Меня в детстве вела…

 

За знакомым угором –

Дом, посад, борозда

Над просевшим забором –

Вековая звезда…

 

Я прошу, бью поклоны:

Отпусти меня, грусть!

На просторы Услона

Я и мертвый вернусь!

 

СВИЯЖСКУ

 

Я разлюбил большие города.

Мне по душе уютные селенья,

Где лишь базар шумит по воскресеньям,

Куда совсем не ходят поезда.

 

Где все еще не истреблен уют.

Где не грохочут по утрам трамваи.

На чужаков там лают лишь собаки –

А люди все друг друга узнают.

 

Там за окном не высох палисад.

Там одолжат вам стольник до получки.

Но если припечатают: «Ты – сучка!» –

То это больше не отмоешь, брат…

 

Спешу туда.

Там  на березе грач

Творит в апреле всякие проказы…

И мега – градов

Липкую заразу

Сотру я спиртом, как бывалый врач…

 

 

КРАЙ РОДНОЙ.

 

Родимый край… Лугов ковер,

Разливы зорь, полей простор,

Скрип дергачей в парной закат,

Меня опять к тебе манят.

 

Меня опять к тебе зовет

И звезд полночный хоровод,

И жар страды, и старый дом,

И две березы под окном…

 

Мне не забыть, родимый край

Твоих садов, цветущих в май,

Снегов атласных зимних кров –

И даже мык родных коров…

 

Как жаль, что не приду опять

Луга косить, поля пахать,

Растить лесов зеленый вал –

Чтоб ты еще прекрасней стал…

 

 

 

МЕЧ НАД ВОЛГОЙ

Рассвет…

Стою на берегу

Реки от века величавой,

Увенчанной великой славой,

Не покорившейся врагу.

 

Как отблеск тех зловещих лет

Горит зари пожар багровый…

И вновь звучит приказ суровый:

«Для нас земли за Волгой нет!»

 

Что это?

Эхо?

Иль мираж

Рожденный сталинградским зноем

Встает над волжскою водою

Видением горящих барж?

 

Врагам не покорилась ты

В те дни кровавого сраженья!

И час желанного отмщенья

Был часом нашей правоты.

 

Давно лишь благостный покой

Царит над волжским простираньем.

Но битва, ставшая преданьем,

Как бы грохочет над рекой…

 

Спокойны Волги берега.

Задумчив и курган Мамаев…

Но многим он напоминает

Меч,

Вознесенный на врага!

 

 

ОТ СЛОВ НИКЧЕМНЫХ…

 

От слов никчемных и напрасных

Пустопорожней суеты

Уйди под сень лесов прекрасных

В луга…

Где травы и цветы.

 

Становись на тихом взгорке –

Какой простор, какая даль!

Тут исчезает мысль о горьком,

Уйдет за горизонт печаль…

 

Земля и небо!

Свет и поле!

И птицы лет, манящий в высь…

Забудь про все, что так неволит.

Остановись

И оглянись…

 

Истают странный мусор жизни,

Обид навязчивая вязь.

Я счастлив.

Я живу в Отчизне!

Светло.

Открыто.

Не таясь.