В преддверии Дня защитника Отечества цикл публикаций о героях России:

Екатерина Ивановна Синюкова в 96 лет по-прежнему излучает доброту, а при разговоре словно улыбается внутри. Эту ее теплоту, которую она до сих пор отдает своим родным и близким, все годы Великой Отечественной войны ощущали тысячи раненых солдат, попавшие во фронтовые госпитали.

Зеленоглазая юная медсестра Екатерина попала на войну летом 1941 года. Тогда ее вызвали в военкомат и сразу отправили в город Долгопрудный, где создавались эвакогоспиталь. Затем Екатерина Ивановна спасала солдат с Ленинградского и Волховского фронтов в Коломне и Тихвине. Оперировали пострадавших без перерыва, а после отправляли в тыловые госпитали. С Синявинских болот привозили бойцов, умерших от голода.

И до фронта всё было неспокойно

Родилась Катя Ежова в селе Пустоша Шатурского района Московской области. В семь лет девочка понесла по просьбе матери попадье кринку молока и об этом узнали руководители села. В тот же день в дом к родителям Екатерины пришел милиционер и директор школы, которые выселили семью с детьми на улицу и отобрали все нажитое. Такая же участь ожидала священника. Отца и мать в 1929 году признали врагами народа.
— Папу сослали в Коми-Зырянскую АССР, откуда он уже не вернулся. От него осталось только одно письмо со словами «здесь только собаки лают по-нашему…». Маму через год отправили в ссылку в Вологодскую область. Двое моих старших брата уехали работать в Орехово-Зуево на торфоразработки, а я осталась жить с 17-летней сестрой, работавшей на железной дороге, где ей давали скудный паек. Нам приходилось кушать крапиву, щавель, сосновую кашицу, — рассказывает Екатерина Ивановна.

Все это время они жили в доме у двоюродной сестры, потому что дом отца разобрали и построили на его месте сепараторную для молокозавода. При этом выселявший семью Кати директор школы старался искупить свой поступок. Мужчина приглашал девочку домой поиграть с его дочерью, обувал и одевал ее. Когда Кате исполнилось 11 лет, мать вернулась из ссылки. Жить в доме у родственницы они больше не могли – дом продали. Поэтому жила женщина с двумя дочерьми у соседей. Спали на полу, уроки делали на печки. Летом Катя собирала ягоды на продажу. Девочка ежедневно ходила на базар города Рошаль, и этот путь составлял 36 километров.

Студентка на фронте

В 8 классе Катя поступила в медицинское училище в Шатуре.

— Из нашего класса только я, и еще четыре девочки из седьмого пошли учиться на медиков. Мне хотелось стать медсестрой. Я в детстве бывала у фельдшера в кабинете, и все время следила, как он работает, разглядывала инструменты. В училище я была старостой группы. Ходила смотреть на глазные операции к нашему заведующему учебной частью Науму Ароновичу Фраерману. Он мне всегда говорил, что надо поступать в медицинский институт, — делится воспоминаниями Екатерина Ивановна.

В 40-м году она окончила училище — с отличием. После ее направили на работу медсестрой в больницу Краснополянского района. В июле 41-го Екатерина Синюкова стала студенткой 1-го Московского медицинского института, но уже 17 августа ей и еще четырем девушкам, у которых уже было медицинское образование, пришла повестка на фронт. В конце лета институт эвакуировали в Омск.

— Меня направили в госпиталь города Долгопрудного. Он находился на месте детского санатория. Но почти сразу эвакуировали в Орехово-Зуево, так как немцы уже подходили к Москве. В начале января 42-го мы перебрались на Волховский фронт в Рыбинск. Я была худенькая, низкого роста и всех жалела. Раненых, безногих бойцов тащила с этажа на этаж на своей спине. Начальник госпиталя всегда говорил: «Ты чего, дура, делаешь?! Тебе еще детей рожать!», — рассказывает Екатерина Ивановна.

Сортировочный эвакогоспиталь находился в четырехэтажном Доме культуры. Оттуда раненых солдат отправляли по другим госпиталям.

Из памяти не сотрёшь…

— Первых убитых я увидела в сентябре 41-го в Коломне. Тогда формировали эшелон на фронт и на восток страны, и тут налетел немецкий самолет. Он шел на предельно малой высоте, и я видела лицо немецкого летчика, как он во время обстрела людей скалил зубы. Потом мы с медсестрами собирали раненых. С нами был капитан. И вот заходим мы в один вагон, а там человек сидит на лавке, а голова у него сзади только на коже держится – оторвало пулеметной очередью. На полу лежала убитая женщина и двое детей. Как оказалось это сноха с детьми нашего капитана. Они должны были ехать в тыл. Капитан от горя в обморок упал, — продолжает вспоминать медсестра Синюкова.

В августе 42-го Екатерину Ивановну с четырьмя медсестрами отправили под Ленинград в группу усиления в Тихвин.

Туда с Ленинградского фронта ежедневно поступало много раненых.

— По приезду в Тихвин я увидела виселицы с повешенными партизанами. Мне было тогда 20 лет, а я уже и кровь, и бомбежки, и смерть, и голод повидала. И даже привыкла к этому. Тогда наш госпиталь располагался в мужском монастыре. Всего в Тихвине их было семь разного профиля, от лицевого до полостного. Мы в своем сортировочном все умели делать. И гипс накладывали, и в операционной ассистировали, перевязки делали, выхаживали тяжелобольных. А сколько крови мы сдавали для раненых… Нас не спрашивали — подходит твоя группа, забирают кровь, — делится ветеран войны.

Госпитали в голодные года снабжали крупами и картошкой. По утрам и в обед давали 200 граммов хлеба. У 20-летней медсестры тогда открылась язва желудка. Но еще голоднее было солдатам на фронте.

— С Синявинских болот к нам привозили настоящие живые трупы. Это было ужасно – солдаты гнили заживо. У бойцов были огромные впавшие глаза, кожа и кости. Это все от голода. Иной раз развязываешь повязку на ране, а в вате огромные вши, а в ранах – черви, — делится ужасными воспоминаниями собеседница.

Она очень ясно помнит 22 марта 1943 года. В тот день на станции собралось 16 санитарных поездов. Стояли эшелоны, которые шли на фронт с горючим, снарядами и молоденькими солдатами.

— В небе появилось 13 немецких самолетов. Фашисты, видя, что стоят санитарные составы, все равно начали их бомбить. Мы трое суток не спали — немец три раза город бомбил. Это был настоящий ад. Все везде взрывалось и горело. Раненые солдаты в одном белье, кто как мог, выбирались из горящих вагонов и ползли по снежной грязи к частным домам. А путейцы в это время отправляли эти самые горящие вагоны в тупики. Бомбы падали, в том числе и в вагоны эвакогоспиталей. Кони, как безумные, выламывали вагонные доски и бежали куда-то. Крики, везде огонь, бомбы рвуться, — со страхом в глазах вспоминает Екатерина Ивановна.

Молодую медсестру взрывной волной выбросило из вагона. Лежа на земле, Екатерина почувствовала, что из уха течет кровь, но сумела дойти до санчасти.

— Моя подруга Таня, с которой мы спали на одной шинели, а другой укрывались, ели из одного котелка за день до бомбежки пришла ко мне в санпропускник вымыться. Мне тогда показалось странным, что она попросила угостить ее кагором, который мы берегли для тяжелораненых. В день ее дежурства, когда начался обстрел Татьяна и наша третья подружка, молоденький врач Нина, в вагоне сортировали раненых. Таню убило сразу прямым попаданием. Ее парень, фельдшер Андрей, не нашел от нее ни ноги, ни руки, ни головы. А Нину выбросило из вагона. На земле она лежала без рук, оторвало нижнюю челюсть и язык — она еще минут 20 жила. Мы трое суток после бомбежки собирали уцелевших и раненых. Когда я через три дня сняла шапку, то увидела, что стала в 20 лет абсолютно седая, — еле сдерживая слезы, продолжает рассказывать Екатерина Ивановна.

Уже через два дня из-за нехватки медиков, контуженная, с язвой желудка, Екатерина вернулась в строй. Молоденькие медсестры дежурили сутками. Отдыхали по пять-шесть часов.

До Берлина через блокадный Ленинград и любовь

В январе 44-го солдатам Красной армии удалось прорвать блокаду Ленинграда. В начале весны медсестру Екатерину направили в Лугу — два года была в оккупации у фашистов. За это время советские женщины даже успели родить детей от немцев.

— Муся Сизова тогда мне сказала: «Катюша, пошли за подснежниками». И мы идем в соседний лес, а из-под снега торчат убитые фашистские лица, ноги, руки. Оказалось, рядом их кладбище. Не стали мы после этих трупов цветы собирать, — делится женщина.

Покинув Лугу, Екатерина отправилась в госпитали Эстонии и Латвии. Именно там она познакомилась со своим будущим мужем Михаилом. Он был командиром бронепоезда. Капитан с товарищами ходил в тыл к немцам и обстреливали врагов.

— Мы познакомились в клубе. У меня тогда открылась язва желудка, и я на пять дней получила освобождение. Миша меня на танец пригласил, потом проводил. Как сейчас помню, это было 6 декабря 44-го года. А новый, 45-й, мы уже встречали вместе с его друзьями. Через 12 дней мы расписались, а 17 января Миша уехал на бронепоезде на задание. Потом мы уже встретились, когда война закончилась — в сентябре 45-го года у его тети в Москве, — вспоминает Екатерина Ивановна.

В марте 1945 года санитарный поезд отправили в город Арнцвальде. Именно с этого города маршал Жуков начал наступление на Берлин.

— Шли последние тяжелые бои, у нас было несчитанное количество раненых. Мы их принимали до самого августа в Германии, — рассказывает Екатерина Синюкова.

До столицы Германии Екатерина не дошла 18 километров. О Победе она узнала в три часа ночи 9 мая.

— Тогда плакали от радости все: и раненые, и медики. Но в ту же ночь вместе с этим известием привезли 200 раненых. И снова работа. Негодной к военной службе меня признали 20 июля, когда открылось желудочное кровотечение. Дали инвалидность и 29 августа отправили из Германии, — продолжает Екатерина Ивановна.

Любовь до Ульяновска довела

В Ульяновск Екатерина Синюкова вместе с мужем попали в 1946 году. Именно в тот год супруга направили из Москвы на родину Ленина. Он, кстати, тоже демобилизовался по язве желудка. Но Екатерина Ивановна не стала сидеть на месте, а продолжила помогать людям и устроилась работать в Ульяновский эвакогоспиталь № 3415, к тому времени уже переименованный в госпиталь инвалидов войны.

— Мне было не привыкать. Я работала с такими же тяжелоранеными, которые были без ног, без рук, со свищами. Некоторые лечились по два года. Многих мне пришлось проводить на кладбище на Карла Маркса. Их не забирали родные, а у кого-то их и вовсе не было, погибли, — рассказывает о начале своей жизни в Ульяновске Екатерина Ивановна.

В ноябре 1946 года в госпитале было 120 покалеченных солдат и всего семь врачей. Екатерина работала в хирургическом отделении медсестрой.

— Одни солдаты лежали, мои одногодки. Мне приходилось их таскать со второго этажа на помывку. Раненые меня любили и уважали, видимо за то, что тоже была на фронте. Фронт роднил, — уверяет Екатерина Ивановна.

Фронтовая медаль «За боевые заслуги» нашла Екатерину Ивановну уже в Ульяновске в 1953 году. Муж Михаил Иванович умер несколько десятилетий назад. У Екатерины Синюковой осталась дочь, двое внуков и их дети. Карьеру медика она закончила в 64 года в 1986 году, проработав в ульяновском госпитале палатной сестрой в хирургическом отделении, а потом старшей сестрой — 40 лет.

Все эти годы она шла словно по минному полю, насмотревшись на кровь, боль и отчаяние. Но ее это не сломило, в свои 96 лет она по-прежнему полна доброты и любви — к своим родным, профессии и к людям.