Жан Миндубаев.

Симбирский дневник.

(Сермяжная повесть)

..Глава  четвертая .

Ветхая шубенка и «бдительная» бабенка.

1.

«Руководящий и карающий орган КПСС» – или проще – её областной комитет располагался в 1970 году в самом внушительном здании Ульяновска на площади Ленина. Она представляла собой большое продуваемое всеми волжскими ветрами пространство на самом краешке которого спиной к крутому волжскому спуску стоял в  раздутом ветром бронзовом пальто «вождь всемирного пролетариата» товарищ Ленин…

Итак, здесь находился  обком КПСС. А неподалёку  от этого величия на улице Гончарова в небольшом здании бывшего доходного дома какого-то старозаветного симбирского купчика располагался (если так можно выразиться) «карающий кнут» обкома  –  «орган ОК КПСС» – или  иначе: областная газета «Ульяновская правда» со всеми особенностями, гнусностями и глупостями «партийной» прессы тех времён…

Безграмотность, убожество и примитивизм этого издания проявлены были уже в самом названии газеты. Ну, подумайте: «Ульяновская правда». Что это за фрукт – правда с ульяновской пропиской? Дураку понятно, что правда – как моральная   категория – не может иметь никаких «адресных привязанностей к географии: она или  правда – или это «не правда». То бишь ложь.

А тут, видите ли, «Ульяновская правда».

Что это за «правда», откуда взялась такая «криптограмма»?

А всё дело в элементарной безграмотности  властей и журналистов.

Это дурацкое словосочетание появилось ведь от того, что некоторые местные издания (в Тамбове, в Рязани – и так далее) – решили «уважить» главную, руководящую и организующую газету страны – орган ЦК КПСС газеты «Правда»: «Ну, мол и у нас тоже будет своя «Правда».

И бог бы с этими названиями! Но уж тогда обозначьте себя грамотно: «Ульяновская «Правда», «Тамбовская… Пензенская… Тьмутараканская…» Но уж обязательно в кавычках: «Правда»…

Тогда и моих претензий не было бы!

Впрочем, местные журналюги свою безграмотность не замечали…

2.

…В той «Ульяновской правде» и предстояло мне встать на партийный учёт.

К большому моему несчастью – как скоро  уже  выяснится .

Но в марте 1970 года  я этого и предполагать не мог. И  вот чем это обернулось почти сразу…

Смешно,  горько, и нелепо вспоминать: собкору газеты «Известия» прибывшему на работу в Ульяновск в китайской меховой шубёнке понадобилось  ее  по причине потёртости  чем -нибудь покрыть.

Ну и что- казалось бы-  за проблема ? Купи ткань, загляни  к портным  – и всё!

О, если б знали вы все прелести советской «бытовки»!

Целых два дня потратил я на то, чтобы обойти ульяновские магазины, торгующие тканями – так называемой «плащёвки» не было  и в помине! Нигде! Ни в одном магазине!

Но в одном из них мне подсказали, что она, эта несчастная «плащёвка» вроде бы есть в Ишеевке, в районном центре. Я рванул туда. И  о – чудо! – ткань была. Не такого цвета, как мне хотелось бы – песочного или светло-коричневого оттенка – а ядовито-зелёного. Но – была же!

И, прикупив её, я ринулся искать пошивочную мастерскую, где более-менее толковый закройщик мог бы «переодеть» мою одёжку…

Да уж, да уж… Сильно, очень сильно  крепко было пришиблено и съёжено «пошивочное ремесло» «на родине Ильича». В одном, втором, третьем и четвёртом «Ателье» мне отвечали одно и то же: «Очередь большая , в починку не берём!»

Я  униженно просил мне посодействовать, уверял, что мне непременно  нужна теплая китайская шуба в новом  обличье,  что я еду  в командировку в Мурманск – но  все мольбы мои были зряшными! И только в одном из далёких районов Засвияжья закройщик  сжалился: «Давайте уж сделаю вне очереди! Как журналисту!»

И ведь получил я через два дня свою одежонку – в зелёно-ядовитой  шкурке, непрезентабельную-  но вполне годную для  скитания  в  далеких от Ульяновская северах… И так был благодарен  закройщику что  преподнес  ему – кроме  платы в кассу  швейного заведения –  бутылку шампанского.  Закройщик смущался, от подарка отпирался –  но бутылку  принял …

Увидевший меня  в обновленной шубе     собкор газеты «Сельская жизнь» Аркадий Глазков оценил  мастерство закройщика так:

  • В ней ты за  председателя колхоза  вполне сойдешь.. Закройщик-то наверное до тебя  огородные пугала обшивал?

Однако китайская овчина была тепла и уютна. Около месяца в северных широтах мой  крытый дефицитной «плащевкой» шубняк радовал меня– морозы Мурманска и Архангельска были ему нипочём –и я готов был целовать свое обновленное одеяние… Я в ней проколесил по тундре, побывал на Соловках.

И даже   предполагать не мог что вернувшись в Ульяновск сильно пожалею о том, что таскал шубейку на ремонт …

3.

Тот день мне запомнился навсегда.

В гостиничном номере затрещал телефон. Взяв трубку я узнал, что в газете «Ульяновская правда» назначено партийное собрание на которое мне надлежит явиться…

Как тепло  в тот  день  светило солнце! Как радостно галдели грачи на старых тополях ! Как приятно было шагать по оживающему  солнечному Ульяновску!

Я еще не  знал, что меня ждет в этот солнечный день…

Это «приглашение к собранию» никаких особых чувств во мне не пробудило: ну обычное дело, оповещают «состоящих на учёте» членов КПСС. Поэтому и явился – насколько помнится к 16.00 в эту самую редакцию…

Всё шло «по колее» – какие вопросы «стояли на повестке дня» уже не помню, все просто сидели, слушали, голосовали, поглядывая на часы – поскорее бы завершилась эта тягомотина.

И вот вроде всё – «повестка исчерпана».

Всё?

Уже заскрипели стулья, уже зашевелился народ  к выходу. Но  поднялась вдруг со своего места заведующая отдела писем товарищ Фаина Вайнерман. Неторопливым, уверенным шагом она подошла к «столу президиума» и объявила:

  • Прошу вас, товарищи, не расходиться. Мы должны обсудить ситуацию, которую нельзя оставить без внимания…
  • Что еще за ситуация? – недовольно проворчал кто-то. – Что произошло, Фаина Семёновна?

Товарищ Вайнерман торжествующим взглядом обвела зал. Помолчала значительно. И изрекла:

  • Вы все знаете, что в нашей области появился собственный корреспондент «Известий» Жан Миндубаев. Журналист неплохой, мы читаем его публикации, в которых он ставит проблемы нравственности, критикует тех, кто нарушает кодекс строителя коммунизма, – критикует их… Но как ведёт лично себя товарищ Миндубаев? Вот факт, о котором сообщает наша читательница в своё письме; читаю:

    «Используя своё служебное положение, самоуверенно и грубо нарушая заповеди ответственного коммуниста – ленинца собственный корреспондент правительственной газеты «Известия» произвёл в Ателье «Работница» вне очереди пошив своей шубы. Это стало возможным путём взятки закройщику Семёнову в виде бутылки шампанского вина и коробки конфет.

Возмущенный коллектив работников ателье требует общественного разбирательства этой ситуации и наказания журналиста Миндубаева, запятнавшего себя недостойным коммуниста поступком».

Закончив чтение этого обвинительного акта – сочинённого, конечно же при ее содействии, завотделом писем товарищ Вайнерман положила письмо на стол председателя собрания.

И добавила горестно и печально вздохнув:

  • Я лично полагаю, что поступок товарища Миндубаева будет нами осуждён в соответствии с моральным кодексом строителя коммунизма!

Моя разоблачительница отправилась на своё место. Ошалевший председатель поднапрягся:

  • Есть желающие что-то добавить?

Повисла тишина. Желающих « добавить» не нашлось; предложений тоже не было. Молчание затягивалось; председатель перебирал какие-то бумажки на столе. Товарищ Вайнерман о чём-то отвлечённо шепталась с закадычной подружкой Лилей Бару…

Выйдя из оцепенения я поднялся. Председательствующий оживился:

– Хотите что-то сказать, Жан Бареевич? Мы дадим вам слово, подождите.!

Терпеть этот балаган я не смог –  покинул это сборище вурдалаков…

В коридоре меня догнал заместитель редактора Игорь Хрусталёв – спокойный человек с умным взглядом:

  • Заглянем ко мне…

В своем небольшом кабинетике на втором этаже  Игорь Антонинович задымил сигаретой,  помолчал. Затем произнёс:

  • Противно ведь, а? Ну ,сука же!

Я  с  ним согласился. Игорь достал из стола бутылку, разлил…Мы выпили. Нам  полегчало.

Игорь Хрусталев  учился  как и я  в Казанском университете. После  учебы до переезда в Ульяновск он работал  в Тамбовском  управлении КГБ СССР. Может потому он  хорошо  знал чем отличается  бдительность от  подлости?

Все этим и завершилось. Но  мог ли я предполагать в тот день, что ровно через пятнадцать лет товарищ Вайнерман во главе некой комиссии станет снова изучать мою «аморальность»?

( Продолжение следует).