|
Публикация группы “Старый Ульяновск. Brandergofer” 31 августа 2021 года ушел из жизни Борис Николаевич Склярук – известный в Ульяновске и далеко за его пределами живописец и график, заслуженный художник России, педагог и очень хороший человек. Борис Николаевич родился 7 мая 1937 года в селе Тамга Приморского края. Отец его – Николай Анисимович Склярук – проходил военную службу на Дальнем Востоке, потом воевал на фронтах Великой Отечественной войны. Мать – Анастасия Николаевна – умерла, когда мальчику было два года. Растили его дед и бабушка. Детство Бориса проходило на Дальнем Востоке, а потом в г. Борисоглебск Воронежской области, куда переехал вернувшийся с фронта отец. Здесь отец вновь женился, и его новая супруга – Полина Александровна – смогла заменить ребенку родную мать. В полной мере Борису пришлось хлебнуть послевоенного лиха – хлеб по карточкам, большая семья в крохотной комнатушке, неустроенный быт… В школьные годы он увлекся рисованием и судомоделизмом. Изготовленная Скляруком модель брига «Меркурий» заняла 1-е место на Всесоюзной выставке детского технического творчества в Москве. А в изостудии Дворца пионеров его первым учителем стал И.Н. Франго – впоследствии известный ульяновский художник, а тогда главный художник Борисоглебского драмтеатра. Именно он помог Б.Н. Скляруку выбрать свой жизненный путь, а дружба с Иваном Николаевичем и его супругой, театральным художником Лидией Васильевной Франго, была пронесена через всю жизнь. Окончив Одесское театральное художественно-техническое училище (1957-1961), Борис Николаевич работал художником-постановщиком на Борисоглебской студии телевидения. В 1961 г. на выставке в Борисоглебске впервые были представлены работы начинающего художника. Одновременно он заочно учился на факультете художественно-технического оформления печатной продукции Московского полиграфического института (1962-1968). На «отлично» защитил диплом, выполнив оформление книги детских стихов В.П. Звягиной (акварель) и серию экслибрисов (линогравюры). Графика навсегда стала его любимой техникой. В 1964 г. Б.Н. Склярук с семьей переехал в Ульяновск, работал в областном Доме народного творчества. Занимался с самодеятельными художниками, организовывал выставки их работ. Одновременно совершенствовал свое художественное мастерство, участвовал в выставках. В 1971 г. стал членом Союза художников СССР и перешел на работу в мастерские Ульяновского отделения Художественного фонда. Только перечень выставок, в которых Борис Николаевич участвовал за свою жизнь, занимает несколько листов. С 1968 г. он был участником всех областных выставок; нескольких республиканских выставок молодых художников. Его работы экспонировались на зональных выставках «Большая Волга» с 1969 года. Участник многих республиканских, Всесоюзных, Всероссийских, международных выставок; выставок ульяновских художников в ряде городов страны. Особая история – экслибрисы Б.Н. Склярука, которые были представлены на десятках выставок в стране и за рубежом. С 1981 года в Ульяновске и области было организовано около 20 персональных выставок Бориса Николаевича. Б.Н. Склярук много занимался общественной деятельностью, неоднократно избирался членом правления Ульяновского отделения Союза художников, в 1989-1991 гг. являлся председателем Ульяновской организации СХР. Был делегатом V Всероссийского съезда Союза художников (1989). 11 октября 2001 года Борису Николаевичу Скляруку присвоено звание «Заслуженный художник Российской Федерации». В 2003 г. он награжден Серебряной медалью Академии художеств России. За творческую и общественную деятельность отмечен многими наградами, дипломами, грамотами правительства, Союза художников, руководства области и города, общественных организаций. В 2016 г. удостоен медали Почета Ульяновской области. Б.Н. Склярук много лет преподавал живопись в Ульяновском государственном университете, с 2011 года являлся профессором УлГУ. В 2011-2013 гг. он руководил Пластовскими пленэрами в Прислонихе и Ульяновске. Постоянно являлся членом жюри областных и городских детских творческих выставок и конкурсов. На протяжении ряда лет Борис Николаевич организовывал пленэры детских школ и изокружков на базе Карсунской детской школы искусств им. А.А. Пластова, в которых участвовали юные художники разных регионов России и других стран. В 2016 г. ему присвоено звание «Почетный гражданин Карсунского городского поселения» В обширном творческом наследии Б.Н. Склярука – произведения живописи, графики, экслибрисы. На его полотнах и графических листах – улицы, здания Симбирска-Ульяновска, других городов России, Италии… Гуляют волны, надувает ветер паруса на просторах Волги, Ангары, Байкала, Черного моря… Неброская красота приволжской природы, тихие сельские улочки… Путешественник и яхтсмен, Борис Николаевич много ездил по стране и за рубежом, и всегда рисовал. Он много работал в жанрах пейзажа, портрета, натюрморта; иллюстрировал литературные произведения, создавал произведения декоративно-монументального искусства. Работы Б.Н. Склярука хранятся в Ульяновских областных художественном и краеведческом музеях, Ленинском мемориале, музеях Карсуна, Борисоглебска, фондах Министерства культуры РФ, Союза художников РФ, музеях и частных коллекциях зарубежных стран. Более ста экслибрисов художника находятся в международном музее экслибриса в бельгийском городе Сент-Никлаас. В 2020 г. в Ульяновске издан альбом «Заслуженный художник Российской Федерации Склярук Борис Николаевич. Живопись. Графика». Кроме многочисленных репродукций в нем представлены статьи о художнике, его воспоминания, фотографии из семейного архива. Ознакомиться с альбомом можно во Дворце книги (отделы искусства и краеведения), в читальном зале Государственного архива Ульяновской области. В областном архиве хранится также личный фонд Б.Н. Склярука, включающий его воспоминания, копии работ, документы, фотографии и др. Можно еще много сказать о жизни и творчестве Бориса Николаевича Склярука, но хотелось оставить побольше места для его воспоминаний. Приведенные ниже и во 2-й части воспоминания относятся к детским годам жизни художника на Дальнем Востоке и в Борисоглебске, задолго до переезда в Ульяновск. Тем не менее, думается, что эти строки могут многое сказать о формировании личности, характера и интересов выдающегося живописца и графика, незаурядного человека. Светлая память Борису Николаевичу. Глубокие и искренние соболезнования родным и близким. *** ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ БОРИСА НИКОЛАЕВИЧА СКЛЯРУКА …Предки отца жили в Винницкой области, на Украине. По-украински слово «скло» обозначает стекло. Очевидно, кто-то из наших предков занимался ремеслом, связанным со стеклом: то ли варили, то ли стеклили окна… Отсюда и скляр – стекольщик; Склярук – стекольных дел мастер. Отец мой Склярук Николай Анисимович. Дед – Анисим Зотьевич и, стало быть, прадед – Зотий. О нем у меня нет никаких сведений. Мама отца (моя бабушка) Степанида Никифоровна родила 10 детей. Поскольку я родился на Дальнем Востоке, а они жили на Украине…, то я не всеми из них виделся и не всех знаю […] Отца призвали в Красную Армию на Дальний Восток… Вот оттуда, с Дальнего Востока, мои родственники по материнской линии. Отец нашел себе жену Прокопенко Анастасию Исааковну (Асю). Попали же они на Дальний Восток, как я решил по рассказам родственников, в начале ХХ века во времена Столыпинской реформы с той же Украины. Они приехали осваивать новые земли. И в нашей деревне все говорили на украинском языке. Помню, мы с двоюродным братом Витей играли еще под столом, и я предложил ему: «Давай будем говорить по-русски». Дед, Прокопенко Исаак Осипович, был крестьянином-хлебопашцем и умел делать всю крестьянскую работу: мог делать конскую сбрую, столярничать, имел несколько ульев. Вторая моя бабушка Прасковья тоже была чадолюбивой и родила 10 детей. К моему глубокому сожалению, и тут я не могу их всех вспомнить, и спросить не у кого. Знаю точно, что ее два сына погибли на фронтах Великой Отечественной войны. Я помню, что у меня было три тети: Мария, Татьяна и Марфуша… Из двух погибших дядей помню, что одного звали Антоном. Еще помню Федора и младшего Александра (Шурку), он был лет на 7 старше меня, поэтому и такая фамильярность: я его дразнил «Шурка-Шкурка» и убегал от него. Детство мое в деревеньке Тамга Шмаковского района Приморского края прошло как-то очень быстро, да, впрочем, и после жизнь поскакала еще живее. Мама моя была сельской учительницей в начальной школе. У меня в памяти только несколько эпизодов о ней, т. к. мне было около трех лет, когда ее не стало. Как рассказывали мне отец и его брат (мой дядя Федя), она была очень веселой и неугомонной девчонкой, проказницей и выдумщицей, даже забиякой, «спортсменкой, комсомолкой», не страшилась невзгод, неудач, в ее характере была этакая бесшабашность, которая привела к трагическим последствиям. Во время весеннего ледохода на реке Уссури мама искупалась среди льдов, заболела и буквально сгорела от скоротечной чахотки в 1940 г., а было ей в ту пору всего 22 года. […] Спустя 38 лет я посетил родные места и побывал на дорогой могиле; только благодаря тете Марусе мы нашли холмик на месте ее захоронения. В нашей деревне Тамге уже из родственников нет никого. Тете Марусе и дяде Саше (Шурке) я оставил деньги, чтобы они поставили памятник, хотя бы скромный, чтобы можно было найти это место в следующий раз; уж и не знаю, придется ли?.. Дальний Восток – моя малая родина. Там я впервые вкусил неосознанным взглядом понятие прекрасного места на земле. Это было удивительным явлением, когда мы с друзьями забирались в Тамге на сопку и смотрели вдаль; меня поражала красота уходящих друг за другом к горизонту гор. И чем дальше они были, тем тоньше цвет и тон голубизны. Более осознанная память восходит к 1944-1945 гг., то есть к началу учебы. Это конец войны. Бедность, босоногость, мы все лето бегали босиком, и ноги вечно были в цыпках, в занозах, ссадинах; сколько раз надо было бежать и искать холодную воду – мочить ноги после того, как наступишь на очередную пчелу. Чернила для письма делали из каких-то корешков, гораздо позже я такие же делал из дубовых орешков (наростов на дубовых листьях). Кстати, такими же чернилами писал и Пушкин, как я догадываюсь […] Я не помню в детстве ни одной фабричной игрушки… Помню, что я завидовал сыну работницы геологоразведки, которая жила у нас на квартире. У этого мальчика была игрушка – маленький деревянный самолетик; предел моих мечтаний, на носу этого самолетика – вертящийся на гвоздике пропеллер. Он свою игрушку никому в руки не давал. Надо было самому мастерить себе «забавки», что я и делал. Так начиналось самое примитивное мое творчество. Глины вполне порядочно было на берегах горной речки, и из этой глины можно было вылепить что угодно. То это был московский кремль (я его углядел в какой-то книжке), то танк, а то и машина (виллис или студебеккер), да и тот же вожделенный самолетик сделать можно, а почему бы не вылепить человечка? А можно поиграть консервными банками или спичечными коробками. Тут уж черед завидовать мне наступал для моих друзей. Через наши места проходила масса войск на войну с Японией… Войска останавливались на отдых, а когда они уходили, мы, мальцы, обследовали оставленные ими бивуаки и что-нибудь находили. Я однажды нашел оловянную ложку, черенок которой был сделан в виде человеческой фигурки. Мой друг по фамилии Дьячёк попросил ее у меня, а сам сунул мне в руку пустую консервную банку с красивой этикеткой… Я глянул на эту пустую банку и возвращаю Леньке. А он мне: «Казённая печать – назад не ворочать». И эта его магическая фраза на меня произвела какое-то волшебное воздействие. Я до сих пор не могу себе объяснить, что же это было: я никого никогда не обманывал, ни до того, ни позже. За что же меня так подло обманули? Что это за «казённая печать»? Уже гораздо позже встречались люди, которые неудобные для них действия прикрывали этой «казённой печатью» … Некоторые с очень большими погонами врали и при этом говорили: «Честь имею», прикрываясь той же «казённой печатью». «Казённая печать» прошлась по нашим детским душам и сделала с каждым свое дело: кто мог – сопротивлялся, кто смирился, а кто и использовал ее в своих интересах. Разные характеры, разные судьбы… Приморский край. Моя малая родина. На географической карте он выглядит языком, вытянувшимся от Хабаровска до Владивостока. Также тянутся по равнинной части, минуя предгорья Сихотэ-Алиня, и железная дорога, и магистральное шоссе, по которым движутся наши войска на войну с Японией. Для меня и моих сверстников все это кажется забавной игрой…, у нас еще нет ответственности за свою жизнь, инстинкт самосохранения находится на примитивном уровне, еще не имеет опыта. Мы не знаем, какую опасность таит в себе забавная и симпатичная игрушка – патрон от винтовки. И мы горстями бросаем их в костер, разбегаемся в разные стороны и прячемся, кто как может, а затем со щенячьим восторгом и ужасом слушаем, как свистят проносящиеся мимо нас пули […] Но больше всего нам нравится быть рядом с солдатами, помогать им, чувствовать себя взрослыми. Вот однажды я увязался с солдатами на сенокос: они поехали в луга накосить травы для лошадей. Естественно, косил не я, в основном я кормил комаров, которых в тех краях тьма-тьмущая, особенно в сенокосную пору. Пропадал я весь день, поэтому напугал деда, бабку, тетку. Я же ни у кого не спросил разрешения. Они меня обыскались… И вот возвращаемся мы с сенокоса, я спрятался в подводе с сеном… Про меня спрашивают у солдат, не видели ли они Борю? А я притих и ни гу-гу. А затем вскочил и с радостью: «А вот он я!». Досталось мне за эти шуточки! Как-то зимой были маневры. Через деревню наступали «наши», они ловко перепрыгивали через забор, везли на широкой лыже – санях пулемет «Максим», развернули его и стали стрелять. Какой же восторг за наших воинов, и себя я представлял таким же славным малым. А какой вкусной была солдатская каша перловая, которой нас угощали солдаты! […] Как пошел в школу, первый свой день я не запомнил. В памяти всплывает какая-то тетенька и школьный класс с двумя рядами парт. На одном ряду занимались ребята третьего класса, а на другом мы – первоклашки. Учительница давала нам задание: писать в тетради палочки и крючки-закорючки, а с теми занималась арифметикой или родной речью. Мы небрежно делали свое дело и отвлекались на параллельные задания, не успевая ни там, ни тут. Более того, там мы вообще ничего не понимали. С горем пополам за один год мы научились читать и писать. Но что касается арифметики, тут мои познания были более чем скромными. В общем, мне нравилось в школе заниматься, потому что она учила узнавать что-то новое, чего я до сих пор не знал или не умел. Но занятия совместно со старшими ребятами отвлекали от системного обучения и создавались какие-то провалы… Вдобавок попытка самоутвердиться, заявить о себе, приводила меня к действиям не совсем правильным. Так однажды, чтобы доказать какой я «мужчина», я побил ни за что девочку из нашего класса. Это увидел директор школы, привел меня к себе в кабинет и объяснил, что обижать человека, который слабее тебя, не есть подвиг и достоинство. Он взял в руки большую деревянную линейку и говорит: – Вот сейчас я побью тебя этой линейкой, я же сильнее тебя, а ты ничего мне сделать не сможешь. Будет ли это честным и справедливым? Впрочем, справедливым это будет, я же тебя побью в наказание за девочку, которую ты обидел. Но я же сильнее тебя, поэтому тут не полная справедливость. Иди, и чтобы этого больше не было. Я эту науку усвоил для себя на всю жизнь – не обижать слабых, меньших… … Как-то я пришел из школы домой. У нас сидит какой-то дядька. Бабушка говорит: – А где твое «здравствуйте»? Я отвечаю: «Здрасьте», и пошел в другую комнату, не обращая внимания на нового человека: мало ли приходит к нам в гости людей?.. Но бабушка проявляет настойчивость: – Ты посмотри, кто сидит у нас? Это не твой ли папа? Я подошел к нему и начал проверять пальцы на руках. А мне рассказывали, что на левой руке у моего отца нет двух пальцев (большого и указательного), а на правой – указательного. Я проверяю: да, на левой руке точно так, но на правой на указательном пальце нет только одной фаланги. И я решаю, что это не мой отец. Бабушка просит, чтобы я принес фотографию папы. Я приношу, но не вижу сходства с тем человеком, который смотрит на меня. И это естественно, как я сейчас понимаю. Фотография не дает достаточно убедительного сходства… Прошло несколько лет, отец пронес свою жизнь через годы войны, он стал старше… Далее мне пришлось постепенно узнавать его, привыкать к нему. Я был достаточно строг и щепетилен по отношению к этому новому для меня человеку. Что это за фрукт такой – папа? Мы с отцом стали собираться на новое место жительства, в загадочный город, имя которому Борисоглебск… Что ждет меня впереди? Я впервые увидел огненную машину под названием «ПАРОВОЗ», это чудо меня поразило, а вот вагон «ТЕПЛУШКА» мне сразу не понравился, и я не хотел в нем ехать, но пришлось. Путешествие было очень долгим, примерно месяц мы добирались до станции Ужур в Красноярском крае, где отец встретился со своей сестрой Лидой […] Мы проезжали мимо славного моря-озера Байкал, который произвел на меня огромное впечатление, и многочисленные тоннели, и обрывистые скалы, по которым люди проложили неизвестно как железную дорогу. На станциях мы видели пленных японцев и немцев, которые занимались разными работами. Меня тогда удивило, что они такие же люди, как и мы. А я их представлял такими, как их изображали на карикатурах – страшными и безобразными, даже и не людьми вовсе, а какими-то монстрами. Это я подсмотрел в газетах, которые иногда дед читал. Велика сила средств массовой информации. Так что надо все брать на проверку, нельзя доверяться искаженному, хотя и авторитетному мнению. […] Мы ехали поздней осенью, отец меня своим телом прикрывал от холода, и сам здорово простудился. Его схватил жестокий приступ радикулита, и когда мы остановились у тети Лиды в Ужуре, его стали лечить народным способом, ставили лошадиный хомут на пороге, и он, превозмогая боль, пытался через него перелезть. Я на него глядел не то, чтобы с сочувствием, а с какой-то садистской жалостью: ну что же за отец мне достался? У других детей отцы – герои, с орденами и медалями, а мой не может без слез перелезть через хомут. Правда, одна медаль у него была – «За победу над Германией». Но такие всем давали, кто воевал. А он служил с покалеченными руками в ремонтных мастерских и подвигов не совершал. О своих потерянных пальцах никогда не рассказывал. Я только знаю, что это увечье он получил еще до войны […] Пока мы ехали с Дальнего Востока, закончилось первое школьное полугодие. Мне надо было учиться в первом классе, если вспомнить, как я учился в Тамге, но папа не хотел, чтобы я пропускал год учебы, и настоял на своем, хотя в Борисоглебской школе учитель Иван Григорьевич Лебедев отцу так и советовал. Помню, что в один из первых же дней на уроке арифметики он назначил контрольную работу, где были задачки. Что это такое, я не имел ни малейшего представления. Я пытался у своих соседей по парте подглядеть, но они так усиленно закрывали свои тетрадки, что у меня не было никаких шансов узнать что-либо. – Не слизывай, – шипели они. И говорили: пачек хочешь? Что такое на мальчишечьем жаргоне «пачки», я не знал, но приблизительно догадывался, что будут бить… На новеньких в стае всегда испытывают свое превосходство вожаки или «кодла». Мне прислали записку с вопросом: «Будешь драться с Поляком?». Ну как я должен ответить? Если «нет», значит, я трус и буду всеми презираем. Конечно, я ответил «да», хотя к этому мальчишке не имел никаких претензий… И вот после уроков за воротами школы нас уже поджидают «любители зрелищ», из толпы образуется своеобразный ринг… Надо действовать, и я пошел вперед. Чаще всего выходит победителем тот, кто более смелый и кто сломит соперника морально. Я очень быстро сломил его сопротивление и считал, что дело сделано… Мой соперник плачет, и мне его жалко… Но тут я внезапно получаю предательский удар пинком под зад со стороны его болельщиков. Это верх несправедливости по отношению ко мне – я ведь честно вел свой поединок, так за что такое бесчинство? И я не могу себя защитить, так как даже не знаю, кто меня ударил. Из моих глаз потекли слезы, я подобрал свой портфель и пошел домой. К пятому классу я поумнел, сумел догнать в учебе своих друзей и стал учиться без троек. Появилось и увлечение рисованием. Как-то попал на выставку детского рисунка, и меня удивило умение ребят рисовать с натуры, как у них ловко получается нарисовать чайную чашку на блюдце как «живую», она казалась объемной, с тенями и бликами. Я стал ходить в Дом пионеров в изокружок, чтобы научиться хорошо рисовать. И заодно записался в авиамодельный кружок, чтобы делать летающие модели самолетов. Это уже не тот маленький самолетик, о котором я мечтал в Тамге… Но потом победила во мне тяга к морю, к судомоделизму. И дальше уже пошла работа в двух кружках. С моделями мы стали ездить в Воронеж на соревнования и побеждать в них. …А последняя моя модель был парусник-бриг «Меркурий», над которым я трудился полтора года. Двухмачтовый, с пушками и парусами, с фигурой бога Меркурия на бушприте, со спасательной шлюпкой, висящей за кормой. За эту модель меня наградили призами, начиная от электромоторчика, паяльника, фотоаппарата «Любитель» и карманных часов «Молния» до Почетной грамоты ЦК ВЛКСМ […] *** В Борисоглебске я увлёкся рисованием и сам нашёл Дом пионеров, в котором была Изостудия и записался в неё, чуть позже стал ходить в авиамодельный кружок, а затем увлёкся судомоделизмом, что также формировало знания, опыт рукомесла, постепенно воспитывался вкус к красоте. Там же появился и основной мой учитель – художник Франго Иван Николаевич, он руководил нашей Изостудией. Был главным художником Борисоглебского драмтеатра им. Н.Г. Чернышевского, а его жена Лидия Васильевна была в драмтеатре художником-костюмером. Их дети Артур и Наташа стали моими друзьями. Артур, конечно, ближе т.к. мы были рождены в один год (1937), я на полтора месяца старше его. И мы вместе с ним занимались судомоделизмом, ездили на соревнования в Воронеж, где по началу первые места занимали мы, но спустя года два материальная база областного города сделала своё дело. Потом произошла реорганизация регионального административного деления, и Борисоглебск временно оказался в Балашовской области. Моя последняя модель – парусник «Бриг Меркурий» заняла I место, а на Всесоюзной выставке детского технического творчества меня наградили «Почётной грамотой» ЦК ВЛКСМ за эту работу. Жалко только, что мой бриг «Меркурий» с выставки так и не вернулся – остались только фото. В 1952 г. в конце августа уже никто не купался в нашей речке Вороне у Борисоглебска, но мы с несколькими друзьями использовали последние дни каникул, до одурения купались в подводные догонялки с раскрытыми глазами. А домой шли через продуваемый ветрами заливной луг. У меня на голове ничего не было, и я чувствовал, как замерзает моя голова. 1 сентября я не смог выдержать даже один урок и слёг. Слава богу, отец меня отвёз в больницу и там быстро обнаружили страшную болезнь, от которой практически все умирали – туберкулёзный менингит. И я тоже уже готовился к худшему, ведь мне было 15 лет, и многое понимал и сознавал, боялся, что ни к чему хорошему эта болезнь не приведёт. Потянулись долгие месяцы утомительных процедур лечения с болезненными уколами в позвоночник почти каждый день вплоть до марта 1953 г. Там был свидетелем, как сообщали по радио о болезни и смерти 5 марта Сталина. Плакали медсёстры, врачи, а я никак не мог выжать из себя слезу и корил себя за то, что я такой бесчувственный. Вышел из больницы 9 марта, когда пришёл домой, удивился тому, что всё в доме стало каким-то непривычно маленьким. Я же в больнице всё время лежал в постели и вырос на сантиметров 10. Конечно, 9 класс ушёл от меня вперёд, со следующего сентября пошёл в другой коллектив, эти ребята были весёлыми, дружными, особенно успешными в баскетболе. Мне так хотелось играть с ними, но было предупреждение врачей по моему режиму как физическому, так и связанным с работой мозга – без перенапряжений. Школу нашу железнодорожную № 47 г. Борисоглебска я закончил в 1954 г. В моём аттестате зрелости было две «4», остальные – «5». Помнится, после письменного экзамена за сочинение я получил «4». Директор школы и наш учитель русского языка и литературы Николай Андреевич Клочков шутя сказал: «А тебя, Склярук, надо бить розгами, ты сделал одну ошибку в сочинении – в одном слове неправильно сделал перенос». А так я мог претендовать на серебряную медаль за окончание школы. Парадокс. Глядя на сегодняшнее время и вольности с русским языком и попытками его упростить, на переносы в словах не обращают внимание. Подумаешь, какая мелочь, так же проще! И зачем нам эта грамота и морока, нам важнее изучить английский. Хотя, давным-давно знатокам английского языка известно, что американизация этого языка не приносит ему славы великого, он изуродован многочисленными разноязыкими переселенцами. Ведь им проще изучать упрощённую версию языка. Такова судьба и великого русского, которым гордились наши великие предки, особенно эфиоп Александр Сергеевич Пушкин. *** Возвращаюсь к концу 1945 – началу 1946 г., когда мы с отцом прибыли в Борисоглебск, в трудные, голодные послевоенные годы… Это хлеб по карточкам, когда на каждого едока в семье была определенная пайка, которую еще надо было выкупить, отстояв огромную очередь. Эту очередь народ занимал с раннего утра или даже с вечера. Когда человек занимал очередь, ему мелом чертили номер прямо на одежде, на груди или рукаве… А когда открывался магазин, люди плотно стояли, держась друг за друга, чтобы никто не смог вломиться в эту толпу. Помню, как я стоял, и уж близок был прилавок…, как тетки мне сказали, что у меня из рук выхватил карточки мальчишка. Я этого не заметил… Это был воришка примерно моего возраста, и я набросился на него…, отнял свои карточки и был очень благодарен теткам в очереди, что они вовремя меня предупредили. А то я оставил бы всю семью без хлеба недели на две. И все-таки мне было жалко того мальчишку, которого я побил. Может, у него положение было хуже, чем у меня, может, у него не было родителей… Ребенку всегда хочется чего-нибудь сладенького. У нас в шкафу были полки для посуды и каких-то съестных припасов. Стоял там эмалированный кувшин с вишневым вареньем и лежал кулек с конфетами «подушечками». Я иногда перед школой брал пару конфет и несколько ягодок из варенья. Это мне не казалось заметным, но долго так продолжаться не могло. И когда недели через три решили попить чайку, оказалось, что чай пить не с чем… – Он съел килограмм конфет! – воскликнула новая моя бабка, мать моей приемной матери. Поначалу я хотел оправдаться, что, мол, я не за один раз их слопал, а в течение месяца, но потом сообразил, что довод этот не убедителен, конфеты были не только для меня припасены. И не мог удержаться от слез […] Моя новая мама Полина Александровна носила фамилию своего первого мужа – Иванченко. Я на это не обращал внимания. Для меня было главнее всего, как она относится ко мне. Мне ведь не хватало материнской ласки. И я от нее получал и заботу, и жалость, и ласку. Она по-настоящему заменила мне родную мать. Была и кормилицей, и поилицей. Защищала меня от отца, когда он, бывало, учил меня довольно жестко. Иногда от него я получал сильную взбучку… За какую-то маленькую провинность, да хотя бы и за двойку, которую я получал, потому что пропуск школьной программы был сделан не по моей вине… Я же не виноват, что не знаю того, чему меня не учили. Как я могу решать эти задачки, когда я даже понятия не имею о них?.. Защищала меня моя новая мать Полина. В Борисоглебский Дом пионеров продолжаю ходить в два кружка: ИЗО и судомодельный. И оказалось так, что нашими соседями стала семья Франго: Иван Николаевич, его жена Лидия Васильевна и их дети – Артур и Наташа. Иван Николаевич был главным художником Борисоглебского драмтеатра и стал в Доме пионеров вести ИЗО-студию. Самым запомнившимся для меня событием было то, что он подарил мне первую в моей жизни кисточку. У нее был блестящий коричневый черенок, а сама кисточка была двусторонняя: на одном конце номер 4, на другом – 2. Позже я узнал, что это была колонковая кисточка. Дружба с семьей Франго оказалась для меня самой долговременной и дорогой в жизни… А для меня важной еще и тем, что я стал художником. После окончания Борисоглебской школы в 1954 г. я поехал поступать в Москву в Полиграфический институт, но знания мои были не на достаточном уровне, конкурс я не преодолел. Позже, закончив Одесское театральное художественно-техническое училище с отличием, поступил в Полиграфический институт и закончил его в 1967 г., защитив дипломную работу на «отлично». В 1964 г. я посетил семью Франго, с которыми не прерывал связи; они в это время жили в Ульяновске, а я после окончания Одесского училища работал на Борисоглебской студии телевидения и учился в Московском полиграфическом институте. В Ульяновске мне предложили работу в областном Доме народного творчества, и я решил переехать сюда с семьей, которая в это время состояла из жены Марии Ивановны и двух дочерей: Оли и Наташи. Моей основной работой стало профессиональное творчество, участие в выставках, вступление в Союз художников РСФСР и СССР…
|
|
|
|
|
Цитирование информационных материалов, размещенных в ИА "Улпресса" без получения предварительного разрешения допустимо при условии обязательного указания на источник цитирования: приведение ссылки — в печатных материалах, гиперссылки на cайт ulpressa.ru — в сети Интернет. Ссылка на источник или гиперссылка должны располагаться в начале текстового материала.
из города
Светлая память. хороший был человек.
В Прислонихе.
На Пластовской осени…
Житель Хрустальной
Очень понравилась “Улица Гончарова вечером”!
Много движения в полотне!
Грустно, что ушёл художник.
Юрий
Согласен. Меня тоже эта картина зацепила. Так точно схвачено вечернее мгновение этого перекрёстка. Сразу вспоминаются картинки из жизни, связанные с этим местом.
карсунские
Спасибо Улпрессе за такой добрый и теплый материал
Гость
Спасибо Борису Николаевичу за чудесные пейзажи нашего Старомайнского залива.
Людмила
Светлая память замечательному художнику и просто умному и доброму Человеку