Клуб «Симбирский глагол». Ведущий клуба – Жан Миндубаев

«Как стража, столбы верстовые.

Двуглаво распяты гербы.

Одна лишь дорога в России

У правды и честной судьбы.

И чудились – звоны, да звоны,

Кандальные звоны теней.

И лики, печальней иконных,

Витали в потёмках полей..».

      *****

От ведущего.

Сегодня завершаем публикацию  нового труда  известного поэта, прозаика, драматурга и публициста  Николая  Полотнянко  « Сказания земли Симбирской».

Эта весьма оригинальная поэтическая повесть  рассказывает  о становлении  России  на бескрайних просторах Среднего  Поволжья, о    событиях и людях  того времени которые конечно е не могут оставить равнодушными  каждого из нас…

И мне казалось что  ульяновский читатель не останется  равнодушным  к новому творению известно и самого профессионального литератора наших ней. Мне казалось, что хотя бы  чдены  Ульяновского отделеня СП РФ- а их набирается уже  более полусотни- как-то отклкнутся на  труд соего собрата-

литератора,  отзовутся  добрым или взыскующим словом…

Увы! Не случилось.

Объяснить  такое в городе  который  вроде носит звание  «Литературного  города ЮНЕСКО» не берусь…

Ж.М.

***

Николай Полотнянко.

 «Сказания земли Симбирской»                 

(окончание)

 

Поэтические «Сказания земли Симбирской» созданы русским поэтом Николаем Полотнянко, чтобы привлечь читателей к познанию истории родного края, где в течение почти четырёх веков, после начала заселения его русскими людьми, происходили события, оказавшие существенное влияние на весь ход российской истории. Это – и культурное освоение Дикого поля, совместно с народами Среднего Поволжья, и церковный раскол, и крестьянские восстания С.Т. Разина и Е.И. Пугачёва, и деятельность первых русских промышленников, и расцвет помещичьей усадебной культуры, давшей России классиков русской литературы Н.М. Карамзина, И.И. Дмитриева и И.А. Гончарова.

Симбирск – родина В.И. Ленина.

По книге «Сказания  земли Симбирской» режиссёром Дианой Шпоркиной снят одноимённый фильм, который размещён на ютубе.

В 1648-1785гг. Ульяновск назывался Синбирск, а  затем до середины двадцатых   годов  – Симбирском ( что и отражено в текстах) .

 

                             Я ПАМЯТНИК ВОЗДВИГ

 

Пока все хвалят,  иль клянут свободу

И правят мненьями расчёт и суета,

Я памятник воздвиг великому народу

И городу Симбирску навсегда.

 

Он был основан не мечом, но плугом.

Всё было здесь: и крепость барских пут,

И Разинский, и Пугачёвский бунт,

Подобные слепым кровавым вьюгам.

 

Он мнил себя как город-дворянин,

Пока пожар не стал ему итогом.

И родился на пепелище сын,

Что на столетье стал мужицким богом.

 

Под прошлым всё ещё сочится кровь,

Я памятник над ней воздвигнул граду.

И Богом данную к Отечеству любовь

Считаю для себя как высшую награду.                                      

 

 

СКАЗ ПРО ДИРЕКТОРА НАРОДНЫХ УЧИЛИЩ

 

-1-

Морозные звёзды смолола

Метель на крутых жерновах.

И мчались, как белые пчёлы,

Над полем снежинки впотьмах.

Рыдал колокольчик поддужный,

Скрипели постромок ремни.

Из тьмы, беспокойной и вьюжной,

Таращились волчьи огни.

Как стража, столбы верстовые.

Двуглаво распяты гербы.

Одна лишь дорога в России

У правды и честной судьбы.

И чудились – звоны, да звоны,

Кандальные звоны теней.

И лики, печальней иконных,

Витали в потёмках полей.

 

Владимирка!

Песни, былины

Про вечно гонимый народ.

Ухабы избиты, как спины,

Безвестно ушедших вперёд.

Брели они с бритыми лбами,

С печальной надеждой в груди.

Века пронеслись за веками,

А горе, как прежде, в пути!

 

Машиною лязгнув, Европа

Царизму влепила под дых.

Кострищем пылал Севастополь,

Солдатскою славой велик.

Забиты окошки проливов.

Зарыты в суглинок сыны.

И стали видны все нарывы

На теле огромной страны.

 

Крым вырвал Россию из сони.

Все стали роднее на миг

Друг другу, услышав, как стонет

На павшем редуте мужик.

Испив свою чашу страданья,

Россия открыла лицо.

Пришли времена покаянья,

Ответа детей за отцов.

Москва, Петербург – две столицы –

Бурлили, вершили дела…

А здесь во Симбирской провинции

Плевалась окалиной мгла.

Сочился молозивный сумрак.

Дымки завивались из труб.

В потёмках, рассветных, угрюмых,

Маячили тени халуп.

Чернели плетни вдоль дороги.

Прах инеевый сыпался с крон.

И слышался чистый и строгий

Из церкви  к заутрене звон.

-2-

– Ну, вот и приехали, барин!

Примерзла к земле тишина.

Навстречу, спросонок распарен,

Спешил со всех ног старшина.

– С прибытием, ваше…

– Ульянов…

Приезжий стряхнул с шубы снег.

– Директор училищ…

Престранный,

Учёный, видать, человек.

Без спеси, чиновного ору,

Смекнул волостной – простота.

По тропочке узенькой в гору

Пошли на сиянье креста.

Не школа, а слёзы –

Две лавки,

Да стол из шершавых досок.

В дешёвой латунной оправке

Лампада,

Задумчивый бог.

 

…Сходились неспешно, с  оглядкой:

С какого прищучат конца?

Своим  заведённым порядком

Вставали поодаль крыльца.

– Чего там надумали власти?

Опять, поди,  новый оброк?..

Все знать непременно хотели,

Что власть припасла мужику.

Замёрзшие лапти скрипели

На жёстком  январскому снегу.

По въевшейся в душу привычке

(Приезжий-то сам генерал!)

Попадали шапки мужичьи.

Ульянов рукой замахал:

– Покройтесь!

Я к вам за советом, за помощью…

Лес уже есть…

Построить бы надобно летом

Школу на тридцать мест.

 

Крестьяне молчали, хмурея:

Незнамое дело – как взять?

Опять на мужицкую шею

Хомут, и его притирать.

И солнечный полдень немилым

Покажется в спорах, пока

По делу столкуешься с миром

И с места столкнёшь мужика.

– А тёс как? А гвозди? А стёкла?..

– На восемь саженей хором!

Рубаха на госте промокла,

А всё ж настоял на своём.

Ульянов провёл своё дело.

Сочли по копейке рубли.

Пока отрядились, стемнело,

И звёзды вокруг расцвели.

 

И в путь!

Отдохнувшая пляшет

Пристяжка, дымясь куржаком.

Вдали за околицей машет

Ночная метель  рукавом.

Ямщик засвистел:

– Эй, родные!..

В лицо брызнул колкий снежок.

И снова в потёмки России

Ввинтился скрипучий возок.

Стихии  бурлящая воля.

Метелей крылатых полёт.

Ещё одно поднято поле,

Где знанье людское взойдёт.

Не сразу, не скоро –

Подспудно

Созреют добра семена.

Пока ещё спит непробудно

Державы родной глубина.

Салонные кончились споры.

За дело другие взялись.

Дымком динамитным террора

Пахнуло из дальних столиц.

Проклятие вечных вопросов.

И в них было русское всё:

Иль бомбы бросать под колёса,

Иль делать всю жизнь колесо?..

Мучительный гнёт  самовластья

Придуман, иль сам он возник?..

О скорбное русское счастье –

Сжигать свою жизнь для других!

Не всем пьедестал эшафота

Достался. Немало людей

Сожгла беспощадно работа,

Чтоб стало в России светлей.

 

-3-

Умыла февраль непогода,

И месяц взошёл молодой.

И стал посылать на работы

Своих мужиков волостной.

Повинностью всех наделили,

Хоть ругани было и слёз.

Но в двадцать саней снарядили

Для вывоза леса обоз.

 

По зимней дороге не тряско

Катили с бугра на бугор.

За каждой торчал опояской

Испытанный в деле топор.

За пазухой хлеба краюха.

На дровнях верёвка, пила.

И мягче лебяжьего пуха

Охапка соломы была.

 

Просторно!..

И взгляд не охватит

Всю ширь. Голуба высота.

Снегов самобраная скатерть

Смотри, хоть ослепни, пуста.

Лишь копотью чёрной вороны

Осели в седой березняк.

И воздух, промёрзший до звона,

Скрипел на зубах, как наждак.

Подроста елового ровня

Взбежала на белый бугор.

Катили крестьянские дровни

В Присурье, в откупленный бор.

 

Неяркой латунной жестью

Закат застелил синий снег.

Крестьяне приехали к месту

И встали гуртом на ночлег.

Умяли лаптями поляну,

Костры развели – и вповал.

Наутро лесник им деляну

Деревьев мелком отсчитал.

За лесом вдали заалелась

Рассвета туманная гарь.

Они кипяточком согрелись,

Ржаной пожевали сухарь.

Чтоб не быть за душу в ответе,

Подальше коней отвели.

Деревья, литые из меди,

Гудели натугой земли.

В сосне, золотой и дебелой,

Старшой  остриём топора

Зарубку широкую сделал,

Потрогал рукою – пора!

 

Примета старинная: сосны

Валили, когда из корней

Густой и янтарный, как солнце,

Сок двигался в перья ветвей.

Столетиями срубы не гнили,

Держались и в мокреть, и в студь.

И церкви, как лебеди, плыли

Над Русью и ныне плывут.

 

В мужицкие лица смолисто

Живицей пахнула кора.

Запела протяжно и чисто

Весёлую песню пила.

– Ну, с богом!

И острым разрезом

Вошли в древесину с боков.

Запричитало железо

В руках молодых мужиков…

– Пошла!

–  Берегись!

Покачнулась

Земля.

Отшатнулся мороз.

Сосна до корней содрогнулась

И пала, ломая подрост.

И грохот пошёл по чащобе,

Тяжёлый, как медь, громовой.

Сохатый споткнулся в сугробе

И, молча, потряс головой.

Медведь потянулся в берлоге

И мох под бочину подгрёб.

Над лесоповалом сороки

Трещали по-бабьи, взахлёб.

 

– С почином!..

И в воздухе стылом,

Давясь древесиной, вразмах,

Качнулись певучие пилы

В надёжных мужицких руках.

И двадцать стволов враз упало.

И вздрогнул от грохота лес.

Лоснился,

Как жёлтое сало,

Исчерченный кольцами срез.

За комель петлёю – и в волок

Под хриплые выплески слов.

Морозные искры иголок

Посыпались с конских боков.

По вагам катали на сани

Тяжёлые брёвна. Обоз

Сполна нагрузили. В тумане

Три солнца сулили мороз.

С них наземь текла позолота

Процеженной стужей с небес.

Поели, и снова работа:

Везти заготовленный лес.

Истёрта спина, в кровь избита,

Но надо тянуть, коль велят.

Упёрлась в четыре копыта

Кобыла, а дровни стоят.

Мужик навалился. Полозья

Скрипуче запели, пошли.

Простором пахнуло морозным.

Вечерние тени взросли.

На небе взошла самосевом

Звезда, как цветок на лугу.

Дорожным синичьим напевом

Свистели полозья в снегу.

 

– 4-

 

Всё сделали, как порешили.

Чуть лето успело остыть,

Всем миром его пригласили

В деревню, чтоб школу открыть.

И снова дорога!.. В укладке

Нехитрые школе дары:

Всемирная карта, тетрадки

И книжки для всей детворы.

Мелькали тележные спицы,

Грязь брызгала из-под копыт.

Летели осенние птицы

Над родиной, плача навзрыд.

Стояли деньки золотые.

Листва облетала с берёз.

Волнуясь, прощалась Россия

С порою цветенья и гроз.

От зябких дождей проржавели

Зелёные крыши лесов.

И чувства иные прозрели

К отчизне – печаль и любовь.

И сердца коснулась, тревожа,

Листвы облетающей дрожь.

И стала родней и дороже

Земля, на которой живёшь.

Открылась душе по наитью

С природой бессмертная связь.

Пора журавлиных отплытий

И грусти, пронзающей нас!

 

Простор дрожкой нитью прострочен

Станиц, уплывающих в синь.

И горечью пахла с обочин

Седая, как пепел, полынь.

Ворона взлетела с разбега.

Зайчишка метнулся в кустах.

И ходко катила телега

В просторных осенних полях.

 

Хлеб убран. Стерня золотилась.

И шла в деревнях молотьба.

Была умилённая милость

В земле, подарившей хлеба.

Над током пыльца обмолота

Клубилась под гомон цепов.

Журчали, заждавшись работы

Литые круги жерновов.

Деревня считала прибытки

И сколько налогов отдать.

Остатка лишь только

На нитки хватало,

Чтоб рвань залатать.

Царю, господину и Богу,

Хоть сдохни, но доли отдай…

 

Ульянов смотрел на дорогу

На милый затерянный край.

День тихо катился на убыль.

Темнел на деревьях раскрас.

Вдали вспыхнул храмовый купол,

И речка блеснула, искрясь.

Илья Николаевич зорко

Вгляделся…

– А вот и она!..

У речки, на ровном пригорке

Стояла в четыре окна.

Домов деревенских повыше

С широким крылечком резным,

Под светлой тесовою крышей

Возникла вдруг школа пред ним.

Вкруг чёрный лоскут огородный,

Под ивами мельничный пруд.

Вздохнулось легко и свободно

От счастья, омывшего грудь.

 

 

          СКАЗ ПРО ЮНОГО ВЛАДИМИРА  УЛЬЯНОВА

 

-1-

 

Прошёл легчайший дождь,

Почти неуловимый,

И радуга воздвигла зыбкий мост.

Трава курится вогловатым дымом,

Чуть розовым от зноя и стрекоз.

И вспыхнувший цветеньем

Куст сирени

Дымится тоже, хоть и не промок.

Над Волгою в неясном отдалении

Пошаливает радостный громок.

И стая голубей над парком кружит,

И падает на землю с виража.

И важно ходят голуби по лужам,

И воду пьют глотками, не спеша.

Они взлетают хлопотливым роем,

Меня крылами не задев едва.

Сегодня на земле всё молодое:

И гром, и дождь, и солнце, и трава.

 

-2-

Куда пойти?..

С кем поделиться болью?

Мать рядом с Сашей,

Нет в живых отца.

Запруженная арестантской голью

Вскипала гулко улица с конца.

Косил лиловым глазом конь горячий,

Конвойный офицер крутил усы.

Совала бабка каторжным калачик,

Как повелось от века на Руси.

Владимир жадно всматривался в лица.

Кого ни привели сюда пути!

Вот два студента, может из столицы?

Спросить про Сашу… Но не подойти.

Гонимый люд шёл, спотыкаясь, в гору,

Сквозь толпы обитателей градских.

Хотелось отшатнуться от позора

Своей страны, но он смотрел на них.

 

-3-

 

Над городом весны звенело знамя.

С Венца дул лёгкий ветер – ласковей.

Над крышами домов, над куполами

Кружился май на крыльях голубей.

Шумело монастырское кладбище

Вороньим граем, молодой листвой.

И словно на родное пепелище,

Пришёл Владимир к стеле гробовой.

Тот день вставал в сиянии немилом.

Народ всё шёл и шёл издалека.

Под синим генеральским вицмундиром

Остановилось сердце мужика.

Отец лежал в гробу, прямой, лобастый.

Сторонник дел. Противник болтовни.

Он был педагогических дел мастер,

Учитель и наставник ребятни.

Под шум дождя и всхлипывание вьюги,

Не думая про званья и почёт,

Он объезжал Симбирскую округу

И все деревни знал наперечёт.

Курные избы, рощицы, пригорки.

Серп полумесяца, сияние креста.

Папузы, Курослепки,  Домосёрки –

Беспамятные дикие места.

Сквозила бедность русских, инородцев

Из каждого дремучего угла.

За ним вставали школы как колодцы

С живой водою знанья и добра.

– Отец, отец…

Мы – пасынки отчизны, твои сыны…

(О, как земля молчит!)

К чему не прикоснёшься в русской жизни,

Умом иль сердцем – всё кровоточит.

Не оступиться б, что найдёшь, не знаешь.

Ведь на Руси, как будто в сказке той:

Пойдёшь налево – совесть потеряешь,

Пойдёшь направо – голова долой.

 

Вороний грай шумел над тополями,

Земля молчала под родным крестом.

Но знал Владимир, что пойдёт он прямо.

Своим, ещё не тореным путём.

Пройдёт сквозь испытания на ощупь,

В бореньях прозревая, чтоб потом,

В семнадцатом, рванула штурмом площадь,

Всё обрекая на распыл и слом.

Земля молчала, но ударил ветер,

Взыграла в небе света полоса.

Цепляясь за верхушки старых ветел,

Шла на Симбирск весенняя гроза.

 

СКАЗ ПРО БАРЫШ

 

В березняке задумчивая тишь.

Сосновый бор едва шумит устало.

«Симбирская Швейцария» – Барыш –

Вступает грустно в пору листовала.

 

Старинный край!

Он русским стал давно.

Был некогда окраинным, дозорным.

В его деревнях каждое окно

Украшено наличником узорным.

 

Загадочный языческий мотив,

Подумать если, вовсе не случайный.

Как заклинанье, каждый в нём извив

Ещё дохристианской дышит тайной.

 

Здесь испокон веков жила мордва,

Упрямое, загадочное племя.

В узорах зашифрованы слова.

Их для потомков сохранило время.

 

С берёзы соскользнул печальный лист,

Напоенный осенним жёлтым светом.

Люби свой край, храни его, трудись,

Рожай детей – разгадка только в этом.

 

Нам предки передали эту весть,

Живущим ныне, письменами крова.

Языческое солнце, Божий крест –

Судьбы незамутнённая основа.

 

             СКАЗ ПРО НАЧАЛО ДВАДЦАТОГО ВЕКА

 

* * *

Век начинался молодо,

С верой в лучшую жизнь…

Аэроплан над городом,

Как этажерка, завис.

 

Первые телефоны,

Беспроводной телеграф.

Думские пустозвоны.

Поиски воль и прав.

 

Хоругви, кресты, иконы.

Деревни, пьяные вдрызг.

Маршевые батальоны

На фронт провожал Симбирск.

 

Первые пораженья.

В петлицах траурный креп.

Первые повышенья

В лавках цены на хлеб.

 

Грозные забастовки.

Бунта кровавые дни.

В руках у толпы винтовки.

Боже, Россию храни!

 

Это – лишь только начало

Отсчёта счастий и бед.

Всё это памятью стало

Белой и красной на цвет.

 

СКАЗ ПРО РОМАНОВСКИЙ МОСТ

 

И при царизме строили мосты,

Почти вручную, накрепко и споро.

Всё на заклёпках – балки и листы

Железные. Гранитные опоры.

Река катилась медленно на юг,

Степенно огибая крутояры.

Звучал кувалд могучий перестук

И по воде был слышен до Самары.

 

Четыре года стройки колесо

Работало без устали и лени.

И град Симбирск смотрел на это всё

С обломовским вполне недоуменьем.

Он всё к себе примеривал, решал,

Но будущего всё-таки не ведал.

И скоро на всю Русь такие беды

Пришли, что их никто не миновал.

 

Пока же год шестнадцатый.

Оркестры

Играют марши, трубы вверх задрав.

К мосту  впритык походкою железной

Подходит испытательный состав.

Локомотив упрямой силой пышет.

Бушует в топке яростный огонь.

И мост, как материнская ладонь,

Над Волгою состав едва колышет.

 

                    

СКАЗ  ПРО ПЕРВЫЙ В СИМБИРСКЕ ПАРОВОЗ

 

Волжане шумною толпою

Толкали в гору паровоз.

А тот всей тяжестью литою

Тянул ватагу под откос.

Но устояли симбиряне,

Потомки мощные стрельцов.

И в гору леший окаянный

Был завезён, в конце концов.

 

И весь Симбирск на чудо-юдо

Смотреть сбежался, рты открыв.

И вот парадная минута –

Стрельнул гудком локомотив.

 

Затем он пыхнул клубом пара

И чёрный  дым пустил в трубу.

Зажглась прожекторная фара

В его крутом и медном лбу.

 

В Симбирск век пара и железа,

Взамен сохи и топора,

Пришёл. Радетели прогресса

Вскричали радостно «Ура!..»

 

Лишь некий скептик со значеньем

Сказал, увидев паровоз:

– Он к нам не жизни облегченье,

А революцию привёз.

 

       СКАЗ ПРО ЗЕМЛЮ

 

Спит мещанский Симбирск,

Февралём убаюкан –

Обещаньем свободы, раздела земли.

Отшумела в садах

Листвяная осенняя вьюга,

Ледяные зазимки

На зелень отавы легли.

 

Гулко грянул Октябрь –

Революции огненный праздник.

Будоражит страну

Обновления жуткая новь.

Но Симбирск молчалив,

Монастырский, лабазный,

С кистенём под полой,

Ошалевший от яви и снов.

 

Мыслят люди с деньгой:

Лучше пусть верховодят эсеры.

Совнаркомия Питера

Нам, волгарям, не указ.

Наша местная власть

Вся купеческой веры.

Их мы знаем насквозь –

Покупали не раз.

 

Спит мещанский Симбирск,

Но в казармах шумят о свободе

Те, кто с вошью окопной

Был три года на «ты».

И пять сотен рабочих

Бузят на патронном заводе.

И крестьянин ко лбу

Поднимает щепотью персты.

 

Он ещё не опомнился,

В строки вчитавшись декрета,

Что в обмотке привёз

С галицийского фронта шабёр:

 

–  Надо землю делить!

Неча ждать учредилки и лета.

Не помогут слова,

Так поможет топор!

 

Он молчит,

Но «люблю» сердце шепчет землице.

И мозолят глаза

Гребни  потных борозд.

До рабочей зари

Мужику будут в мареве сниться

Неба край, да копыта,

Да взмыленный хвост.

 

Он приникнет к земле,

Задохнётся от жара,

От затаённого

В почве огня.

Буйно щедра

Чернозёма опара,

Насквозь пропотевшая,

Будто холка коня.

 

Дождь пойдёт по земле,

Пашню каплями тыча,

Ярый дождь, что ждала

Вся земля столько дён!

 

И сорвутся к земле

Струи

Сотнями тысяч

Тугоскрученных ветром

Золотых веретён!

 

Как желанно мила

Зеленям эта пряжа,

Оживляюще-сладкий

Весенний поток.

 

И потянется к солнцу

Хмельно и протяжно

Зеленоклювый

Дрожащий росток…

 

Золотое зерно

Защекочет ладоней мозоли.

Зажурчат жернова,

Сладко в ноздри пыля.

Не мечтает мужик

О другой, лучшей доле:

Лишь бы стала своею

Навеки земля.

 

СКАЗ ПРО ГОЛОД В ПОВОЛЖЬЕ

 

Клубился зной,

Колючий, злой.

Желтело небо, как рогожа.

Сграбастал голод пятернёй

За глотку нищее Поволжье.

 

Смерть шла по выжженным полям

Тенями рваными пожара.

И кровью наливался шрам

На детской шее комиссара.

Угрюмо заседал комбед.

 

Бесхлебье обсосало лица.

И падал из окошек свет

На злые острые ключицы.

Крик петушиный.

Выстрел. Стон.

Скрипят ворота, как протезы.

 

Клокочет в глотках самогон.

Лежат за пазухой обрезы.

Огнём обкусанный забор.

Голов отъятых позевота.

Скороговорка пулемёта.

И пуля разрешала спор.

 

СКАЗ ПРО ЗЕМЛЕМЕРНУЮ САЖЕНЬ

 

Голенаста, как аист,

Мозолины глаже,

Вымахав,

Тысячи пашенных вёрст,

Висит на амбаре

Старинная сажень,

Деревянные ноги

Топыря вразброс.

 

Сделал её,

Когда был ещё в силе,

Дед,

Воротившись с гражданской домой.

Землю

Навечно крестьянам делили,

Счастьем ржаным

Одаряли с лихвой.

 

Путаясь в полах

Пробитой шинели,

С саженью шёл он,

Спеша со всех ног.

Землю делил мужикам

И артели,

Мощностью в шесть лошадёнок и сох.

 

Всех наделил

И запрягся в работу.

Залежь ломал

И в отход уходил.

Чтоб прокормить десять ртов –

Всю голоту,

От зари до зари

Выбивался из сил.

Как она пахла,

Родная землица,

Плугом обласкана.

Вся в зеленях,

Вот и досталось судьбе

Распрямиться,

Больше не чудился

Голод и страх.

 

Малость окрепнув

К тридцатому году,

Думал,

Что дальше помчит рысаком.

Но для крестьянства

Другую свободу

Выдумал вождь

В кабинете своём.

 

Так зануздали –

Не брыкнешься даже.

От мужика

Отшатнулась земля.

Снова ладони

Мозолила сажень,

Пашню для нового счастья деля.

Тем, кто покрепче,

Под самые срубы

Землю обрезали,

Что негде встать.

Медные трубы

И чёртовы зубы –

Всё это им

Предстояло узнать.

 

Сбрую снесли,

И скотину согнали

В общий загон.

Сочинили колхоз.

Этих сослали.

Этих избрали.

Этих молчком отнесли

На погост.

 

Новая жизнь

Стала тише и глаже.

Думать не надо,

Коль всё решено.

Мерила труд

Бригадирова сажень.

Время катилось.

Куда?  – всё равно.

 

Русская доля,

Судьба ножевая!

Горечь утрат.

И забвенья трава.

Только застонет душа,

Прозревая,

В горле занозой

Застрянут слова.

 

СКАЗ ПРО АРКАДИЯ ПЛАСТОВА

 

Он был художником от Бога

И сыном родины своей.

Искусством праведно-высоким

Очеловечивал людей.

 

И от картин его исходит

Простой и ясной правды свет.

Он для народа жил в народе,

И разделил с ним ужас бед:

И революции, и голод,

И весь российский перетряс,

Когда ковал репрессий молот

Меч справедливости для нас.

 

И в красоте его полотен

Сияла будущая жизнь.

Он был воистину народен.

Ему крестьянский коммунизм

Всегда был по сердцу…

Но время

Пришло: ни мира, ни войны.

И возросло другое племя,

Другие внуки и сыны.

 

Другая жизнь, чужое счастье

Смущает сказками народ.

Сменилось многое, но Пластов

В своих полотнах не умрёт.

 

Он  был художником от Бога

И сыном родины своей.

Искусством праведно-высоким

Очеловечивал людей.               

 

СКАЗ ПРО ПОЛЕВОЙ ОДУВАНЧИК

 

Я помню,

Как я – тот далёкий мальчик,

Каким-то чудом выживший в войну, –

Держу в руке

Поспевший одуванчик

И слушаю живую тишину.

 

Вокруг меня,

Древнее, чем былина,

Лежит до неба звуками полна

Просторная

Столовая равнина,

Нетронутая плугом целина.

 

Полынь горчит,

Татарник пахнет мёдом.

Степные травы встали в полный рост.

Следят за грозным

Ястребиным взлётом

Перепела испуганные с гнёзд.

 

В лицо летит

Полынный терпкий ветер.

Вдали клубится смерчевой поток.

И простодушно веруя в приметы,

Держу в руке я сорванный цветок.

 

Он вырос

Под степным горячим небом.

И, как дымком, окутан был пушком.

Его упругий чуть шершавый стебель

Был переполнен горьким молочком.

 

И сердцем,

Не обманутым ни разу,

Я верил слову каждому тогда,

Что если сдую

Все пушинки разом,

То воплотится в явь моя мечта.

 

Но я не знал,

Когда пух разлетался,

Ни жизни, ни её добра и зла.

Мой детский мир бесхитростный

Кончался

В те годы за околицей  села.

 

Мой дивный мир:

Землянки, огороды,

За ними даль без края и конца.

Здесь я набрался

На всю жизнь свободы

И запахов пьянящих чабреца.

 

Я видел всё  в сиянии Победы,

И подвига народа на войне.

Я, как и все, не думал и не ведал,

Что лишь полвека жить моей стране.

 

Вокруг кипела

Праздником работа,

И время густо свадьбами цвело.

Уставшее От войн и недорода

О близком счастье грезило село.

 

Добро и зло,

Надежды и сомненья,

Как остро это всё переплелось

В моём таком наивном поколенье…

И мне пора о нём сказать всерьёз.

 

Мы –  сыновья времён

И чувств железных,

Когда войною шёл на брата брат.

С тех пор страна

Колеблется над бездной,

Из душ никак не выгорит разлад.

 

Не правда нам страшна…

Кровь заблуждений духа

Уж скоро век, как гложет совесть нам.

И либеральный бред,

Усталость и разруха

Надолго стали свойственны умам.

 

И нет замены

Рухнувшим кумирам.

В почёте только злато-серебро.

Нас ждёт война самих с собой и миром,

Который ополчился на добро.

 

И я уже не тот наивный мальчик.

Познавший нашей жизни виражи,

Я вновь срываю

Пыльный одуванчик

И вдаль гляжу с опаханной межи.

 

Шатается,

Кипит пшеница в поле,

Спешит волнами спелыми ко мне.

И, как осколок

Дивной детской воли,

Кружит над степью ястреб в вышине.

 

До ясных звёзд

Набито небо громом.

От высоты захватывает дух.

Сдувает гулкий рёв ракетодрома

С цветка белёсый невесомый пух.

 

СКАЗ ПРО РАСПАД СССР

 

Шумят окраины. Кичливые призывы

Слепят умы. Уже пролита кровь.

И только лишь Россия молчаливо

Взирает на безумные порывы

Былых друзей, теперь почти врагов.

 

Её сыны своею кровью тушат

Пожар вражды беспамятных племён.

Былой покой и проклят, и разрушен,

От своеволья одичали души.

И пыль столбом от рухнувших икон.

 

Вновь начата трагическая повесть

Братоубийства, где героев нет.

На площадях бушует митинговость.

Витии верховодят. Меркнет совесть.

И на Россию пал кровавый свет.

 

В который раз ей выпало коварства

Терпеть от тех, кого она спасла

Своим мечом от унижений рабства,

От гибели, и, подав руку братства,

Как равных за собою повела!

 

Но что им Русь?  Что отчие святыни?

Что братские могилы на полях?

С Россией им не по пути отныне.

Так пусть идут туда, где кровь и страх.

 

Что их держать, коль всё им здесь немило?

Пусть торжествуют – рушится Союз,

Горит, как коммунальная квартира…

А Русь пойдёт стезёй добра и мира,

Не оскверняя злобным словом уст.

 

СКАЗ ПРО КАРАМЗИНСКИЙ САД

 

Листвы опадающей трепет.

И клик журавлей на лету.

Минувшего шелест и лепет

Слышны в Карамзинском саду.

 

Здесь русское прошлое живо

Со мной обо всём говорит.

И муза истории Клио

Над глыбой гранита парит,

 

Читая России скрижали

Понятным простым языком,

Про то, что нашли, потеряли

Мы все на пути роковом.

 

Начала сокрыты во мраке,

И знают о них лишь одни

Созвездий сияющих знаки,

Болот колдовские огни,

Да ворон угрюмо молчащий

На древнем могучем дубу.

И лешие в сумрачной чаще

Пророчат России судьбу.

 

Еще не рассеялся морок

Преданий, когда Карамзин,

Бесстрашный поэт и историк,

Решился дойти глубин,

 

Из коих взошло государство,

И крепи его, и столпы –

До гибели Русского  царства

От Смуты и козней судьбы.

 

До горькой кручины народной –

Паденья державных стропил

Довёл он свой труд благородный

И в Боге смиренно почил.

 

Листвы опадающей трепет.

И клик журавлей на лету.

Минувшего шелест и лепет

Слышны в Карамзинском саду.

 

СКАЗ ПРО ЖУРАВЛЯ В НЕБЕ

 

Журавль прокурлыкал прощально.

Деревья притихли во мгле.

О Господи!.. Как всё печально

Сегодня на русской земле.

 

Шумит на священных могилах

Сухой и полынный бурьян.

О Господи!.. Будем ли в силах

Развеять хулу и обман?..

 

Лесов золотая разруха.

Серебряно-светлый Покров.

О Господи!.. Хватит ли духа

Надежду сберечь и любовь?..                                      

 

            СКАЗ ПРО СТОЛИЦУ СИМБИРСКОГО КРАЯ

 

Крутыми вьюгами обшарен,

Спал город, как усталый мозг,

Разбитый на два полушарья

Рекой, что льдом сковал мороз.

 

Безлюдный, к полночи усталый,

Замешан  круто на стекле,

Бугрясь бетоном и металлом,

Он распластался на Земле.

 

Но в спящем городе всё время

Был слышен тяжкий мерный гул:

Его сигнальная система

Несла бессонный караул.

 

В потёмках уличных извилин

Клубились смерчи снежной пыли.

Не спали сыщики  угро.

Пугливый вор с добычей крался.

И слепо верящий в добро

Во сне ребёнок улыбался.

 

Солдат сны видел про войну

И просыпался от бомбёжки.

И рвал сиреной тишину

Внезапный вызов “неотложки”

 

Шла беспрестанная работа.

Кипела срочная страда.

Взлетали в небо самолёты.

Мглу разрывали поезда.

 

И перекатывались громы

В кузнечных огненных цехах.

Не спали фабрики, роддомы

И часовые на постах.

 

Земному шару неизвестный

Не спал поэт в каморке тесной.

Стремясь постигнуть красоту,

Он вглядывался в темноту.

 

Ему прозренья роковые

Неизречённо душу жгли.

На стёклах окон ледяные

Цветы бестрепетно росли.

 

Позёмка тёрлась  по-гадючьи

О стены жёсткой чешуей.

Луна, испуганная, в тучах

Летела жёлтою совой,

Как бред над тканью мозговой.

 

Не воплотившаяся в слово,

Как будто всадник безголовый,

Мысль по извилинам немым

Неслась под сводом черепным.

 

И в мутном лунном освещенье,

В клубок метельный сплетены,

Роились образы и тени

И человеческие сны,

Криво-зеркальным отраженьем

Дневных испугов и надежд

Бывалых умниц и невежд.

 

Фосфоресцировали бредом

Над сонным городом умы.

Под циркульным фонарным светом

Метались клочья снежной тьмы.

 

И нервно вспыхивали звёзды

Над мозговой корой Земли.

И в голубых глазах мороза

Цветы бестрепетно росли.

 

Они ползли, как хмель, всё выше

По нитям света звёзд  сквозь тьму.

И становилось небо ближе,

Доступней сердцу и уму.

 

Мир был огромен и печален.

Летел, рассыпавшись во мгле,

Огонь с вселенских наковален

Метеоритами к Земле.

 

СКАЗ ПРО СУДЬБУ РОССИИ

 

Бурлят разломы жизни грозовые.

За век два царства пущены на слом.

И мечется во тьме душа России

Как погорелец, потерявший дом.

 

То к Западу качнётся, то — к Востоку,

Но не поддастся чуждому уму.

То в одночасье охладеет к Богу,

То воспылает верностью к нему.

 

То, в смуту впав, опять себя терзает,

Без милосердья всё вокруг круша.

И только вещий чёрный ворон знает,

Что ищет в бунте русская душа.

 

Она стремится к своему истоку:

Ведь только ей, вселенской голытьбе,

Господь поволил знать к нему дорогу

И крестный путь изведать на себе.

 

СКАЗ ПРО РУССКОГО ПОЭТА

 

Сомнений тьма, а ты один.

Меж двух глубин — земли и неба

Живёшь не зряче и не слепо,

И раб себе,

И господин.

 

Ты постигаешь свой удел

И не дойдёшь никак до сути:

Где остановка, где предел

Всему, что есть?

Тому, что будет?..

 

Но что страшиться…

Жизни бег

Нас потрясает вещей дрожью.

И ты, бессмертный человек,

В себе почуешь искру божью.

 

Ты ею будешь приобщён

К судьбе великого народа.

Поэту не нужна свобода,

Коль воли нет.

 

Пусть знает он

Свой долг и подвиг, и гоненья.

Поэт призваньем осуждён

Быть вещей болью поколенья!

 

Что этот век?

Что век иной?..

Не сотвори из них кумира.

Лишь ты один есть совесть мира.

Звенит врачующей струной

Над болями земными лира.

 

И ты, поэт, во мраке буден,

В труде, на смертном рубеже

Не забывай, что ты подсуден

Одной лишь собственной душе!

 

Ты перед ней за всё в ответе.

Сжигай себя, томи, неволь!

Как раскалённый уголь, светит

В твоей душе святая боль!

 

СКАЗ ПРО НАРОДНОЕ СЧАСТЬЕ

 

Ведь всё так просто: лес и поле,

И нищета сорочьих гнёзд.

А вот, поди ж ты, заневолит,

Заворожит почти до слёз.

 

В России утро или вечер?

Куда ведёт судьбы тропа?..

Сквозняк задул в соборе свечи.

Молчат священные гроба.

 

Стою у Вечного огня.

И чувствую – незримым током

Струится пламя сквозь меня,

Соединяя душу с Богом,

 

Что был на русской стороне

Почти со всей Европой битвы,

И танков крестный ход в огне

Под  орудийные молитвы

Он освящал…

 

В солдате каждом,

Счастливо выжившем иль павшем,

Бог был частичкой любви.

И храм Победы на крови

Воздвигнул на небесной тверди

И души их хранит в бессмертье…

 

Причин для радости немного.

Но жив надеждой русский бог,

Хоть колесована дорога

В град Китеж вдоль и поперёк.

 

И я не прячу чувств под маской.

Насмешек  жалких не страшусь,

Что до сих пор осталась сказкой

Про счастье будущая Русь.

 

И пусть всегда такою будет,

Чтоб было что любить, беречь.

Мечту народа не остудит

Ничья предательская речь.

 

Он знает сам, где быль, где небыль,

Где жизнь, где вечный упокой.

Он головой упёрся в небо,

И держит тяжкий свод земной.

 

                                ИСТОРИЯ РОССИИ

 

История России необъятна.

Она как затонувший материк

Из толщи временной и невозвратной

Лишь иногда нам свой являет лик.

 

В ней – радость человеческого детства,

И горечь от несбывшихся надежд,

И подвиги, и подлые злодейства,

И наши мненья жалкие, невежд.

 

И мы пред ней, то в ужасе немеем,

То слепнем от сиянья красоты.

И каждого державного злодея

Готовы оправдать и вознести.

 

И тщимся объяснить себе причины

Распада царств и гибели эпох…

В её бездонной роковой пучине

Сокрыт всех русских промыслов итог.

 

Все радости земные и все беды,

Исканья правды и дурман идей,

Все смыслы русской жизни, все ответы,

Всё будущее наше скрыто в ней.

 

Сонм пращуров державных не попустит

Нам позабыть про свой святой исток.

Россия как река вливается всем устьем

В безмерный океан, чьё имя – Бог.

                                    ( Конец).