«Наша русская жизнь и неволя, и воля…
Мы бредём из тумана в туман.
Но свою навсегда Богом данную долю
Ни на что не сменяет Иван.»

От ведущего.

Сегодня публикуем поэтические размышления Николая Полотнянко. В них он уже с больших высот собственного бытия озирает своеобразное пространство нашего многогрешного земного существования…

И публикуем  их  совсем не потому, что об этом попросили некие таинственные «солидные люди» – а потому что поэт как бы подводит некие итоги своих многолетних размышлений о судьбах России и россиян…  Он как бы завершает цикл своих глубоких раздумий обо всем  происходившем и происходящем на бескрайней России…

Суть их лаконично выражена в таких строчках:

««Наша русская жизнь и неволя, и воля…
Мы бредём из тумана в туман…»

Вчитаемся.. Задумаемся… Согласимся? Возразим?

Ж.М.

***

Николай Полотнянко

В России утро или вечер?..

Ведь всё так просто: лес и поле,
И нищета сорочьих гнёзд.
А вот, поди ж, ты, заневолит,
Заворожит почти до слёз.

В России утро или вечер?
Куда ведёт судьбы тропа?..
Сквозняк задул в соборе свечи.
Молчат священные гроба.

 

 

Про счастье.

Причин для радости немного.
Но жив надеждой русский бог,
Хоть колесована дорога
В град Китеж вдоль и поперёк.

И я не прячу чувств под маской.
Насмешек  жалких не страшусь,
Что до сих пор осталась сказкой
Про счастье будущая Русь.

И пусть всегда такою будет,
Чтоб было что любить, беречь.
Мечту народа не остудит
Ничья предательская речь.

Он знает сам, где быль, где небыль,
Где жизнь, где вечный упокой.
Он головой упёрся в небо,
И держит тяжкий свод земной.

 

Справедливость.

Наша русская жизнь и неволя, и воля.
Мы бредём из тумана в туман.
Но свою навсегда Богом данную долю
Ни на что не сменяет Иван.

Он сегодня прохожий на празднике жизни.
Нет причин для него ликовать.
В недостроенном только что жил коммунизме,
И живёт при буржуях опять.

Но всегда он готов на любые потери,
Лишь бы к счастью была ближе дверь.
Как ребёнок, недавно он в Ленина верил,
Так же в нового лидера  верит теперь.

Знает он, что его справедливость у Бога,
И расстаться тот с ней не спешит.
И у выбранной власти её тоже много,
Но она вся без дела лежит.

К справедливости время торопит вернуться,
Чтобы ожил гонимый народ.
Власть боится её даже пальцем коснуться:
Ну, как буйным огнём полыхнёт?!

Наша русская жизнь и неволя, и воля.
Мы бредём из тумана в туман.
Но свою навсегда Богом данную долю
Ни на что не сменяет Иван.

 

Поэма Памяти .

Всему есть срок, и бог земной

Почил сном вечности глубоким.

Но даже мёртвый, неживой,

Он для живых остался богом.

А я, что знал я о себе?

Я жил и в счастье слепо верил.

Лишь были ведомы судьбе

Мои находки и потери.

Двадцатый съезд. Пора надежд

На счастье и никак иначе.

Коммунистический рубеж

Невдалеке уже маячил.

Осталось только поднажать,

А там… Что там, никто не знает.

Народ лишь начал прозревать

И ничего не понимает.

Деревне дали паспорта,

И повалили люди в город.

У всех была одна мечта –

Зажить без всякого надзора.

Еще газетам верят все,

Противных нет в помине мнений.

Почти на каждой полосе

В призывной позе новый гений.

Страна на взлётном вираже

Летит с космическим размахом.

И новый вождь всем по душе,

Что не внушает людям страха.

Был трудовой рабочий рубль

Вполне по ценам магазинным.

По выходным барачный клуб

Цвёл штапелем и крепдешином.

Завыл в посёлке первый «маг»,

И завихлялись «буги-вуги».

Стригут дружинники стиляг,

Берут воришек на поруки.

А за барачной полосой,

Цепляясь к городскому краю,

Растёт хрущёвский самострой

Из насыпушек и сараев.

По всяким праздникам у нас

Поют заливисто гармони.

Звучит «Подгорной» перепляс,

Ещё частушки не в загоне.

Не в моде френч и сапоги,

Но произвол ещё обычен.

И Пастернак попал в враги,

И Солженицын возвеличен.

В литературе этих лет

Куприн и Бунин в громкой славе.

И снят с Есенина запрет,

И обретён Васильев Павел.

Жизнь примирила вроде всех.

В моём бараке отставные

Охранник лагерный и зэк

Гуляют вместе, как родные.

Я верю в правду и добро,

Хотя вокруг немало злобы.

Уже вплотную подошло

Мне время счёт платить особый.

Но я от страха не продрог.

Что мне чужой и горький опыт?

Я за собой не слышал топот

Железом кованных сапог.

Судьба дала мне честный путь

И опалила душу смутой.

И сквозняки пронзили грудь

Сердечной горестной остудой.

2.

– Я прожил жизнь в другой России,

Чем та, что вкруг меня была.

Года советские немые и россиянские лихие

– Сквозь них судьба меня вела

Тропою Пушкина и Блока.

Жизнь не была ко мне жестока,

Но сам я был к себе жесток,

И усмирял упрямство строк…

Я прожил жизнь, не помышляя,

Разбогатеть, войти во власть.

И жил легко, как бы играя,

Мной лишь одна владела страсть:

Любовь к Отечеству, что пало,

Изменой мерзостных вождей

И жутким призраком восстало

В казнящей памяти людей.

И никому спасенья нету

От боли, жалящей умы.

И выпал долг сказать поэту,

Что изменили Правде мы.

Что мы – предатели России,

Кто взрослым был в тот страшный год,

Когда кремлёвские витии

Советский предали народ.

 

Былые кумиры.

Распутин, Белов…Что сказать?

Писатели крепкие были.

Но стали мы их забывать,

К их творчеству чуть поостыли.

 

Когда-то считали за глас

Народа их честную прозу.

Но в жизни, что мучает нас,

Другие веселья и слёзы.

 

И кто они нынче для нас,

Последние классики века?

От творчества их и сейчас

Не видно пока что побега.

 

Разлом по живому горяч.

По-своему каждый несчастен.

Велик русско-письменный плач,

Но к творчеству мало причастен.

 

И чтоб не лишиться судьбы,

Нам заново надо родиться.

Мы с пушкинской сбились тропы.

Пора на неё возвратиться.

 

Костёр, что грел..

Костёр, что грел, почти потух,

Дымится еле-еле.

И подошёл к нему пастух

С сухою веткой ели.

 

Золу чуть-чуть расшевелил

И замахал ей быстро.

И костерок наш задымил,

И полетели искры.

 

Из головни, как из змеи,

Огня восстали жала.

Лизнуло пламя ветку, и

Кострище запылало.

 

Но ненадолго. Прогорел

Сухой еловый хворост.

И понял я, что подсмотрел

Знакомую мне повесть.

 

Что вся поэзия сейчас

Давно не самородна.

О чем пою я всякий раз,

Явилось не сегодня.

 

Поэта гений как пастух

Еловой веткой-палкой

В нём расшевеливает дух,

Огонь, что тыщу лет потух,

Вдруг вспыхивает жарко.

 

Но он недолго прогорит

И медленно погаснет.

Но даже это, может быть,

Есть для поэта счастье.

Отступники присяги.

Страна, хромая в каждом шаге,

Влечёт себя на Божий Суд.

И тьмы отступников присяги

Туда же толпами бредут.

 

Они от клятвы отступили

Тому, что есть всего святей.

И правде предков изменили,

Утратив часть души своей,

Где сберегалась правда-совесть

Как основанье бытия.

Тяжка отступничества повесть,

У каждого она своя.

Они себе давно простили

Развал Отечества, позор.

На дно Россию опустили,

Ничто им матери укор…

 

Земля.. Твоё гостеприимство…

Земля моя, твоё гостеприимство,

Как ни желанно мне, но близится к исходу.

За прожитую жизнь я расплачусь собой;

Мой бренный прах останется с тобой,

Но дух мой обретёт желанную свободу.

 

Он воспарит один. Немыслимо куда

Его влечёт мечта и вера во Спасенье

И справедливость Божьего суда.

Быть может своё новое творенье

Им осенит Господь, очистив от грехов.

И райское пополнит поколенье.

 

А может быть, Он, прозорливый в вечности,

Вернет мой дух на Землю, чтоб любовь

К поэзии не иссякала в человечестве,

И сделает его чтецом Господних слов.

 

Всё можно, коли жизнь – калека

Уж тридцать лет как жизнь по людям

Идёт, их втаптывая в грязь.

И мы крылатыми не будем,

Поскольку счастливы сейчас,

Что гнету правды не подвластны,

Её претензии ужасны

Тем, что во всём стесняют нас.

Уж тридцать лет страна негоже

Живет, и власть её не может

Слепые толпы вразумить.

Таится зверь в любом прохожем,

Готовый вырваться, убить

Себя, другого человека,

Всё можно, коли жизнь – калека.

Увы, такими все мы стали,

Когда Россию потеряли

В себе и спрятались в толпе

Как цифры в папке статотчёта,

И превратились все в нули,

К чему стремились, то нашли.

Спасибо каждому за это.

 

 

Телега с бревнами.

Телега с брёвнами, застрявшая в грязи,
И лошадь павшая – пейзаж перед поэтом.
Совсем не для того, чтоб исказить
Страну, я говорю сейчас об этом.

Я видел эту лошадь много лет,
С телегой летом, а зимой с санями…
Она на роковой вопрос дала ответ,
Ведь с ней случилось то же, что и с нами,

Со всей страной, что волокла весь мир,
Как эта лошадь, надрывая жилы,
Всё отдавая, что в народе было
Великого на мировой пожар…
Но Бог не принял сей кровавый дар….

Вечный огонь.

Стою у Вечного огня.
И чувствую – незримым током
Струится пламя сквозь меня,
Соединяя душу с Богом,
Что был на русской стороне
Почти со всей Европой битвы,
И танков крестный ход в огне
Под  орудийные молитвы
Он освящал.
В солдате каждом
Счастливо выжившем иль павшем,
Бог был частичкой любви.
И храм Победы на крови
Воздвигнул на небесной тверди
И души их хранит в бессмертье…