От ведущего.

И вот опять приходит Новый год…

А с ним и лакомство на праздничном столе названное французами «Винегрет»…

С этого бы и начать без всяких предисловий.… Но как-то смутил меня – уже анонсированный и обсуждаемый в Госдуме некий закон о защите русского языка… Он уже – как заявили некоторые депутаты – разрабатывается и вот-вот заимеет силу полную…

И этот закон как бы поставит серьезный заслон всякого рода увлечениями иностранной лексикой…

И тут я пришел в некое смущение… Почему? Да потому что уж очень крепко влились в великую и могучую русскую лексику многие иноземные словечки – и даже целые изречения…

Главное: эту особенность русского языка подметил еще великий Ломоносов. Но это его сильно не печалило – ибо он сказал (и вполне справедливо) что «великий и могучий» БЕЗ ВСЯКИХ ЗАКОНОВ САМ СПОСОБЕН ПРИНИМАТЬ ИЛИ НЕ ПРИНИМАТЬ НЕЗВАНЫХ «ино-АГЕНТОВ слова» – И ЛИБО ДЕЛАТЬ ИХ СВОИМИ – ЛИБО ВЫБРАСЫВАТЬ ВОН…

Но я все же опасаюсь нашего чрезмерного «квасного патриотизма»… Потому как некое эхо французского «винегрета» ставлю новогоднее угощение читателям под именем «СТИХИГРЕТ».

Его сотворили ульяновские поэты.

А блюдо получилось весьма привлекательное – и на любой вкус…

И добавлю еще две сентенции (тьфу, опять лезет «ино» – но какой тут подобрать аналог!?)

И обе эти сентенции – от ловеласа, дуэлянта, великого поэта и реформатора русской литературной словесности (чуть-чуть не изрек «лексики!») А.С. Пушкина…

Первая – о «Сентенции» (Черт бы ее побрал!!!) – тот Александр Сергеевич о неком подобии «ИНО» воскликнул: «Прости! Не знаю как перевести!»

И он же – о стихотворчестве: «Поэзия должна быть глуповата…»

Ну, вот – подобьем такого соуса в наш «СТИХигрет»…

И поехали!

Ж.М.

****

Николай Полотнянко.

СКАЗ ПРО ДЕНИСА ДАВЫДОВА
(Из книги «Сказания о земле Симбирской».)

Прекрасна поздняя любовь
На склоне лет, в седую зрелость.
Как шумно будоражит кровь
Поступков и речей не смелость!

Вон из деревни!
Вьётся пыль.
И коренник хрипит в запале.
Так жадно он давно не жил,
Забыв на время об опале.

С дороги – прямо в шумный дом
По-молодому сердце бьётся.
Он звонко щёлкнет каблуком
И в полонезе с ней сойдётся.

Поправит молодецкий ус.
Обнимет нежный стан девичий.
Старухи шепчутся?.. И пусть!
Ему сейчас не до приличий.

Никто не знает всё равно,
Что эта дева – не забава.
Дуэли, женщины, вино –
Дурная у гусара слава.

Красавиц много покорил
Герой гитары и сражений.
И сколь всего присочинил
Для стихотворных упражнений!..

Но эта пылкая любовь,
Уже последняя, быть может,
И шумно будоражит кровь,
И сердце холодом тревожит.?..

СКАЗ ПРО ВОЛГУ

Обрыв над Волгой у Симбирска.
Мерцанье чаек в вышине.
И удаль разинского риска
В седой раскатистой волне.

Течёт река путём былинным
Сквозь поколенья, сквозь века.
Омыты свистом соловьиным
Её крутые берега.

Просторно сердцу, вольно взгляду…
И вспомнишь, глядя на волну,
Про атаманову усладу,
Про шемаханскую княжну.

Их обвенчал каспийский ветер,
Их разлучил казацкий смех.
Улыбку девы в лунном следе
Таит царица русских рек.

И кто расскажет, как любилось
Им под разбойничьей луной?..
Куда колечко закатилось,
Тяжёлой сорвано рукой?..

В крутой волне замес свинцовый.
Стихия волжская слепа.
Не избежать судьбы бедовой,
Ведь это русская судьба.

СКАЗ ПРО СЕРЁЖУ АКСАКОВА

Сыростью пахнет из леса.
Влажно блестит мурава.
Края земельного среза
Солнце коснулось едва.

Лают спросонья собаки.
Узенькой тропкой во ржи
Мальчик Сережа Аксаков
С удочкой к речке бежит.

Душу сжимает волненье
И опадает огнём.
Первое стихотворенье
Робко проклюнулось в нём.

В солнечной жаркой полудне
Заводи тихая гладь…
Через полвека он будет
Эти часы вспоминать.

Вспомнит рыбачью охоту,
Белый дымок над рекой.
Русских лесов позолоту,
Запах грибницы сырой.

С трепетно жарким волненьем
Детские вспомнит года,
Первое стихотворенье,
Что родилось в нём тогда.

Петр Шушков.

 

КРАСОТА ВРАЧУЕТ СЕРДЦЕ…

Серебряный век.

 

Мой серебряный век подошёл незаметно:

Побелели виски, стал приземистей дом.

И задумчиво греясь на солнышке медном, –

Жизнь явилась мне заново, в платье другом.

 

И от пасмурных дней, и от дней лучезарных,

Пролегла по земле золотистая тень…

И почудилось – Бог – чтобы стал осязаем,

Надо только подняться ещё на ступень.

 

Надо только немного отставить в сторонку,

Что так ярко сияло и жгло горячо, –

И похожее очень на руку ребёнка,

Обязательно тронет тебя за плечо.

 

Причастие.

 

Похолодало. Похолодало.

Душа моя оголодала.

Она охотница грибов,

Лесные духи – её любовь.

 

Люблю я осень, но лишь начало,

Когда от солнца земля устала,

Когда в варенье сварились вишни,

А грузди только наружу вышли.

 

Тогда тропинкой, чуть увлажнённой,

Пройдёшь дубровник, ещё зелёный,

И там, на склоне, среди осинок,

Мелькнёт красавец в размер ботинок.

 

Такой вот – лапоть. Бери, будь ласков,

Клади спокойно на дно корзины,

Одно из лучших в России лакомств,

Когда желудок здоров и в силе.

 

А если болен – не нагибайся,

Дыши прохладой и тем питайся.

Полна ль корзина?.. Не в этом счастье,

Здесь важно таинство причастья.

 

Гуляй-поле.

 

Я по лунной дорожке заверну в Гуляй-поле,

И с землёй моих предков разговор заведу:

Здравствуй Русь травяная, здравствуй вольная воля,

Без родимой сторонки я судьбы не найду.

 

Всё что любо и мило, сберегла и вскормила,

Под соломенной кровлей, дорогая земля,

Здесь в лугах и дубравах – и порог, и могила,

Здесь и доля, и други, где душа весела.

 

Здесь не копят доходов и не давятся в злости, –

Все мы знали достаток от трудов и земли…

А недобрые люди и незваные гости,

Здесь искали поживу, но погибель нашли.

 

И мне очень по нраву наша ярость и сила:

Нас железо не сломит, не склюёт вороньё, –

Потому величава и богата Россия,

Так как русская кровь согревает её.

 

Я по лунной дорожке в Гуляй-поле поеду,

Диким мёдом утешусь, в чистой речке напьюсь…

По незримым приметам, по звериному следу,

Дух мой ярый отыщет лучезарную Русь.

 

Солнце яркое.

 

«Воспалённый Восток

Лица нам золотит«.

В.Э.Белецкий

 

Солнце яркое, сочное, майское –

Праздник жизни! А по полю снег.

Почему-то нам нравится крайнее:

На разломе растёт человек.

 

Я с больницы, дела мои дохлые,

Но они не тревожат меня:

Дети мрака скупятся и охают –

Щедро жертвуют дети огня.

 

Может, завтра всё скроется в пламени

И утонет в кипящей смоле,

Но мы свадебку славную справили,

Что не грех потомиться в тепле.

 

А душа от смолы не расплавится,

У липучего жар невелик…

Мы живем, потому что нам нравится:

Время, место и солнечный лик.

 

Когда из мрака…

М.А.Фадееву

 

Когда из мрака, зеленея,

Побег восходит молодой,

Я о минувшем не жалею,

И слёзы кажутся водой.

 

Как будто в мире благодати

Другой диктуется закон:

И лес горел, как будто кстати,

И крест стоял, как будто в кон.

 

И небо сине и багрово,

Над нами красилось не зря…

Беспечно жить совсем не ново,

Новы – фиалки января.

 

Новы – надежды – на закате,

Когда затихнет шум дождя…

Вопрос не в том: насколько хватит…

А что оставишь – уходя?

 

Не унывай, душа моя,

Не сей окрест семян печали, –

На чёрном поле Бытия

И песни светлые звучали.

 

И этих зёрен золотых

Для наших нужд вполне хватает,

Покуда ветер суеты

Страницы рваные листает.

 

И вновь Благое даст росток,

И оживится древний корень…

И смоет времени поток

Всех, кто увяз в напрасном споре.

 

Любовь.

 

Любовь – забава, милосердье

Нас согревает и роднит:

Когда в бесхитростной беседе,

Больные оживают дни.

Когда в душе сомненья тают

И чувств слабеют тормоза,

Тогда фиалки расцветают

И раскрывают нам глаза.

И красота врачует сердце.

И доброта питает мысль.

И не боясь беды и смерти –

Мы счастливы, что родились.

 

Марине.

«Я помню чудное мгновенье»

А. Пушкин

 

Как ходишь ты, как говоришь,

Как сетуешь, как наставляешь, –

Прекрасно! Словно ты горишь –

И светом землю наполняешь.

И я, с холодным сердцем лет,

В твоём сиянье вспоминаю:

Что русской крови… и поэт…

И время движет землю к маю.

К цветам, кукушкам, соловьям,

К полётам, свистам, бормотанью…

К тем озареньям бытия –

Подобным звёздному сиянью,

Когда не скажешь: ты – и я,

А есть одно – душа и тело…

И нет той радости предела,

Что исторгает грудь твоя.

******

Сергей Воронин – Аристарх Граф.

Жаба-коряба. Басня

Жаба мечтала выйти за принца.
Жаба хотела от жизни гостинца.
А рядом росла чудесная лилия,
Белая, словно у ангела крылья.

Жаба мечтала о смене фамилии.
Жаба залезла вовнутрь этой лилии.
Этой коряге пригрезилось сдуру,
Будто она скинет страшную шкуру

Думала – станет прекрасной принцессой!
Тут Принц молодой появился из леса.
Принц наклонился понюхать цветок –
Глупая жаба ему в морду – скок!

Чмок его в губы своим мокрым ртом.
И засмеялась от счастья притом!
Принц испугался противного квака.
Принц рассмотрел – что за грязная бяка.

Плюнул. Утерся скорей рукавом.
И раздавил эту мразь каблуком!

Так и осталась от жабы лепешка.
Не повезло глупой жабе немножко…
Нет, мне не жалко мечтательной жабы –
Девчонки, в зеркало гляньтесь – хотя бы…

На кладбище Ваганьковском…

На могилу мою не придет любовница.
Над могилой моей она не склонится…
Над могилой моей будет выть лишь метелица.
Над могилой моей никто не застрелится…
Нет, не стать мне поэтом – красивой легендою.
Так и быть мне всего лишь копией бледною…

Вот такие две горьких, две светлых судьбины…
Две могилы – Сергея и рядом – Галины…

Как Баба Яга влюбилась!

 

Баба Яга живет в лесу.
Баба Яга наводит красу.
Ждет ее за окошком друг Леший,
Он – мастак про любовь лапшу на уши вешать!
Вот Баба Яга уже красит ресницы.
Но Леший совсем не желает жениться.
Так зачем же к Яге он смотрит в окошко?
Он хочет жить в избе на куриных ножках!
Он – прохиндей! Ему нужна прописка.
Яга, не подпускай Лешака даже близко!!!
Филин глядит на Ягу одним глазом –
У старухи уже ум заходит за разум!

Я ухожу!

 

Закончился бал, словно и не бывало…
Ты смотришь с укором… ты очень устала…
Потушены свечи… утихли аккорды…
Всё ясно без слов… ухожу… я не гордый…
Я странствовать стану по белому свету!
Я прочь улечу на другую планету!
Вы больше мою не увидите морду –
Прощайте навек! Навсегда! Ну вас к черту!

Живите как в сказке!

 

Любите друг друга, как Руслан и Людмила,
И все у вас будет красиво и мило!
И будет в вашей спаленке
Гореть Цветочек Аленький!

В общем живите как в сказке –
В любови, в богатстве и ласке!

 

Николай МАРЯНИН.

«Всё опять повторится сначала,

и иного пророчества — нет…»

 

НАШИ ПРЕДКИ

 

В кроне древа жизни многослойной,

где сочится время, как вода,

мы на тонких ветках родословной –

словно птицы отчего гнезда.

 

В таинстве божественного храма

ближе всех из любящих сердец –

давшая нам жизнь родная мама,

вырастивший нас родной отец.

 

На орбитах дерзкого полёта

в нас живёт, пронзая толщи лет,

бабушек и дедушек забота,

прадедов с прабабками завет.

 

Сохранив тепло в домашних стенах,

все они флюидами любви

лучезарно вспыхивают в генах,

яростно пульсируют в крови.

 

И когда судьба срывает с ветки,

над планетой в сотни тысяч глаз

светят нам, как звёзды, наши предки,

без которых не было бы нас.

 

ЭКСПРОМТ

 

Расцвёл по наитию мысли

багряной луны георгин,

и гроздья созвездий повисли

на ветках небесных рябин.

 

Промчавшись ранимой газелью

по лезвиям резвых зарниц,

сквозь прорези неба на землю

Вселенная падает ниц.

 

Планета летит, как живая,

меняя весь мир изнутри

и скальпелем утра вскрывая

кровавую рану зари.

 

Изящная кисть чудотворца

рисует глаза васильков,

подсолнух палящего солнца,

резные ладьи облаков.

 

И вновь по дуге циферблата,

спеша ясный день превозмочь,

багровая стрелка заката

уходит отчаянно в ночь.

 

РУССКИЙ НИЛ

 

Как голубой поток чернил

по ярким строкам манускрипта,

течёт привольно русский Нил

вдоль евразийского Египта.

 

Леса и степь со всех сторон

сияют в солнечной короне,

и словно древний фараон,

московский царь сидит на троне.

 

По наущенью бога Пта

цветёт в затонах жёлтый ирис,

и воскрешение Христа

уже предчувствует Осирис.

 

Покой и смертная тоска

давно б уже свели в могилу,

но сердцем чувствует река

свою египетскую силу.

 

Живой поток несут ветра,

как свет небесного оконца:

не зря ж совпало имя Ра

в судьбе реки и бога Солнца.

 

В ней есть божественная суть,

и в такт пришествию мессии

мерцает Волги млечный путь

на звёздном поприще России.

 

ФАНТАЗИЯ

 

По галактике сознания

совершая свой транзит,

чёрный ворон мироздания

над планетою кружит.

 

Воровато время пятится

на зелёный косогор,

по тарелке неба катится

солнца жёлтый помидор.

 

Сжались горы бесконечности

до степного бугорка,

и плывут в корыте вечности

мыльной пеной облака.

 

Золотых цветов империя

коронует шар земной,

в душу лезут суеверия

с философией двойной.

 

А за скачущими мыслями

в день минувший, как и встарь,

семенит, мелькая числами,

хромоножка-календарь.

 

Так хотелось бы и ворону

юркнуть в прошлого окно,

жаль, лететь в иную сторону

лишь фантазии дано.

 

СВИЯЖСКИЙ ВОДОПАД

 

Чудесна быль земли российской,

как сорок тысяч лет назад

в расщелине горы Симбирской

ревел Свияжский водопад.

 

Поток искристый, всем на диво,

взлетал на каменный карниз –

и с Гончаровского обрыва

в объятья Волги падал вниз.

 

Под ветра гулкие фанфары

бурлили волны-скакуны,

как будто струи Ниагары

срывались с адской крутизны!

 

Пуды воды о берег били,

летели брызги вразнобой,

и звери дикие любили

ходить сюда на водопой.

 

Но в тектоническом напряге

земные сдвинулись пласты,

и русло древнее Свияги

лишилось царской высоты.

 

Река, в лугах петляя долго,

две сотни вёрст змеёй ползла,

пока её царица Волга

в объятья вновь не приняла.

 

А там, где искры водопада

мерцали сотни тысяч лет,

явился город, как награда

за отражённый в брызгах свет.

 

И словно отблеск изумруда

в ладони высшего Творца,

сияет солнечное чудо

на царской мантии Венца.

 

РУССКИЙ КОВЧЕГ

 

Небесным обладая оберегом

и силу чудотворную тая,

Россия новым Ноевым ковчегом

плывёт по океану бытия.

 

Здесь каждой твари собрано по паре

со всех окраин и материков,

чтоб сохранить на сумеречном шаре

все истинные ценности веков.

 

От Таврии до Дальнего Востока

попутный ветер дует в паруса,

и рвутся из воздушного потока

духовных откровений голоса.

 

Живые души русского ковчега

пронизаны мерцаньем волшебства,

в котором вера — альфа и омега,

а третий Рим — священная Москва.

 

Скользит по звёздам эра кайнозоя,

и верным курсом следует Земля,

как будто сам Спаситель вместо Ноя

незримо встал к штурвалу корабля.

 

МАЙСКАЯ ГОРА

 

Там, за Волгой синеокой,

где гудит пчелиный рой,

в старину увал высокий

звался Пряничной горой.

 

Видно, мёдом надышалась

за былые времена:

над землёю возвышалась

сладким пряником она!

 

Ну а мимо шёл однажды

простодушный великан,

он от голода и жажды

пыхал жаром, как вулкан.

 

А увидев пряник сладкий,

на траву присел без сил

и, прильнув к горе, украдкой

ей вершину откусил!

 

Но во рту его щербинка

посреди зубов была,

и глубокая ложбинка

вдоль по склону пролегла.

 

Оценив в немом восторге

появившийся проём,

великан хлебнул из Волги –

и пошёл своим путём.

 

Стали ведьмы до рассвета

здесь летать ночной порой,

а дурное место это

звали Лысою горой.

 

Шли века, менялись нравы,

взгорье лесом поросло,

и у волжской переправы

встало русское село.

 

Чтобы ведьмы не шалили,

возвели часовню тут,

а по склону проложили

трассы будущей маршрут.

 

Помнят здесь, как великану

в мае маяться пришлось,

и как ведьмы по майдану

колесили вкривь да вкось.

 

Про маёвки всему свету

тараторили порой,

и теперь вершину эту

кличут Майскою горой…

 

А на склоне из тумана

предстаёт во всей красе

след от зуба великана

вдоль заволжского шоссе.

 

МОТЫЛЁК

 

Безумно манит свет вдали,

как вдохновенье — стихотворца,

и вьётся мотылёк Земли

вокруг зажжённой свечки Солнца.

 

Опасным кажется расчёт

войти без бед в орбиту эту,

но притяжение влечёт

к звезде пылающей планету.

 

Струится вдоль и поперёк

жара из рога изобилья,

и обжигает мотылёк

свои серебряные крылья.

 

Летит на жертвенный огонь

без страха, словно пуля в тире,

но даже Бог не выдаст бронь

хоть на одно бессмертье в мире.

 

И выбор, гибельный вдвойне,

стоит перед единоборцем:

сгореть на солнечном огне –

или угаснуть вместе с Солнцем.

 

Свой путь к последнему витку

планета ищет сквозь усталость,

не зная, долго ль мотыльку

вокруг свечи порхать осталось?

 

ЧАЙ, НЕ ДУРАКИ!

 

Пытливой мыслью прошлое нащупав,

понять способен всякий зубоскал,

что Салтыков-Щедрин про город Глупов

вполне правдоподобно написал.

 

Ведь этот город, словно бравый воин,

красиво встал у берега реки:

он на семи холмах, как Рим, построен,

а строили-то, чай, не дураки!

 

Куда ни глянь – сюжет во всём похожий:

внутри дворца, где золота сундук,

сидит градоначальник с красной рожей,

надувшись, как обиженный индюк.

 

И хоть не очень рады горожане,

что, глуповской концепции назло,

в кармане вошь трепещет на аркане,

но им зато с начальством повезло.

 

Все главные проблемы мирозданья

решить горазда тамошняя знать;

ещё б избавить Глупов от названья –

и в Непреклонск переименовать!

 

А город — перестроить, в нём отныне

угрюмое бурчанье ни к чему;

собрать долги, иных повысить в чине,

и вот тогда всё будет по уму.

 

Останется лишь, для драматургии,

разведать тайну важную одну:

а сколько городов у нас в России

живёт по Салтыкову-Щедрину?

 

ЗЛАТОУСТ

 

О заволжском златоусте

бубенцами ярких нот

звонкий жаворонок грусти

в небесах души поёт.

 

И на гребне ностальгии

предстаёт во мгле эпох

первый сказочник России,

балагур и скоморох.

 

То у барина в усадьбе

байкой потчует гостей,

то плетёт на шумной свадьбе

небылицы всех мастей.

 

То чудит в соседних сёлах,

подряжаясь в пастухи,

и звучат из уст весёлых

прибаутки да стихи.

 

Любит огненные пляски,

дружбу водит с кабаком,

и рассказывая сказки,

так и чешет языком!

 

К ночи речь не как в начале,

и звенят в букетах фраз

колокольчики печали,

васильки усталых глаз.

 

Но кручиниться не будем,

Божий дар его — не пуст,

и наутро выйдет к людям

с новой сказкой златоуст.

 

ЛИШНЕЕ

 

На струне натянутого нерва,

на дрожащем кончике иглы

зиждется создание шедевра,

где изящно сточены углы.

 

Ощущает вновь душа и тело:

мир спасёт, как прежде, красота,

просто научиться надо смело

отсекать ненужные места.

 

Скульптору в порыве изысканья,

чтоб из глыбы статую извлечь,

требуется только лишь у камня

все объёмы лишние отсечь.

 

И поэт, слагатель хрестоматий,

лихо вертит мыслей жернова,

от банальных фраз, речей, понятий

отсекая лишние слова.

 

Виртуозы лишние оттенки

испокон веков отсечь могли…

Может быть, поэтому и Стеньке

голову на плахе отсекли?

 

СИМФОНИЯ ТВОРЦА

 

Меняя знаки тайных кодов,

стараясь из последних сил,

Творец симфонию народов

в степях Евразии сложил.

 

Из гордых наций, ярких генов,

религий, рас и языков,

из пришлых и аборигенов,

героев и весельчаков.

 

Их душам свойственна пытливость,

тоска, волнующая кровь,

отвага, правда, справедливость,

надежда, вера и любовь.

 

На плахе с именем Россия,

где Божье таинство сбылось,

сошлись порядок — и стихия,

расчёт — и русское авось.

 

И в звёздный час державы этой,

стоять способной до конца,

победным гимном над планетой

звучит симфония Творца.

 

НОСТРАДАМУС

 

Откровений кровавая астра

расцветает в космической мгле:

я предчувствую, что будет завтра

на истерзанной в клочья земле.

 

Бурный век золотой антилопы

человечество вгонит во мрак,

на обглоданном трупе Европы

англосаксы станцуют гопак.

 

Государевы люди каморру

попытаются вновь побороть,

и как прежде, Содом и Гоморру

на земле уничтожит Господь.

 

Поутихнут шальные стихии,

повернётся история вспять,

и Спаситель корону мессии

на Россию возложит опять.

 

Потеряв своеволия стержень,

злобный демон грядущих времён

будет так же, как Гитлер, повержен

и низложен, как Наполеон.

 

Одолеют Америку путчи,

скальпы бесов снимая с неё,

и какой-нибудь новый Веспуччи

даст ей светлое имя своё.

 

Но, отчалив легко от причала,

на земле по прошествии лет

всё опять повторится сначала,

и иного пророчества — нет.

 

Леонид Сурков.

Вчера или позавчера…

В какой-то оторопи странной

Сидел я в скверике с утра

Слегка больной, зато румяный.

Друг подошёл к тоске моей,

И я спросил: «Ну, как хоккей!»

Он кинул: «Не идут дела.

Защита, Лёня, подвела.

Забьём одну – пропустим две

С «ловилой» нашим во главе».

«Да… Нелегко, конечно, вам.

Но есть прекрасный выход:

По старой памяти я сам

Покончу с этим лихом.

Ты меня знаешь… Смерть врагу…

Ты выпей… я вам помогу!».

И вот я вновь на льду, как встарь.

Как за стеной, за мной вратарь.

И нет для нас понятья страх,

Летят друзья на виражах.

О, жизнь! О, молодость! О, спорт!

Я снова ваш воитель.

Вдруг тычусь головой я в борт…

Очнулся… Вытрезвитель…

В мундире сереньком рассвет

Глядит в окно постыло.

Давно уж мне не двадцать лет,

Давно друзья в могилах.

Все игры сыграны давно,

Горчит любовь, горчит вино.

О, жизнь! О, молодость! О, спорт!

Ведь надо ж было… Дёрнул чёрт…

 

Забыв лето.

Когда ты в сумрак, в тишину
Уйдёшь, забыв про наше лето,
Я ветром памяти стряхну
Дожди разлук с осенних веток.

Я принесу тебе опять
Июня запахи и тени,
Я цветом яблонь и сирени
Твои туманы буду звать.
.
Но разве знать захочешь ты,
И разве то понять сумеешь,
Как я огнём твоим мосты
Жёг за собой, сказать не смея.

 

Как жил тобой, тобой дышал,
Как всё, что мне так близко было,
Из сердца болью вырывал,
Чтоб ты собою заменила.

 

Знать, не судьба… В тот год дожди
Весной пугливой долго лили.
Последних наших встреч следы
В снегу под окнами измыли.

 

Ушла ты, в поворот лица
Улыбку медленную пряча.
Во сне лишь к холодку кольца
Прижмусь теперь щёкой горячей.

 

Забыть бы всё, перегрустить,
Переболеть тобой бы, что ли…
Да не с кем душу отвести, –
Всё с памятью одной… Доколе?

* * *

Во мне больную память не тревожь
И не суди в былом обид напрасных.
Порой разлук спасительная ложь
Нужнее правды – жертвенней, прекрасней.

Ты книгой недочитанной была,
Что грустно по ночам теперь мне снится.
Чуть раньше нас судьба её прочла
И о любви в ней вырвала страницы.

* * *

День умер, но живёт весна
В моих стихах неясной грустью.
И в ткань заката вплетена
Нить золотая их предчувствий.

И снова в лунной тишине
Твоё окно сквозь тени сада
Их робкий свет льёт в душу мне
Сквозь листья хмеля, винограда.

Стихи, стихи… Ты в них вошла
Такой любовью и тревогой,
Что все их строчки заперла,
Все рифмы за своим порогом.

В том их и радость, и вина,
Итог моих исканий, споров,
Что мир стал музыкой, в которой
Мне только ты одна слышна.

* * *

Блажен, кто вынес в сердце и уме
Над грязью жизни приговор свой верный,
А я, копаясь в бытия дерьме,
Ту грязь его считал своею скверной.

И это, несмотря на тот резон,
Что мне ошибок годы доказали,
Как всё-таки наивен и смешон
Мешающий нам жить самоанализ.

Всё вроде в нашей воле… Но как знать!
Пожалуй, что не в ней одной тут дело.
Жизнь мы начнём иначе понимать,
Когда она заставит нас так сделать.

А что стихи! Гордыни нашей спесь!
В поэзии красиво мы бытуем
Иллюзией, что суть в ней наша есть
А сами в низкой прозе существуем.

И как в той прозе не похныкать всласть,
Что жизнь в нас что-то скомкала, сгубила.
Вот мой дружок- поэт ругает власть,
Что гением ему быть запретила…

Листает жизнь судьбы календари,
Томит нас ожиданием тревожным.
Берёзок золото роняют сентябри,
Но что купить на его шелест можно?

* * *

Где ты, детство, где ты, моя юность,
По-над Волгой отчее село?
Только помню я, как вьюгой лунной
Там наш дом по крышу замело.

Я давно в селе том тихом не был
И едва ль сумею побывать,
Чтоб под лунным невесомым снегом,
И смеяться вновь, и горевать.

Только о какой жалеть утрате,
Если средь некошеной травы
Мне луна в саду раскинет скатерть
В робких тенях яблок и листвы.

Много лет вдали от них я прожил.
И по чьей-то и своей вине
Городскою жизнью запустошил
Всё, что было лучшего во мне.

Встану я, пойду, открою окна.
Ночь постелит мне в моём углу
Лунные холодные полотна
Памятью печальной на полу.

* * *

Дождь цедит с ночи. Возле дома
Согнало ветром, как метлой,
Дождинок серою солому
В охапку лужи под ветлой.

И памятью из жизни прежней,
Из прошлого, издалека
Из этой лужи след тележный
Провёл канавку ручейка…

Ах, моё детство, моя юность,
И боль, и счастье, и вина,
Не вашу ль солнечность и лунность
Закрыла тучами война.

И разве только вам единым
В бетоннокаменном гробу
Над Волгой страшные плотины
Жизнь перекрыли и судьбу.

Где ты, мой дом, моя светёлка,
Мечтаний детских уголок?
Недолго жить мне, помнить долго
В твоём окошке огонёк.

Теперь вот у другого дома
Согнало ветром, как метлой,
Дождинок серою солому
В охапку лужи под ветлой.

* * *

Опять один ты среди книг
Сутулишь плечи.
Стеною сдавлен ветра крик
В морозный вечер.

Насквозь промёрзшие кусты
Стучатся в окна.
Напутал где-то в прошлом ты
Бесповоротно.

А, помнишь, как умел ты жить,
Мой друг тревожный, –
Любовь и веру, смерть и жизнь
Не пряча в ножны.

Как говорил судьбе своей
В опасных спорах:
«Не только в славе королей
Честь мушкетёров».
Но вполз с годами в грудь туман
И лёг устало…
Отважный милый д’Артаньян,
Вам разве мало?

Каких утрат, терпений путь
Вы больно знали.
И кто бы смел вас упрекнуть,
Что вы устали?

Смиритесь с жизнью, шевалье…
Но что я вижу?!
Вперёд! Осталось десять лье!
Нас ещё ждут! К Парижу!

* * *

Что-то я давно на Волге не был,
Но всегда в сердечной глубине
Бередит воспоминаний невод
И печаль. И боль о ней во мне

Пронеслась там молодости буря,
Дней своих недолгих не ценя.
Потому ли месяц, глаз прищуря,
Иронично смотрит на меня.

Только разве я тот край забуду,
Чуя сердцем с ним живую связь,
Где холмов зелёные верблюды
Воду пьют, над Волгою склоняясь.

Разве сердцем к далям тем остыну,
Памяти порвав живую нить,
Если я в любви к ним душу вынул,
Чтоб её стихами заменить.

И в замене той я не в обиде,
Как поэт, что обманул тебя.
Скоро помирать мне время выйдет,
Но умру я всё-таки, любя.
* * *

Ночами майскими живыми
Средь половодья тишины
В огнях далёких твоё имя
Читал я в сумраке весны.

Невдалеке за пашней зыбкой,
За дымкой сосен и берёз,
Взлетев смычком тугим над скрипкой,
Пел над разливом вешним мост.

И вместе с той лесной семьёю
В неоглянувшейся судьбе
Я зеленел любви листвою,
Что шепчет только о тебе…

Когда ж в лесу скупыми днями
Сгорел, искрясь, костёр осин,
Провёл черту свою меж нами
Прощанья журавлиный клин.

Ненастным вторником к другому
Ушла ты, кинув тихо: «Нет…»
Лишь ветер плащ твой светлый тронул,
Как взмах крыла за стаей вслед.

И знать кому об этом надо,
Как ты была ни явь, ни сон,
Как стала жизнь всего лишь взглядом,
Что вечно в небо обращён.

И каждый день, и каждый вечер
Одной ли памятью, бог весть,
В моих прощаниях и встречах
Ты рядом, дальняя, ты здесь.

* * *

Тает в далях птиц осенних стая,
Как твоё последнее: «Прости».
Наших встреч цепочка золотая
Порвалась у лета на груди.

Только в сердце не о том забота,
Как её опять соединить.
Для того, чтоб разлюбить кого – то,
Надо поначалу полюбить.

Нас же лето только озарило
Сладким светом лип своих, осин,
Повиликой юности повило
Белую сирень моих седин.

Потому, за нас решив ответить
На извечный, словно мир, вопрос,
Как с ромашек, обрывает ветер
Листьев лепестки с ветвей берёз.

Грешная моя, моя святая,
Жди меня, – я не вернусь, – но жди.
Осени цепочка золотая
Порвалась… Снега в душе… Прости…

* Всё помню я: весна цвела,
Дымился сад метелью белой,
И золотой струной пчела
В его снегах о чём-то пела.

Подстарой вишнею скамья.
Снежинка лепестков на платье.
Вопрос в упор… И вздрогнув, я
Оправдываться стал некстати.

В холодном споре двух сердец
Я жарко доказать старался,
Что в жизни тот едва ль подлец,
Кто в ней так много ошибался.

Ушла… Над Волгой тишина
Под белым ветром шевельнулась.
Всё ждал, – оглянется она.
Увы, ушла, не оглянулась.

Догнать? В пыли у милых ног
Просить прощения?.. Всё поздно…

Из страха явлен людям Бог,
Но мной из чувств вины он создан…

 

Жан Миндубаев.

Град Симбирск.

Поэма.

 

…Что-то было в нем от серебр а-

В этом звуке скрипки с барабаном…

Что-то шелестело от добра –

Что-то отдавало ураганом…

 

То над Волгой колокольный звон –

То аркан свистит главу петляя…

Две реки старались с двух сторон

Град Симбирский рьяно подмывая…

 

Волга к Каспию несла свою волну

На Свиягу сановито глядя…

Глядя – словно Солнце на луну –

Или на подростка взрослый дядя…

 

И в хитросплетениях веков

Обнажал Симбирск свой странный норов:

То в крови резвился Пугачев –

То в оковы брал его Суворов….

 

То к Москве тянулся древний путь –

То в Заволжье мост шагнул внезапно…

Чтоб определиться как-нибудь:

«То ль к Востоку-то ли на попятный?»

 

В этом раздвоении своем

Лень и ярость в целое сливались –

Озирал Обломов окоем –

Разинцы Симбирск громить пытались…

 

Ну а Волга-матушка несла

То челны, а то заплот с петлею…

Над рекой-то мирный плеск весла –

То округа стонет волчьим воем…

 

Жесть морозов… Засух череда…

Тяжкий труд – и воспеванье лени…

То гулянки-то опять беда,

То Обломов… То Ульянов-Ленин…

 

Странный город на семи ветрах!

Странный говор – резкий и шипящий:

«Тышша… яшшик ташшит на плечах!» –

(Бедами набитый тяжкий ящик?!)

 

И в противоречии таком –

(Реки тут – совсем не части речи…)

Недоразумением влеком

Горбится Симбирск сутуля плечи…

 

Он как старый добренький чудак

Потеряв свое – с крещенья – имя

Все гордиться хочет так и сяк…

Славными успехами своими…

 

Милый, славный город у реки!

Помнят внуки все твои заслуги!

Да, у нас в почете старки-

Но… куда вдруг мчатся твои внуки?

 

Что их манит от родимых мест?

Где они вдруг ищут жизнь получше?

А не здесь нашли своих невест?

Не о том ль грустишь над волжской кручей?

 

Иль как старый добрый человек

Позабывший вдруг родное имя

Бредишь странной мыслью целый век

Миражами странными своими…

 

Ну, взбодрись! И оглянись вокруг –

Утоли – как сказано – печали…

Песен новых ты услышал звук?

Станешь вновь СИМБИРСКОМ – как вначале!…

 

***

Мое недоразумение.

 

Вот Новый год опять зовет…

Опять шумит, гудит народ.

Танцует он, «шампуню» пьет…

О чем-то весело орет…

Затеял снова этот мир

Свой новогодний сладкий пир…

 

А где-то гулко пушка бьет…

Смертельно-раненный зовет..

Но… космос превратив в сортир

Вовсю резвится странный мир…

 

Рвя глотки громко хор орет…

И вор опять чего-то прет…

И как-то задом наперед

Весь мир встречает новый год.…

 

А вон с небес ракета бьет…

Ребенку бомба ноги рвет…

А у ракетчиков, свой пир –

Война наращивает жир…

А мир резвится и поет…

И что тут скажешь? Что сказать?

Эх люди, люди! Вашу ать!!!…

 

Вот Новый год  ломает дверь…

 

Ну, здравствуй, здравствуй, Дедушка Мороз!

Ты почему колотишь в дверь так рано?

Зачем ты мутный самогон принес –

И бередишь мои больные раны?

 

Я, как и ты – в блаженстве увязал…

Любил с утра поддать немножко жару…

Но я уже давненько «завязал»…

Зачем опять принес ко мне гитару?

 

Ну, не ворчи! А! Снова  Новый год!!!

Опять в лесах блудили с топорами?

И обсуждали вновь длину бород

Не брезгуя заморскими дарами?

 

Садись, Мороз! Ведь мы с тобой на «ты»

Давным–давно – еще  колымских буден!

Давай налей! Открой свои мечты

О том, что больше там с тобой не будем!

 

А впрочем – жги! Но осторожней, друг!

Поаккуратнее… Не будь слишком крамолен…

И осмотрев окрестности вокруг

Погромче заяви, что ты тут всем доволен!!!

 

А впрочем, жги! Наяривай частушки!

Про счастье! Про любовь! Про дураков!

И пусть за нас все бывшие подружки

Поднимут рюмки! Ну-ка будь здоров!

 

Но все же плюнь-ка в угол десять раз!!!

И попроси хоть дьявола. Хоть Бога…

Любой властитель пусть забудет нас –

Чтоб кроме Бога нас никто не трогал!!!

 

Частушки пой… И смейся, и шути…

Но осторожнее… Не будь весьма фриволен.

А то ведь знаешь…мать иху… эти…

Объявят, что ты чем-то недоволен…

 

А впрочем жги! Наяривай частушки!

Про счастье заплутавшее… Про кров..

И пусть нас вспомнят бывшие подружки

Готовя стол для внуков… Будь здоров!