«Есть в Африке такая птица –

Ее судьба уходит встарь…

Все бы при ней: хвост топорщится…

И даже имя – «Секретарь!»

Ее судьба –увы!- такая:

( другой -наверно и  не быть?):

Высот, Известности алкая! –

Всегда у мусорки бродить!!!

(Из орнитологии)

От ведущего.

Продолжаем разговор о русской словесности.

Литература – это то, что создал писатель, поэт, мыслитель, философ. Это то, что выходит из-под пера или клавиш компьютера. Но и клавиши. и перо – это всего лишь инструмент с помощью которого душа, мозг, ум, сердце литератора доносит до читателя мысль, чувство, эмоции, умозаключения, ощущения, выводы – и так далее. . Библиотека и библиотекари – это только  средоточие литературы, ее хранилище, ее  обитель…

А совсем не перечень мероприятий, «карнавалов», встреч, смотров, вечеров – и даже такого  странноватого  мероприятия как ПРЕЗЕНТАЦИЯ…Все перечисленное организуется людьми, которые имеют лишь косвенное отношение к литературе, к творчеству, к созиданию.

Но мир устроен так, что часто лишь сопутствующие литературе люди самым примитивным образом «берут в руки вожжи» (скажем так) литературного процесса – и начинают называть себя главными творцами и создателями  самой литературы.

Но это не так.

Можно провести аналогию.  Завстоловой, официант, швейцар в ресторанах – это тоже люди имеющие отношение к кулинарии – но они не кулинары. По большому счету – это обслуживающий кулинарию персонал.

Так должно быть и в литературе. Служение литературе – как фундаменту культуры – вот их святая обязанность. Пора бы это понять – и не присваивать то, что таким людям не принадлежит.

На этом тему «величия графоманов» завершаем…И почитаем лирику ульяновских поэтов… Талантливых,скромных,не требующих особого величия – но вполне достойны самой высокой оценки.

Ж.М.

********

ЛЕОНИД СУРКОВ

ПАМЯТЬ

Вот и снова до боли, до слёз
Побывать захотелось мне очень
Там, где белою ниткой берёз
Леса полог зелёный прострочен.

Там, где вётлы, ломаясь в воде,
Собрались на крутом косогоре,
Где забытым дичком в лебеде
Вырос я — материнское горе…

Где в манящую даль на реке
Так мечталось мне, с удочкой сидя,
Где, быть может, на мокром песке
След босых моих ног ещё виден.

Где на заводях волжских рассвет
Красным ветром зари пишет строки
Про нелёгкие судьбы тех лет,
Про сурового детства уроки.

* * *

Давно я отчий край покинул.
Но с грустью по родным местам,
Души своей частицу вынул
И, уходя, оставил там.

Не потому ль так часто снится
Мне этот край и этот дом,
Где звёзд серебряные птицы
Сидят на липах под окном.

Где Волга катится устало,
Где после ясных летних гроз
Вплетает вечер лентой алой
Закаты в локоны берёз.

Избыто всё… Но в жизни новой,
Как в годы давние, опять
Не наша ль осень свет лиловый
Стихами льёт в мою тетрадь?

В них строчек нитью золотою
Душа, как хмелем, повита,
Завязана судьбы тесьмою
Крест-накрест юности мечта…

Давно я отчий край покинул,
Счёт потеряв разлук годам.
Но часть души я всё же вынул
И, уходя, оставил там.

БЕЛАЯ СИРЕНЬ

 

День уходил. Струилось лето
Горячим маревом полей.
Заката красные браслеты
Горели на руке твоей.

Над тихой Волгой старый тополь
Ронял с ветвей свои снега.
Стриж одинокий в небе штопал
Иголкой черной облака.

Потом гасила ночь, как свечи,
Сирени белые цветы,
Чтоб в лунных брызгах твои плечи
Светили мне из темноты.

Но ты ушла, в ночи белея.
И, лепестков осыпав снег,
Судьбы сиреневой аллея
Нас развела с тобой навек.

И вот промчались годы, даты,
И грустно сделались для нас
Последней встречи той закатом,
Что на руке твоей погас…

В ночи качает тихо осень
Воспоминаний колыбель…
Сиренью белою заносит
Виски мне памяти метель

ПЕТР ШУШКОВ.

 

Мой серебряный век подошёл незаметно:

Побелели виски, стал приземистей дом.

И задумчиво греясь на солнышке медном, –

Жизнь явилась мне заново, в платье другом.

 

И от пасмурных дней, и от дней лучезарных,

Пролегла по земле золотистая тень…

И почудилось – Бог – чтобы стал осязаем,

Надо только подняться ещё на ступень.

 

Надо только немного отставить в сторонку,

Что так ярко сияло и жгло горячо, –

И похожее очень на руку ребёнка,

Обязательно тронет тебя за плечо.

 

* * *

 

Ветла радушно у дороги

Дарила тень для малых душ, –

Я сяду здесь, расправлю ноги,

Окину взором эту глушь.

Слабей и радостней ребёнка,

Я погружусь лицом в траву, –

И будет петь мне птица звонко

О том, как сладко я живу.

И травы местные расскажут

О дальних пращурах моих,

Мелькнут за вербами миражи

Похожие на вестовых.

И дух мой видом окрылённый

Над этим миром воспарит,

И светлой улицей зелёной

Вернется в душный, тесный быт.

 

* * *

Как бы Русь не хаяли, как бы не ломали,
всё равно здесь яблони зацветают в мае…
А ещё черёмуха, а ещё сирень,
а ещё под вётлами голубая тень.
А придёшь с подругою, сядешь в той тени:
солнце, небо, милая, – золотые дни.
Золотые, ясные, всё здесь на виду,
я любую тропочку ощупью найду.
Будь я спьяну заспанный, будь навеселе,
отыщу по запаху, по теплу в золе.
Незабудки синие, белый первоцвет,
у меня с Россиею расхожденья нет.
И кто там старается, тайно точит нож,
после будет каяться за такой делёж:
Русь – душа безбрежная, как тут не ярись,
новое и прежнее Славою срослись.

ЕВГЕНИЙ МЕЛЬНИКОВ

 

НЕ СНИСЬ… 

 

Не снись. Прошу тебя, не снись.

Недобрый знак, когда живого

Зовут из призрака былого –

То смерть зовёт. Остановись.

Но что мне смерть, когда в душе

От солнца лишь остались угли –

И те без воздуха потухли

На самом горьком рубеже.

И потому на зов бегу

Той девочки провинциальной,

Где жизнь опять вернётся тайной,

Как белый голубь на снегу.

Раздвину я плечом сирень –

Врата студенческого рая, –

И ты, безгрешная, святая,

Шагнёшь ко мне из ночи в день.

От сплетен и обмана – в высь,

Где никому не дотянуться.

О, только бы не оглянуться

На зов: прости меня, вернись.

Не снись, прошу тебя, не снись…  

 

ПОДЗЕМНАЯ ВОДА  

 

Не обольщайтесь иногда,

Считая виденное главным.

Везде бесхитростно и плавно

Течёт подземная вода.

Когда в словах один песок –

Любые чувства увядают,

Любые мысли вдохновляют

И пропадают между строк.

Не оттого ли в душной мгле

Под гром грозы осатанелой

Могучий дуб дрожит не телом,

А корнем, спрятанным в земле?

 

ПОСЛЕ ЧЕРНЫХ ПРОВАЛОВ ГРОЗЫ… 

 

После чёрных провалов грозы,

После призрака прожитых бед –

Вспыхнул в тучах прозрачней слезы

Лёгким детским румянцем просвет.

Полно молодцу век горевать,

Я смахну влагу терпкую с глаз,

Выйду в поле, где жизнь – напоказ

И до неба рукою подать.

Счастья круговращенье, постой,

Вспомни, сколько воды утекло,

Но слезами, плодами, травой

Возвращаешься ты всё равно.

Так замри, уведи в свой Эдем,

Воплотись в дымку первой любви,

Пусть я буду единственным тем,

Кто не ведал измены твои.

Я – свободен, он пробил, мой час,

Только если бы знал наперёд,

Что таким он навеки замрёт –

Я бы умер от горя сейчас.

 

ВОТ СКАМЬЯ 

 

Вот скамья – присяду, помолчу,

К яблоне прижмусь и виновато

Пыльную фуражку покручу,

Словно я в больнице без халата.

Чем темнее воздух – тем светлей

Каждый ствол, и чувства тоньше точит

Горьковатый в свежести своей

Запах йода от стволов и почек.

Шум шагов послышался – но чьих?

Женский смех – но из окна какого?

Яблони притихли – так врачи

Слушают дыхание больного.

Вот и мне открылся бледный свет

Над изгибом синеватых ветел,

Всё, к чему притрагивался ветер,

Всё, чему ещё названья нет.

 

КОГДА УМОЛКНЕТ ШУМ ПЕРРОНА  

 

Когда умолкнет шум перрона,

Развеются слова толпы –

В задымленном окне вагона

Проступит лик твоей судьбы.

В тоске глубокой, изначальной,

Печально, как фонарь во мгле,

Проглянет то, что было тайной

В твоей душе и на земле.

Средь убегающих видений,

Движений ветра и долин

С волной сомненья и волнений

Один схлестнёшься на один.

Какою отзовётся болью

Черта, размытая слезой,

Между вселенной и тобою,

Как между небом и землёй!

Не на стекле, а в бедном сердце

Впечатан эрмитаж ночной,

И никуда уже не деться

От этой памяти больной.

Но и помаявшись по свету,

Ты вдруг поймёшь в разгоне лет,

Что понапрасну ждал ответа,

Которого у мира нет.  

 

БОЛЬ

 

Ни себе, ни тебе не прощу

То, что молча прощаю другим,

Оправданий давно не ищу

И стою перед правдой нагим.

Ибо светит во мраке звезда,

Отражённая в смертной душе, —

Но её чистоты никогда

Нам с тобой не коснуться уже.

Не прощаю нечаянной лжи

И всего, что нам шепчет змея,

Что я списывал на миражи

Обезбоженного бытия.

Ибо светят глаза на холсте –

Прямо в тайную тайных глядят –

Предавали мы их в суете,

Оттого эти очи скорбят.

Не прощу нашей детской игры

С веком, с небом, с любовью, с огнём,

Даже если мы ТАМ прощены –

Не прощаю, ни ночью, ни днём.

Ибо если прощу – за чертой –

Иль найду оправданье в вине –

Разлучу я звезду с высотой,

И потухнут глаз на холсте.