«Надёжный столб, мы к нему скотину привязывали, пасли телят на привязи.
Стоял, никому не мешал, но попал под трактор шабашников, тот его сшиб и гусеницами растоптал… И теперь не к чему привязать, ни бычка, ни тёлочку».

 ****

Николай Полотнянко.

Лит-шутовство.

(Как смысл Писательской организации УО).

Об упадке русской литературы в Ульяновске сказано многими – и немало… И хоть результат от того нулевой – ну не могут графоманы принять критику в свой адрес как призыв к улучшению своего «творческого продукта»!

И сразу бросаются на критиков в атаку: «Как посмели на «членов СП» гавкать!?»

Но интерес к литературе у населения еще окончательно не потерян – что показал и бум «литературного столбостроительства» – инициированный в недавнее время «Литературным губернатором» Сергеем Морозовым…

И резво подхваченный местным «классиком» детской литературы И.Тарановым.

Прошло с тех дней почти три года… Мой тогдашний прогноз о никчемности замыслов «писо-граждан» подтвердился.

Губернатор Морозов отбыл в высшие парламентские сферы… А Таранов полон новых кипучих замыслов – и пусть!

Но все же, все же… Мне кажется что прежде, чем браться за организацию рифмованного словоблудия на писательском сайте, почему бы все же товарищу Таранову в компании с соучастниками «Литературного столбостроительства» не объехать свои стлобостроительные угодья, с фотокамерой, с подарками – и извинится за шутовство над памятью классиков русской литературы!?

Эту мысль подкинуло мне вот такое письмо от гражданки Е.В.Панкиной…

«Здравствуйте, уважаемый Николай Алексеевич!
Извините за беспокойство, но наши жители интересуются, когда ваши писатели приедут и исправят свой железный столб, что поставили уж не помнят когда в честь какого-то, то ли поэта, то ли знакомого Пушкина – в память здешнего помещика.

Надёжный столб, мы к нему скотину привязывали, пасли телят на привязи.

Стоял, никому не мешал, но попал под трактор шабашников, тот его сшиб и гусеницами растоптал… И теперь не к чему привязать, ни бычка, ни тёлочку.

Вы уж, Николай Алексеевич, подскажите своему писательскому начальнику, чтобы подъехал на своем белом джипе тот кто столб тот ставил – ведь, клялся, божился, что наезжать будет с пряниками, крупой, сахаром, мылом… Мы, правда, без его даров сильно-то не отощали и не завшивели, но и нам ласки хочется принять от ульяновских писателей складным и душевным словом.

Мы ведь хоть и на свету живём, а мало что вокруг себя видим… Вот и подскажите этому белоджипному, чтобы приезжал, столб может и не надо тащить , надо что-нибудь более литературно – бетонное, и телевиденье пусть везёт, Только пусть предупредит, мы тут всем нашим столболитературным активом причепуримся. 

Витьку – гармониста протрезвим… Повеселимся вместе с гостями…

Ты, Николай Алексеевич, поспособствуй!

А я желаю здоровья всем писателям…»

 

НЕПЛОХОЕ от поселянки предложение. А?

Да вот примут ли его во внимание наши многочисленные «Члены СП»?

 

****

Степан Балолайко.

Городские Столбоставы.

                 (Быль.)

«Не добывайте мрамор из огурцов…»

                                  (Из шумерских летописей.)

 

В наш колхоз (когда-то бывший)

Прибыл вдруг отряд «творцов»…

Мы тотчас навстречу вышли –

С водкой, с банкой огурцов.

 

Волновались поселяне:

«Кто? Писатели? Зачем?»

Успокоил поп: «Миряне!

Прибыл к нам «Глагол аз есьм!»

 

«Говори ясней, батяня!» –

Воскричал  тут некий плут

«За грехи на покаянье

Нас теперь что ль поведут?»

 

И взрыдали поселяне:

«Кто из нас тут без греха?!»

За к теляткам невниманье

Обвинили пастуха.

 

«А начальник поселковый?

Разве он, скажите, свят?

У него всегда готовый

Самогонный аппарат!»

 

«Днем стыдит нас: «Пьете?» Гнобит!

А ночами? Он же, он –

На продажу нам же гонит

Свой проклятый самогон!»

 

«А учительша Наталья?

За оценки мзду  набрав

Снова плещется в Анталье

Мужичка чужого взяв!»

 

Неизвестно до чего бы

Обличительство дошло…

Крикнул кто-то: «Вы, за…гребы!»

Что сюда вас привело?»

 

Приступили гости рьяно

К примирению сторон…

Вождь писателей Баранов

Взял привычно микрофон:

 

«Объясняю вам, граждане,

Цель прибытия сюда…

Здесь ведь – а не в чуждых странах

Жил писатель Лабуда?»

 

«Здесь он, здесь являлся миру!

Вас прославить был рожден!

В звуках своей славной лиры

Вас воспел на весь район!»

 

«Вы, наверное, не знали?»

(Кто–то головой поник.)

«Он ведь на своих скрижалях

Сохранил ваш славный лик!»

 

«В мире тленном слово вечно!»

(Тут взбодрился даже поп.)

– Мы, как символ бесконечный

Привезли вам «Память – Столб»!

 

В знак рождения поэта…

Поминали его чтоб…

И за то… блин… И за… это –

Кол вобьем!.. Тьфу! Вставим столб!»

 

«У околицы селенья –

Всем прохожим виден чтоб!

В знак любови к сочиненьям

Застолбим мы этот столб!»

 

Солнце к вечеру вертелось –

И гармония, и тишь…

Стол накрыт… Пилось и елось –

Тут уж, брат, не возразишь!

 

Хороша привычка древних –

Щедрым был приветный стол!!!…

У околицы деревни

Сиротливо стоял столб …

 

Эх, да если б были ножки

У столбяры… Ну-ка, взвесь?

Да еще б ему – гармошку!

Разве он торчал бы здесь?

 ***

Жан Миндубаев

СВЕТОФОР ВЕСНЫ

«Все врут календари…» Подтверждаю: врут. И синоптики – тоже.

Вот чего только нам не наобещают! И “небывало раннюю весну”, и глобальное половодье. Но бывает и так: апрель уже за середину перевалил – а где разливы обещанные? Жидкая водичка поверх осевшего льда течет – вот и половодье…

Нынче – правда – не так….

Вообще говоря, человечество с временами года что-то слишком намудрило. В допетровские времена на Руси новый год, известно, начинался в сентябре. Сентябрь… увядание природы… переход в анбиоз – и Новый год? Нелепица, конечно.

Но и первое января, как точка отсчета нового витка Земли вокруг солнца – тоже не того… Двадцать второго декабря наша планета прошла точку убывания света в северном полушарии – уже более недели прирастает день – и вот те на: первого января – Новый год!

Да он уже состоялся, братцы, в ночь на двадцать третье декабря!

Проспали что ли?

Так и с весной. С двадцать второго марта только! – в северном полушарии день становится длиннее ночи. И, следовательно, только с этого числа и начинается оттаивание замерзавшей полгода половинки Земли. Вот оно, истинное начало весны! Но куда там! Мы, нетерпеливые, уже с первого марта ее приход празднуем.

Но природу не объедешь на кривой. И потому я давно сам для себя определил приметы, сообщающие поспешает или нет долгожданное утро года. Некий, так сказать, светофор весны. И красный, желтый и зеленый цвета на нем оповещают меня об этапах весноприхода с бо-ольшой вероятностью точности.

Вот Солнышко днем пригревает – ласковое, но к вечеру превращается в раскаленный медный поднос и опускается в ярко-красную купель. Ясно: что бы там не вещали синоптики, тепла не жди. Красный цвет – весны запрет.

То ли дело желтизна! Во-он под вытвявшим кустом смородины появилась яркая точечка – вылез, размохнатился первоцвет мать-и-мачехи. Еще одна желтая точка сером – это бабочка – лимонница как-то неуверенно, ныряя впервые вылетела понежиться на апрельском солнышке. …И еще один желтый свет вспыхнул на пути весны – это распушилась, зацвела верба, прятавшая до поры, до времени от холодов в пушистом пухе свои нежные крохотные цветочки.

Желтый цвет – готовность номер один для весны настоящей, не календарной. Сейчас, день-другой – вспыхнет на перекрестке разрешающий, зеленый цвет: выбросит первые листочки береза, выгонит из-под прошлогодней палой листвы упругий зеленый стебель сичевичник, развернутся на лужайке средь еще жухлой травки сморщенные лопушки конского щавеля. И тут уж рванет весна без удержу, прямиком в ликующий май! Теперь ее уже никому не удержать, никаким заморозками не сковать. Вперед, на зеленый!

Этот порыв, эта неудержимость весны особенно явственно обнажается после теплого апрельского дождика, неслышно явившегося ночью. Вернувшись под вечер из леса (а сапоги в пыли – это подсохшая бурая листва прошлого года набрала на себя все, что оседало на снег в течение долгой зимы) долго-долго любуешься силуэтом березы на закатном светлом небе. Береза явно по густоте тела – это пошли раздаваться, набухать ее почки, значит отошла земля под корнями, напиталась талой водой. Дерево явно чего-то ждет, томится в предчувствии некой приятности… Вот просвистела стайка чирков по уже темнеющему небу, вот уже и серые сумерки залили окрестности. Не хочется идти в избу, зажигать огонь, кипятить чай – даже в темноте дышит, оживает все вокруг. Еле слышимые писки, шорох пробежавшей мыши, шуршанье. Просыпается, всхлипывает, шевелится земля и все на ней…

Ночью вдруг кто-то вроде бы жесткой варежкой прикоснулся к жестяной крыше. Раз, другой. И пошел шуршать – мягко, неназойливо, умиротворяюще. Это тихий дождик идет на помощь весне, это он смывает тяжесть долгой зимы, труху и нежиль…

А утро – ясное, светлое, воистину пасхальное. И – вот чудо! – исчезла вся серость вокруг. Береза осыпана изумрудными капельками листвы (за ночь развернулись!), лужайка в саду топорится зелеными иголками, закудрявилась старая бузина возле изгороди. Благостность в природе, в душе. И улыбчив сосед, надел праздничную рубашку, тянет руку через плетень: “С воскресеньем, парень”!

И в самом деле: с истинным воскресением! Из небытия, из стужи, из печали – к жизни! к надежам! К счастью!