От ведущего.

На днях мы отметили в Ульяновске «День города». Ораторы фиксировали успехи Ульяновска в разных сферах…

Я же хочу напомнить о двух подзабытых заслугах Симбирска-Ульяновска – их без преувеличения можно назвать явлениями государственного значения…

Первое: в сентябре 1670 года град Синбирск был осаждён разбойными войсками казака Степана Разина.

Пять тысяч человек на 200 стругах шли тогда вверх по Волге бесчинствуя и грабя поволжские города. И только в Симбирске эта была остановлена – Стенька Разин – не смог одолеть город Синбирск…

А будь иначе? Что могло бы случиться тогда в России?

Вот какую беду смог остановить наш город будем же помнить об этом…

Второе: ровно 105 лет тому назад – летом 1918 года опять-таки именно в Симбирске был пресечен «Муравьевский мятеж».

Суть последнего события такова… Мятеж против ленинского Совнаркома затеял командующий Восточным фронтом член партии эсеров главком М.Муравьев…

Как все это происходило? Предлагаю почитать главу из моей книги «Симбирский зигзаг» – там описаны подробности этого несостоявшегося мятежа…

 

* * *

 

Жан Миндубаев.

КАПКАН ДЛЯ ГЛАВКОМА.

 

1.

 

Симбирск, лето 1918 года… Внезапно из Казани – где находится штаб Восточного фронта – в Симбирск прибывает с войсками главнокомандующий Восточным фронтом М.Муравьев. Он – опытный, победоносный военачальник, упешно сражался с контрреволюцией на Украине…

Муравьев – член партии эсеров. Командовать Восточным фронтом его назначил лично товарищ Ленин.

И вот Муравьев с войсками вдруг неожиданно объявляется в Симбирске.

В местном Совдепе тревожное недоумение.

Тем временем Главком Муравьев уже распоряжается в Симбирске…

Для начала он проводит срочное совещание своих однопартийцев эсеров.

Главком бодр, уверен, энергичен. С ним приходит много военных.

  • Актив эсеров собран? Тогда начнем!
  • Возражений нет. Предоставляется слово Муравьеву…

Так начинается мятеж… А в Москве тем временем уже идет яростное противостояние левых эсеров с большевиками. Еще недавно эти две политические партии были всего лишь в оппозиции друг к другу…

А теперь они – яростные противники. Главная причина политического раздрая такова: эсеры категорически не признают заключенный Совнаркомом под руководством Ленина мирный договор с воюющей с Германией!

С этого и начинает свою речь внезапно явившийся в Симбирск главком Муравьев:

  • Никакого унизительного мира с Германией! – заявляет он. – Мы объявляем войну Германии! Мы прекратим междоусобицу в России! Мы отменяем подписанный с немцами постыдный Брестский мир! Я уверен, что великий русский народ поднимется на защиту национальной чести! А до выяснения исхода событий в центре России и на западной границе предлагаю образовать Поволжскую республику! Мы с вами создадим новое правительство, которое по мере присоединения других российских губерний и завоевания нами – эсерами – власти в Москве встанет во главе всей революционной Российской Республики!!

Чрезвычайная новость взбудоражила всех. Одни с гордым видом победителей, другие с заметным опасением слушают откровения воинственного главкома…

  • Мы, социалисты-революционеры! – продолжает Муравьев. Мы сторонники народоправства! – Поэтому Советы депутатов на местах пусть останутся – мы возьмем их в свои руки – и подкрепим всенародным Учредительным собранием! Созыв его, как полагают передовые слои российского общества, возможен в январе будущего года.

Муравьев заканчивает речь. Первые минуты проходят в молчании.

Кто-то нерешительно задает вопрошает:

  • Как возможно объединить Советскую власть и Учредительное собрание? Что означает замирение с белогвардейской армией?
  • Ничего невозможного нет! – раздраженно отвечает Муравьев. – А демократическому правительству Самарского комитета членов Учредительного собрания и чехословакам я уже объявил мир! Под моим командованием мы все силы объединим в общую революционную армию – и пойдем на войну с немцами!!!

Среди левых эсеров есть люди разных взглядов. И резко враждебные большевикам – и желающие вместе с ними работать в Советах…

Есть и колеблющиеся. И вот теперь они стоят у последней черты: идти на полный разрыв с коммунистами – и начать вооруженную борьбу с ними. Или отвергнуть предложения Муравьева?

Главком продолжает:

  • Если большевики пойдут с нами – то привлечем их в наше правительство, – подчеркивает Муравьев. – Ну, а если откажутся, то их ждет тюрьма!

Слышатся возражения:

  • Ну, зачем же так!.. До сих пор мы были с ними в Советах как оппозиция. А теперь оппозиционерами пусть будут они!

Время близится к полуночи. Адъютант подходит к главкому, что-то докладывает… Муравьев торжественно объявляет:

  • Приступим к формированию правительства создаваемой нами Поволжской республики!..

Председателем совета министров главком предлагает одного из лидеров ЦК партии левых эсеров Камкова, министерские портфели тоже отдаются в основном эсерам.

Муравьев завершает:

  • После соединения с Москвой в правительство должны войти и левые коммунисты, борющиеся против Брестского мирного договора.

Верховное командование всеми объединенными войсками разрешите мне взять на себя.

Нет возражений против такого состава правительства нашей республики? Благодарю вас!

 

2.

 

А симбирский большевистский штаб тоже заседает – в здании бывшего Кадетского корпуса: Здесь тоже обсуждают что предстоит и что надо делать в такой взрывной, нежданной ситуации?

Решают: председателю губисполкома Михаилу Гимову срочно выбраться из кадетского корпуса! Скрыться в городе! И начать мобилизацию большевистских сил.

Затем: большевиков и сочувствующих им красноармейцев коммунистического отряда и отряда текстильщиков срочно разослать по муравьевским частям – для агитации. Попытаться растолковать обманутому воинству на что посягает Муравьев, в какую беду он тащит бойцов вместе с собой.

Написать воззвание к мятежникам, отпечатать его и распространить среди вовлеченных в авантюру солдат.

Третье: искать способ немедленно связаться с Москвой.

Четвертое: и самое главное: здесь же, в осажденном здании кадетского корпуса организовать ловушку для самого Муравьева! Под предлогом участия в заседании Губисполкома заманить его – и не выпустить живым!!

НЕ-выпустить!!! Сделать это даже ценой собственной жизни!.

Намеченное начать немедленно! Ибо времени в обрез. Точнее его уже нет!

 

3.

 

Поздняя ночь. Телеграфная лента несет из Симбирска в Казань первое воззвание мятежного главкома. Политкомиссар Реввоенсовета Восточного фронта Георгий Благонравов не верит глазам: мятеж в Симбирске? Не может быть!

Но ползущая из аппарата лента свидетельствует: самое невероятное произошло!! Муравьев, за которого Реввоенсовет поручился перед Совнаркомом, изменил!

Нет, не зря предписывал В. Ульянов учредить тройной контроль за главкомом Муравьевым! «Эх мы, растяпы! Обвел мурвьев весь Реввоенсовет вокруг пальца, показал кукиш всем нам, комиссарам!»

Глухая ночь близится к рассвету. Во все концы республики Советов летят из Казани, из Реввоенсовета фронта тревожные телеграммы…

«Москва, Кремль, Ленину… оперативный штаб – Аралову. Бугульма… Мелекесс… Саратов… Пермь… Всем, всем, всем.

Объявляем бывшего главнокомандующего Муравьева, бежавшего из Казани в Симбирск вместе с народными деньгами, безумным провокатором, изменником революции. Никакой войны Германии Советы не объявляли, о чем он всюду глаголят.

Он сам, назначенный для борьбы с чехословацким мятежом, дал из Симбирска телеграмму: «…всем чехословацким командирам повернуть эшелоны, двигающиеся на восток повернуть назад и перейти к Волге».

Ввиду этой измены всем соприкасающимся с ним вменяется в обязанность на месте пристрелить его, как бешеную собаку, врага Советской России.

Меры изоляции Симбирска приняты.

Революционный Военный Совет. Кобозев, Мехоношин».

Из Казани. Подана 11/VII. 4 часа 50 минут. Вне очереди.

«Провокационные телеграммы за подписью Муравьева под страхом строжайшей ответственности не принимать и не распространять.

Член военно-революционного совета Благонравов».

Во все концы страны идут распоряжения из Казани. Ночная тревога поднимает на ноги и начальника оперативного отдела Высшего военного совета Республики товарища Аралова.

В три ночи по телефону из Казани Мехоношин и Кобозев сообщают об измене Муравьева.

Аралов немедленно связывается с Предсовнаркома республики Советов …

 

4.

 

Москва, 11 июля 1918 года, 6 часов утра.

«Всем, всем, всем. Бывший главнокомандующий против белочехословаков левый эсер Муравьев, подкупленный англо–французскими империалистами, бежал из штаба революционно–военного Совета в Симбирск и отдал приказ по всем войскам повернуть против немцев, которые будто бы взяли Оршу и наступают на нас. Приказ Муравьева имеет своей предательской целью открыть Петроград и Москву и всю Советскую Россию для наступления чехословаков и белогвардейцев…

Сим объявляется по всем войскам и по Советам и всем гражданам Советской республики:

  1. Нигде немцы на нас не наступают, на немецком фронте все спокойно.
  2. Всякие призывы к наступлению на немецком фронте являются провокацией и должны караться расстрелом на месте.
  3. Бывший главнокомандующий на чехословацком фронте левый эсер Муравьев объявляется изменником и врагом народа. Всякий честный гражданин обязан его застрелить на месте.
  4. Все приказы по войскам, действующим против чехословаков, будут впредь до нового распоряжения подписываться Мехоношиным и Благонравовым.

Председатель Совета Народных

Комиссаров Вл. Ульянов (Ленин)».

5.

 

Из голодной, тревожной Москвы мчались по проводам эти стальные, болью и горечью меченые слова. Нервно застучали за тысячи верст от столицы телеграфные аппараты, заставляя вздрагивать дежурных в штабах, ошеломляя сонных телеграфистов на заросших лопухами железнодорожных полустанках, вызывая радостную ухмылку в тайных логовах контрреволюции, неведомых глазу и слуху даже всеведущей ЧК.

Стучал, стучал, стучал тревожный телеграф в Москве. На запад и восток, на север и юг, в глуби взбаламученной страны летели из Кремля тяжелые, свинцом налитые слова . «Всякий честный гражданин… застрелить на месте…» Успеют ли дойти, возымеют ли действие?

Что происходит сейчас там, на Волге? Какой черной бедой может обернуться авантюра Муравьева? Ведь и без того дела на Восточном фронте из рук вон плохи. В Самаре распоясался Комуч, взбунтовавшийся корпус белочехов расчищает дорогу белогвардейцам.

Никаких вестей. Ах, Симбирск, Симбирск – тихий городок над широкой рекой! Судьба революции может решиться сейчас на твоих пыльных улицах.

Уже ранний июльский рассвет в кабинете Председателя Совета Народных Комиссаров. Не раз подходит Ленин к карте, подолгу стоит, всматриваясь в извилистую нитку Волги, цепким глазом ощупывал до боли знакомые названия: Казань, Симбирск, Самара.

Что там? Что там? Что там?

Замер телеграфный аппарат в Кремле. С Волги – никаких вестей.

Тревожная черная точка на карте – Симбирск. Молчащий телеграф. Теплый летний рассвет над Кремлем. Тягостность ожидания.

И никому еще не известно, что в этот момент в далеком городе на Волге уже встретились, пересеклись, столкнулись, сделали свое дело и оставили свой след в истории взбудораженные революцией человеческие судьбы…

 

Подняты по тревоге воинские соединения Восточного фронта. Их командование ошеломленно: чьи приказы выполнять?

Муравьева? Ленина?

 

6.

 

Срочное и тайное  заседание Губисполкома собрано в узком составе…

Варейкис говорит медленно и веско:

– Полагаю, надо объявить Муравьеву что мы согласны встретиться с ним и обсудить все проблемы… Может быть, его позиция искажена? Может быть, он искренне заблуждается? Попытаемся объясниться с главкомом!

Варейкис выходит – и встречает на лестнице командира пулеметной команды латыша Райса. Он весел и спокоен… Спрашивает:

  • Куда вы исчезли, товарищ Варейкис! Я уже скучаю без вас!
  • А вы, Райс, где пропадаете?
  • Ну, я, можно сказать, присутствовал на историческом событии. Наш общий знакомый, главком Муравьев, объявил о намерении создать Поволжскую республику с Камковым во главе. Как вам это нравится?
  • Вероятно, вам предложен высокий пост?
  • Знаете, Иосиф, там речь шла не столько обо мне, сколько о вас. Пойдемте-ка, я, так и быть, расскажу все подробности. Все-таки, как-никак, мы вместе воевали на Украине…
  • Против общего врага, Райс – не так ли?!
  • Возможно, и здесь придется делать это, возможно. Ну, так вы слушаете меня внимательно, Иосиф?
  • Я вам тоже кое-что скажу… Симбирские большевики, без военного аппарата, без связи с вооруженными частями, отрезанные от Центра, пытаются собрать силы для отпора муравьевщине. Вы с нами?
  • Ну, скорее всего товарищ Иосиф так и будет!

Неясна и тревожна ночь.

 

7.

 

Телеграмма Муравьева во Владикавказ, адресованная военному комиссару Ассиеву и содержащая просьбу «вести с собой больше горцев» на Волгу, до места не дошла. Ее перехватили большевики Астрахани и направили в Москву.

Надежды Муравьева на подкрепление с Кавказа не сбываются….

…Командир бронепоезда «Свобода или смерть!» Андрей Полупанов, получает в Бугульме фамильярную телеграмму мятежного главкома с призывом примкнуть к мятежу. Однако он не развернул бронепоезд и не мчится на поддержку предателя. В Симбирск он отбывает в мотовагоне один, пытаясь понять: что же там происходит?  Бронепоезд остался в Бугульме….

 

8.

 

В кадетском корпусе собрана вся большевистская фракция облисполкома. Варейкис докладывает: Муравьев восстал против Советской власти, повернул фронт на запад, на немцев. Долг большевиков, долг членов губисполкома – пресечь эту авантюру во что бы то ни стало!

Звучит вопрос:

– А как вы товарищ Варейкис предполагаете нейтрализовать главкома? У нас нет связи с Москвой, нет вооруженной силы. Вы не забываете, что Муравьев привел с собой около тысячи штыков?

  • А бропедивизион? А выпущенные из тюрьмы анархисты? Да они нас в порошок coтрут!
  • Может быть, попытаться договориться с Муравьевым? – подает голос кто-то.
  • А о чем с ним договариваться?! И каким образом? Я этого представить не могу. Может быть, вы подскажете?
  • Ну, скажем, пригласить главкома на общее заседание исполкома совдепа. Пусть изложит свою позицию, пусть объяснит свои действия…

Вот оно – то предложение, которого ждет Варейкис! Только бы не дать волю чувствам, не обнаружить свои мысли! Пусть, пусть, пусть! Пусть Муравьев придет на заседание! Пусть никто ни о чем не догадывается! Пусть все думают, что большевики испугались – и главкома приглашают для того, чтобы примкнуть к мятежу! Живым он с этого заседания не выйдет!

Иосиф не выдает своего волнения. Раздумчиво, как бы сильно сомневаясь в разумности такого шага, он переспрашивает:

  • Если я правильно понял, подано предложение прежде чем начинать какие-то действия, заслушать главкома Муравьева на общем заседании исполкома совдепа. Так?

Гимов, Швер, Каучуковский, Фрейман, Левин, знающие том, что нужно во что бы то ни стало заманить Муравьева на заседание исполкома, затаили дыхание:… примут или не примут предложен «с места»? А вдруг кому-то покажется унизительным любое общение с предателем?

  • Голосуем, товарищи!

Медленно поднимаются руки. Одна, вторая, третья… Большинством голосов фракции решено: созвать собрание губисполкома и пригласить на него Муравьева.

Немедленно разосланы повестки к отсутствовавшим членам исполнительного комитета Совета – срочно прибыть в здание кадетского корпуса где по предложению большевистской фракции состоится экстренное заседание!

 

9.

 

Быстро, слишком быстро летят минуты! Симбирск затих в глухой ночи – ни голоса, ни дверного скрипа. В кадетском корпусе погашено электричество – чтобы не вызвать подозрений, чтобы успокоить муравьевцев, осаждающих губисполком. Пусть им кажется, что в здании все успокоились…

А подготовка к аресту Муравьева идет вовсю.

Отобрано пятьдесят латышей-добровольцев, готовых в случае необходимости пожертвовать собой. Им – быть в засаде, они заменят потихоньку муравьевских часовых, устроят засаду главкому, когда он явится в совдеп. Необходимы люди и из других отрядов, чтобы в случае неудачи не только Латышский полк, но и другие части оказались на стороне большевиков.

С планом Варейкиса ознакомлен узкий круг участников. Если, прежде чем прийти на заседание губисполкома, Муравьев пошлет в здание кого-нибудь разведать, не затевается ли что-то – то он не должен заметить никаких приготовлении к аресту предателя.

Поэтому участникам засады незаметно пройти в комнаты, примыкающие к залу заседаний, затаиться.

Варейкис категоричен:

  • Телохранителей главкома будет мало, их можно разоружить перед залом заседаний губисполкома, после того как за Муравьевым закроются двери. Если же охрана будет большой и главком потребует впустить ее на заседание, не перечить. Однако обратно никого не выпускать. По сигналу открыть пулеметный огонь, не разбирая – свои или чужие.

В момент ареста или после него в здание губисполкома могут прорваться вооруженные сторонники Муравьева. В этом случае разоружать их на первом этаже, не допуская до зала заседаний.

Варейкис подводит одного ьиз участников заговора к стеклянной двери, ведущей в зал заседаний: «Стекло завесим газетой, в ней будет дырочка. Смотри в этот глазок непрерывно. Как только я махну рукой – открывайте дверь, приступайте к аресту Муравьева и его приспешников».

  • А если не сдадутся?
  • Открыть огонь!

В соседних комнатах размещается засада. Варейкис приказывает коменданту корпуса открыть кладовую и передать пулеметы назначенным им людям. Один «максим» ставят в комнате засады, другой – в фойе, через которое пойдут в зал участники заседания исполкома. Пулеметы прячут за классные доски, покрывают брезентом. Расчетам отдается жесткий приказ: если Муравьев при аресте окажет сопротивление не выпускать никого живым из комнаты заседания! Стрелять прямо в комнату и косить направо и налево, не разбирая, кто свой, кто чужой.

Близится решительный час. В западне, уготованной Муравьевым симбирским большевикам, готовится ловушка для него самого.

 

10.

 

Фракция левых эсеров ждала Муравьева на товарищеский ужин.

Зафырчал у подъезда автомобиль.

Все встали, приветствуя главнокомандующего.

  • Рад новой встрече с вами, друзья, теперь уже не за деловым, а за дружеским столом.

Подняли первый тост: за главкома. С ответным словом встал Муравьев.

  • Господа! Товарищи! Дело сделано. Особенно отрадно оно своим блестящим концом. Город полностью в наших руках, по фронту подняты войска. Великий поход начался. Полагаю, что Симбирский совдеп и губком должны поддержать нас и принять наши условия примирения. Таким образом, перед лицом истории мы выступим не в роли узурпаторов власти, а явимся лицами, облеченными полномочным доверием Советов. Кто посмеет пойти против нас? Никто.

– Браво!!!

  • Итак, мы идем на союз с местными большевиками. Этим актом мы докажем, что далеко не все коммунисты поддерживают Брестский мир, что они – с нами. Так и закрепим создание новой республики, истинной территории Советов Поволжья. Пусть мир узнает о том, что мы – коалиционное правительство, что мы подвержены принципам гуманности. Это привлечет к нам новые силы.
  • А если не получится? – раздался голос. – Я Варейкиса знаю, он гордый и отчаянный…
  • Я тоже встречался с этим человеком – и здесь, и еще раньше, на Украине, – ответил Муравьев. – Разделяю ваше мнение. Но в данном случае Варейкису, увы, не придется выбирать. Говорят, музы умолкают под дулами орудий. Гордость, как я полагаю, тоже.

Муравьев пристально оглядел своих сподвижников. Добавил:

  • Повторяю: нам необходимо заполучить поддержку всего Симбирского губисполкома, а не только его левоэсеровской фракции. Нам нужен благоприятный резонанс. Но, разумеется, мы тоже обладаем достоинством – в данном случае достоинством победителей. Не мы у них – они у нас в осаде. И потому просить большевиков ни о чем не будем. Пусть там, в кадетском корпусе, сами примут единственно верное для них решение – примкнуть к нам, стать нашими союзниками. Ни в каком ином качестве им не удастся выйти из здания. Пожалуй. Варейкис понимает это так же отчетливо, как и я. Подождем, пока они сами сообщат нам о желании примкнуть к нам. Думаю, прозрение скоро придет.

Шумно, оживленно было в уютном ресторане, когда «сформированное» Муравьевым «правительство Поволжской республики» приступило к трапезе. Произносились тосты: «За успех общего дела!», «За русского Гарибальди – Муравьева!» Михаил Артемьевич, возбужденный, сияющий, упивался часом своего торжества.

 

11.

 

Два часа ночи. Все готово к аресту в кадетском корпусе. Проинструктированы и расставлены посты. Роздано оружие. Обозначен порядок действий.

  • А теперь надо известить «дорогого гостя», что состоится заседание губисполкома и что он вместе с левыми эсерами приглашается на него.

В большой комнате душно от множества людей, от теплой июльской погоды, от волнения. Телефонный звонок. Взявший трубку адъютант Муравьева докладывает:

  • Это комендант почты. Он спрашивает, допустить ли передачу телефонограммы Гольману от Варейкиса.

Муравьев разрешает. Гольман хватает трубку.

  • Алло! Это ты, Иосиф?..

Нет, это не он. Товарищ Варейкис поручил сообщить, что назначено заседание губисполкома, он приглашает левых эсеров. Фракция большевиков настаивает, чтобы главнокомандующий дал объяснение по поводу происходящих событий. Необходимо также снять осаду, иначе не все члены губисполкома могут пройти в здание.

  • Вот видите, – радуется Гольман, закончив разговор. – Я прав. Коммунисты поняли, что не способны сопротивляться, и ищут соглашения с нами.

Муравьев чувствует себя господином положения. Вслед за Гольманом он склонен рассматривать предложение коммунистов как прикрытую форму их капитуляции. Передача власти от имени губисполкома правительству Поволжской республики «демократическим» путем Муравьева вполне устраивает. Он даже приказывает помочь сбору членов губисполкома на заседание.

  • Для нас удобнее, – рассуждает он, – чтобы все активные коммунисты собрались вместе. Если будут упорствовать, то мы сразу всех и обезвредим…

Летняя волжская ночь опустилась на город. На улицах все как будто оставалось по–прежнему: броневики стоят у Совета, повсюду солдаты – одни, утомленные, прикорнули прямо на земле, у стен, другие еще ведут оживленный разговор. И часовые бодрствуют у входа в здание губисполкома.

 

12.

 

Появится ли Муравьев в Совете?

Напряжение нарастает. Кто-то льет воду из графина, нервно звякая горлышком о стакан.

Проходит полчаса. Никого!

Еще полчаса. Тихо. Но вот гулко хлопает входная дверь. Муравьев? Нет, это «инспектирует» здание вездесущий адъютант главкома. Нет ли чего подозрительного? Бойцы развалились на топчанах, «отдыхают». Доволен «порядком», благодарит за службу и, успокоенный, уходит.

  • А вот теперь очередь за Муравьевым! – роняет Швер вполголоса. – Его прихвостень появлялся не зря! Сейчас прибудет и сам предатель! Приготовились, товарищи!

Варейкис кладет наган с взведенным курком в ящик стола, задвигает его неплотно, чтобы в любое мгновение можно было выхватить оружие. Засада берет винтовки на изготовку.

Тишина. Ночь. Тягостное ожидание.

Нервное напряжение достигает предела. В кадетском корпусе прислушиваются к каждому шороху, каждому звуку. То и дело кто-то выбегает на улицу: не идет ли Муравьев? Нетерпение мучает людей. Возникают споры: а что делать, если главком не явится вообще? Возникают самые фантастические планы, у каждого свои предложения.

Вдруг от окна голос:

  • Вроде идут… Идут!

И вот – дождались! Впереди твердо, по-солдатски шагает Муравьев, поддерживая рукой кобуру маузера. За ним – вооруженная свита.

Муравьев заходит в вестибюль. Оглядывается по сторонам. Где заседание?

Ему показывают комнату. Он решительно входит туда. За ним – телохранители.

Дверь за Муравьевым захлопнулась.

 

13.

 

Не подозревающий ни о чем Муравьев проходит к председательскому столу. Он абсолютно убежден, что большевики, члены Симбирского губисполкома, примкнут к мятежу. Спокойно, даже доброжелательно кивает он сидящим в комнате, опускается на стул рядом с Варейкисом. Тот быстро задвигает ящик стола, встает:

  • Товарищи, срочное заседание губисполкома, созванное в связи с прибытием главкома Восточного фронта, объявляю открытым. События, происшедшие в Симбирске, вам известны. Нам надлежит определить свое отношение к ним. Кто просит слова?

Муравьев, очевидно, ждет, что его попросят выступить, ждет дебатов. Он настроен миролюбиво – пусть поговорят, поораторствуют. Но то, что он слышит, заставляет его мгновенно подобраться.

Слово берет большевик Фрейман. Он пытается сдержать свое возмущение, но ничего не может поделать с собой:

  • Подумать только! Республика кое-как вышла из войны с Германией, получила передышку, ведет отчаянное сражение на фронтах гражданской войны. А возомнивший себя новым правителем России Муравьев объявляет о разрыве Брестского мира! Что это такое? Это – удар в спину революции, это предательство интересов трудового народа! Думаю, так мы и должны записать в резолюции!

Побледнев от гнева, ненавидяще смотрит Муравьев на оратора. Этот Фрейман не перепутал ли место и время, не забыл ли о пушечных стволах за окнами? Надо полагать, председатель губкома даст отповедь своему зарвавшемуся подручному? Послушаем, выдержки хватит. Пусть поговорят большевики, пусть выпустят пар: ведь обидно же сидеть полсуток под арестом!

Встает большевик Иванов. Что? И его речь обличающая? Он тоже обвиняет Муравьева в измене революции?

  • Вы повернули оружие против власти рабочих и крестьян. Преследуя низменные цели, руководствуясь личными претензиями, объявили себя Наполеоном, Гарибальди. Вопреки указаниям Центрального Комитета партии и правительства решили создать мифическую Поволжскую республику! Вы – предатель и шкурник, а не главком!

Муравьев замер, сидит молча, вытянув ноги. Правая рука лежит на кобуре маузера, пальцы поглаживают кожу. Нервничает. Но лицо, налитое разгорающейся злобой, тяжело закаменело.

Берут слово левые эсеры, затем большевики, потом опять эсеры. Обстановка все более и более накаляется.

* * *

14.

 

Второй час без перерыва длится заседание губисполкома. Сторонники Муравьева изо всех сил пытаются доказать, что главком, поднявший бунт против Совнаркома, выбрал единственно возможный путь спасения Республики и революции. Они повторяют свои утверждения о том, что заключение оскорбительного и унизительного Брестского мира Совнаркомом означает предательство партией коммунистов революции, своих собратьев на Украине и в Прибалтике, поругание национальной чести России.

  • Большевики сами, добровольно, пошли на услужение германскому капиталу и тем самым лишили себя права руководить нацией!

Но ват, пресекая очередного левоэсеровского оратора, с места вскакивает сам председательствующий:

  • Если левые эсеры пришли сюда учить политграмоте членов исполкома, то их затея преступна и наивна. Мы собрались не на диспут максималиста Гольмана в городском театре! Мы собрались, чтобы дать однозначную оценку действиям Муравьева в Симбирске и в соответствии с этим принять надлежащие меры!
  • Какие там меры, Варейкис! Выгляньте в окно! Меры будут приняты, скорее всего, против вас!

Это не может сдержать себя новоиспеченный комендант города левый эсер Вьюгин. Спешит, явно спешит, прихвостень.

  • Вы авантюрист и шулер! – говорит, глядя в глаза Муравьеву, Варейкис. – История не оправдает вас. Это вы, а не большевики заслужили презрение народа!

За дверью – крики, шум. Что там происходит? Куда делся адъютант? Главком нервничает, оглядывается по сторонам.

Крики становятся все грознее. Муравьев чувствует, что за дверью происходит что–то неладное. Уверенность начинает оставлять его.

Зачитываются перехваченные муравьевские телеграммы – о соглашении с чехословаками, об объявлении личной диктатуры, о возобновлении войны против немцев.

  • И это то, что вы несете истощенной России?!
  • Хватит! – не выдерживает наконец Муравьев. – Не вам диктовать тут условия! Симбирск у меня в руках! Пора кончать этот большевистский митинг!

Он молча выходит из-за стола.

  • Перерыв! Наша фракция просит перерыва! – раздаются голоса левых эсеров. Один за другим они устремляются за предателем.

Муравьев идет к выходу.

Варейкис машет рукой. Дверь распахивается. Перед Муравьевым хмурые, суровые лица:

  • Ни с места! Вы арестованы!
  • Засада? Вот как?! Подлецы!

Муравьев выхватывает маузер. Стреляет. Пороховой дыма, крик раненого. Звон рассыпавшегося стекла.

  • Ах, сволочь!..

Одновременно раздается три оглушительных выстрела. В упор, в Муравьева. Кто–то колет его штыком. Главком падает на пол.

Ранняя заря встает над городом. В дверях лежит труп Муравьева.

И вдруг из-под дивана вылезает, совершенно невредимый, один из телохранителей главкома, забравшийся туда с перепугу. Все изумленно молчат. Затем смех, сперва тихий, потом все громче и громче, заполняет комнату.

Кончилось краткое господство руководителя самозванной Поволжской республики.

А где-то по проводам еще несется во все концы страны запоздавшее распоряжение председателя Совнаркома товарища Ленина: «Бывший главнокомандующий на чехословацком фронте левый эсер Муравьев объявляется изменником и врагом народа. Всякий честный гражданин обязан его застрелить на месте».

А Муравьев УЖЕ мертв.

 

ЭПИЛОГ.

Ровно через двадцать лет – В 1938 году будут вызван в Москву Иосиф Варейкис, первый секретарь дальневосточного крайкома ВКП(Б) и редактор краевой газеты Александр Швер… Они вероятно будут думать, что их в Москве наградят, поощрят, предложат еще более высокие должности…

Но их просто расстреляют.

И вспомнят ли они в свой смертный час, чью власть они спасали в уже далеком 1918 году в Симбирске?

Кто знает…

Ж.М.