|
От ведущего. Однажды мой давний приятель – профессор, доктор философии в дискуссии о нашей бренной жизни выразился так: – В мутном потоке совершенно ненужной здравомыслящему человеку информации «исчезает душа человека…Понимаете: Ис-че-зает! Она становится никому не нужным анахронизмом!!!» Далее он развивал свою мысль так: – Мы как-то весьма охотно превращаемся в подобие роботозированных существ (тут он вспомнил сюжет из фильма «Мертвый сезон» – там некий эсесовец мечтает и пытаетсясделать из нормальных людей рабски послушных «людей-роботов» типа: «человек-пекарь», «человек-токарь», «человек-слуга – и так далее… То есть – сделать из человека существо с определенным набором функций: –Этот человеко-робот будет способен поглощать пищу, исполнять различные функции – и мы позволим ему даже размножаться… – Туда идем? – вопросил я профессора. – Или попробуем вернуться к главному – к человеческой душе? К ее радостям, страданиям, помыслам, очарованиям, мечтам и разочарованиям… Вот что побудило меня открыть в «Глаголе» рубрику « Куда зовет душа?». Ж.М. ****** Жан Миндубаев. Марьины березки. Из цикла «Такое бывает». Тихую старушку Марью Маслову, вдову волжского капитана, родственники провожали на курорт. Настаивали: “Надо ехать, надо торопиться! Надо!” А Марья ехать не хотела. И совсем не потому, что курорт был далеко: предстояло из родного поселка Затон переехать на пароме в большой город Казань, сесть там на камский пароход – и начать движение в далекий Пермский край где текли из земли родники с целебной водой. Эта вода и должна была марьиных унять застарелую боль в суставах… Марья Маслова выросла на Волге в скромной семье бакенщика в поселка Затон. Доходы семьи были невелики, кормились рыбой с реки и маленьким огородиком на волжском склоне. Семья жила скромнее скромного – и потому Машу с детства лечили народными средствами: подорожник снимал ломоту в суставах, душица избавляли от бессонницы, а чабрецом и шалфеем полоскали больное горло… А отец частенько подшучивал так: – Врач… Он и зовется так потому что врет частенько! Потому и Марья докторам как бы не совсем доверялась – а полагалась на естественное течение бытия. Вздыхала: – Всему свой черед, всему своя мера. Ничего без срока не является – желтый лист в лесу, свадьба в дому или боль в теле. Девчонка бежит на свидание в шестнадцать, бабы с ума сходят к сорока, мужиков бес под ребро цепляет на шестом десятке… Значит и ломота в костях свой день знает… Марье уже было под семьдесят – а человек в годах к перемене мест не склонен. Поэтому Марья насчет курорта и сопротивлялась когда сыночек – а особенно сват со снохой – решили вдруг осчастливить ее поездкой на курорт…
Сват и сноха помалкивали… А сын Денис высказался:
Прощальный ужин был затеян на веранде. За столом сидел сват – краснолицый, плотный мужчина, большая голова надета на плечи туго, сын Денис – невысокий ростом, в движениях и словах неспешный – и его приятель Гриша – незнакомый человек из-за реки, из города… Марья была растерянная – вроде бы не на своем месте. У стола хлопотала сноха Лена – сноровистая, крепкотелая молодуха, которая сразу все успевала: и закуску подать, и слово в разговор ввернуть, и у плиты управиться. Марья на молодуху смотрела, кое-что вспоминала… Сын женился нежданно быстро. Пять лет в городе учился в финансовом институте… Марья ждала: привезет невесту оттуда. А он повел в загс Ленку Климову, дочку районного начальника. Против невестки Марья ничего не имела: девка видная, всем взяла. Волосы ржаным снопом по плечам рассылаются; глаза серые, ясные – и в теле покойность и здоровье. Ну, всем девка взяла! Одно только Марью задело. Перешагнула невестка порог ее дома в поселке Затон, внимательно обвела глазами потертые стулья, диванчик старенький, абажур выцветший над столом… И объявила:
Сказанула – словно пыль смахнула… А ведь тут и до нее тут долгая жизнь протекала. Но Леночка к новому дому приладилась быстро. Свекровь от многих забот освободила. Любила и умела вкусно приготовить. За мужем усердно смотрела – без свежей рубашки за порог не выпустит… И через полгода невестка не в доме Марьи жила – а в ее сердце. С чего это она сегодня руг объявила: – А мы тебе – дорогая ты наша маманя! – сюрприз приготовили: путевку на курорт купили! Поедешь на целый месяц в целебных источниках все свои хвори снимешь! – А зачем мне это? – удивилась Марья. – Мне и здесь хорошо! Тут уж все обиделись: – Люди годами мечтают оздоровиться! А мы все хлопотали, добра тебе желаем… А ты? Давай, собирайся потихоньку, завтра тронемся в путь! * * * …Сочился с неба мелкий дождь, мелькали на берегу редкие огоньки, вода в жёлтом свете прожекторов казалось бездонной… У сходен под дождем ожидали начала посадки люди в брезентовых плащах… Хотелось быстрее попасть в теплую каюту – там ждет постель – и долгая дорога в неведомую даль… И вот старенький колесный пароход «Волгарь» заворчал машиной, зашевелил колесами по бокам и тяжко отвалился от пристани. Ветер гнал по реке клочья пены, нес запахи пустынных берегов. А в каюте было тепло, уютно. От пароходных толчков подрагивал в бутылке с водой цветок – сын сунул его Марье на прощанье. Глядя на этот цветок, чуяла Марья дыханье неясной тревоги, непонятной, безадресной, откуда-то взявшейся. Как бывает иногда сумеречным часом: в родном доме словно притаился кто-то в залитых потемками укромных уголках, смотрит оттуда недобро. А чиркнешь выключателем – и смешно: все ясно, все на своих местах. Не спалось Марье… Ворочаясь на диванчике под вздохи пароходных плиц она нащупывала истоки этой тревоги, перебирая в памяти спокойные годы своей жизни…. Прикидывала итак и сяк… Понимала: судьба оставила ей впереди немногое. Позади – ах, как многовато было позади! Прикинуть – вроде ничего в ее жизни интересного и не происходило… Невезуха – и все тут. Школу ей закончить не довелось – мать умерла, отец был в рейсе… А кому за домом, за хозяйством присматривать?.. Хорошо еще – помогли ей тогда добрые люди поступить на курсы кройки и шитья – все же кусок хлеба будет… Так бы и прошла жизнь в шитье и перелицовках поношенных одежонок – если бы не приметил ее капитан буксира Маслов… От судьбы не убежишь… Но беды прошедшие –уже как бы и не с ней уже и приключались – в туманную даль они были отодвинуты теперь годами… И эта отдаленность их от сегодняшних дней делала Марьину жизнь в ее собственных глазах как бы и значительной – и интересной, полной всяческих забавных случаев, происшествий – и приключений. Лежала, вспоминала… Вот поехали они с мужем по первому году совместной жизни к родственникам в приволжскую деревеньку Макухино… Как и заведено – гостевали у свекрови. Погуляли слегка – и обратно домов, в Затон… А ехали-то на попутном грузовике! А грузовик картошку вез… А водила-то был пьян! Вот и завалил на полпути машину в кювет… Картошка рассыпана по всей дороге, машина на боку лежит – а им с мужем хоть бы что! И народ стоит – не покалеченный, а только слегка помятый… И ведь ржут все как лошади! Живы остались! И – хохочут! А бабка одна – как сидела с корчагой топленого молока – так и сидит на обочине. Такой смех тогда и Марью одолел. А потом всю ночь они с мужем пешком домой топали… Под дождичком!.. И счастливы были. А вот праздничек светлой пасхи взять… Власть тогда строго следила за народом – какие там Пасхи да Рождества – все под запретом! Но приходили тайком к портнихе Марье молодые бабенки и девки, вытаскивали из старых сундуков прабабушкиных красные и розовые сарафаны – и уже по фигурам творила Марья новому поколению пасхальные наряды… И где-то в лесочках, на полянках Пасху-то все же они праздновали! Конечно, не то что сейчас… Теперь легко и весело люди живут. Нынче каждый день – считай – почти праздник. А народ-то часто злой, колючий. Или – пьет. Вот уж все вроде у народа есть – живи – радуйся! А чего-то вроде мало, все в обиженных ходят… Вон и кричит: «Все как в руку легло – только этого мало»! * * * В дремотном блаженстве провела Марья первые курортные дни. Народу в санатории было мало, дни текли неспешные. Лечебница называлась: “Лесное озеро”. На берегу стояли постройки старого монастырь. В бывшем соборе размещалась теперь столовая. В большом жилом корпусе обитали курортники… Марья приметила строеньице на отшибе с низенькими горенками. Попросилась туда. Смешливый завхоз сказал: “Бывшие кельи!” И подмигнул: “Глазастая ты барышня! Молодежь у нас туда стремится! Праведной жизнью пожить хочется хоть раз в году…” Марья приметила: не все за лечением сюда прибыли, не все! Да ей-то что: за спиной шестьдесят с хвостиком, кости, вишь, ноют. А чего ей хотелось и желалось? А чтобы тоска по мужу дала ей облегчение, чтобы сменилась она светлой печалью. И чтоб люди вокруг смеялись, а не плакали. А если она не слишком уж занеслась в своих желаниях – то пусть бог убережет ее сына Дениску всяческих жизненных бед… Чтоб крепко и ладно утвердился он в жизни… И этим сыновьим присутствием, правильностью его бытия истончилась, сошла бы на нет тревога ее души… Ах, Денис – свет в окошке, молитва вечерняя, услада сердца! Все – ради него, все! Не жалела себя: и путевку сыну в пионерлагерь на три смены, и путешествие до Москвы с туристами, и новый костюмчик… Ругала себя: маловато с сыном разговаривает – слишком подолгу сидит она за старенькой швейной машинкой… Успокаивала себя – сын не троечник, не баловник; прилежный по дому и в школе… Нет, не хуже чем его ровесники у других людей. А вот возмужает сынок, станет как и отец капитаном на Волге – и будет человеком веселым и щедрым. Так мечталось Марье всегда. И Дениска радовал… Ухоженный, голубоглазый, – и учился хорошо, от лихих мальчишеских проделок в стороне держался..И по дому хлопотал усердно – помогал матери. Хвалили парня учителя, соседи: «Обстоятельный, башковитый у тебя сынок- то, Марья!» Среднюю школу Денис одолел с медалью. * * * И не забудется Марье тот светлый день когда он закончил школу! И помнит его Марья – и будет он с неё навсегда… …С выпускного вечера Денис явился под утро – когда над Волгой, счастливо замершей в ожидании солнца, стояла блаженная тишина. На скамеечке под своими любимыми березками ждала сынка Марья – нарядная, в белом платочке. Сын удивился:
Тихо шелестели березы посаженные Марьей в память о муже. Обняв сына, мешая счастливые и грустные слезы, печаль и радость шептала Мария сбивчивые слова о поломанной войной жизни, о сбывшемся своем счастье – сыночек вырос!. Шептала горячо, бессвязно – словно спешила высказать все невысказанное раньше… Понимала: шагнул ее сын в то утро в иной, взрослый мир – и захочет ли понять, сможет ли прислушаться теперь к ее советам, к зову ее души? А когда взглянула на Дениса – увидела, что его светлые, отцовские глаза не на нее смотрят, а куда-то в неведомую ей даль…. И замолчала она обиженно… А Денис достал сигарету, закурил не спеша… И сказал – гладя все так же куда-то далеко-далеко в свои, только ему видимые дали:
Загоралась заря над рекою, набирал силу новый день. Молча смотрела Мария на сына. И вдруг словно очнулась: ведь курит сын-то, курит!! А она и не знала. Взрослый значит, мужик уже вырос… Мужик! И почему-то горьковатым был запах первой денискиной сигареты… * * * После школы учиться Денис пошел не на речного капитана, как мечталось матери – а на экономиста… И сам над собой подсмеивался:
Мать как-то спросила: – А чего учиться, если к своему делу душа не лежит? Сын ответил снисходительно:
И добавил:
Уехал сынок в город на постоянную жизнь… И опять осталась Марья одна в пустом доме. Спасаясь от одиночества, пустила на постой двух девчат. За так, бесплатно – пусть живут рядом, пока сын на вернется. Узнав об этом, Денис ухмыльнулся:
Не тогда ли ей показалось что уж больно расчетливым вырос сынок, все-то он с выгодой для себя норовит сделать… И вспомнилось Марье: как привез Денис на летние каникулы городского паренька – и наказал матери: – “Ты будь с ним поласковей – он нашего декана племянник! * * * Когда Денис женился, молодуха сразу же студенток-квартиранток за дверь выставила. Мария была против: оставалось девчонкам дожить до каникул всего две недели.. Сын обнял ласково: – Чего насупилась? Нас ведь теперь трое! А девчонки у подружек в общаге поживут – ничего с ними не случится. Глушила Мария тревогу в себе. Зачем она душу травит? Чем сын плох? Костюмы шьет в ателье, красиво жить хочет? Так ведь с нее последнего не требует, – сам умудряется заработать. Да, она жила на картошке, случалось с соседями куском хлеба делилась… Да ведь тогда время другое было, тогда все друг другу родней приходились. А сейчас кто себе ухватить не норовит – тот как бы дураком слывет… Время такое, что ли? Да и молод еще Денис – горя не хлебнул, сердце жестокое, не жалостливое. Вот дети у него пойдут – смотришь, и исчезнет, растает как дым, то, что ее тревожит …. Понимала Мария: нельзя детям повторить отцов, нельзя пройти жизненный путь след в след. В чем-то будет разница, будет. Да и не беда: лишь бы основа сохранилась. А какая основа? Все матери хотят видеть своих детей удачливыми, умными, почитаемыми. И желают им доброго сердца, ума, порядочности. Того же и она хочет. Но неужели что-то упустила, недосмотрела, недодумала? Своими сомнениями Марья старалась ни с кем не делиться – всякий ли поймет ее боль?… Но подчас за обедом или ужином разговор о молодежи с курортными сотрапезниками возникал… Подчас даже спор возникал… – И чего это мы всегда хотим по вчерашнему завтрашний выкраивать? По своим меркам одежонку детям шить? У них все свое будет – и закройщики, и портные. И без нас они прекрасно со своими проблемами разберутся – как мы разобрались, – отмахивались одни. А другие гнули свое: – Не та, не та молодежь пошла! Просмотрели мы что-то, проморгали, упустили! Многие вообще просто смотрели на Марью удивленно: в стремлении молодежи к одеждам, к дорогим вещам, к красивой жизни ничего плохого не находили. Закономерность времени. С бедностью в стране покончено. Люди должны жить комфортабельно. Сказано – каждому по потребностям. А они возрастают. У молодых, естественно, быстрее. Разговоры о том, как живут дети и внуки, как им жить бы надо – заходили в лечебнице частенько. Одни полагали, что все идет нормально… Другие имели к молодежи претензии – слишком на многое зарятся; хотят иметь всего много – и сразу! Марья в споры старалась не вмешиваться… Но понимала – не одну ее тревожит, то, о чем она про себя думала… И все больше и больше ее тянуло уехать с курорта досрочно домой, в Затон! К дому, к сыну, к родным березкам… И сбежала из лечебницы досрочно. Дорога с курорта казалась Марье длинной, и нудной. И она ног под собой от радости не чуяла, когда перевалилась со своим чемоданишком на старенький, помятый «затонский» паром. Причальные тумбы целовать была готова – таким показался поселок Затон желанным, родным, своим. А уж от Затонской горы она и глаз не отрывала – все высматривала свой дом, свой огородик, свои березки… «Подросли поди красавицы-подружки мои!» Сильно хотелось ей поскорее увидеть свою радость, свою память о муже, свою отраду – свои березки. И полнилапсь душа Марьи светлой радостью от ожидания этой встречи со всем дорогим и неизбывным… – Вот отдохну, посижу, послушаю о чем листочки мне нашепчут… Казалось Марье что родственники не поймут ее скорого возвращения с курортной благодати. А вот и дом родной на бугорке над Волгой, вот все то, что держит человека на Земле… И сноха встречает – улыбается, калитку приветливо распахивает. Неужто рады все ее бегству с курорта? Денис встретил мать приветливо, был живой и вроде даже довольный – чемоданчик подхватил, мать под локоток держит… Радость сплошная, души отрада! Вот и калитка распахнулась, родной двор перед ней… Денис решил мать порадовать:
Сноха подхватила:
Марья глянула – новенький гараж стоял возле дома… Стоял на том самом месте, где росли ее пять березок… А рядом с новостройкой увидела Марья кучу бело-черных – будто переломанных костей – это было все, что осталось от ее пяти березок, о которых она грезила на курорте… И странное дело! Осенью – когда в забытье, в сон впадает все живое – сочилась из поверженных сучков влага. Осенний сок берез, мутные капли. Как горькие слезы Марии, как ее затаенная боль, всегда спрятанная глубоко от себя и от людей… И лишь теперь открывшаяся Марье в печали и безутешности… Молча стояла Марья перед содеянным. Потом опустилась на сваленный березовый ствол – и затихла. Вечером к молодым пришли гости. Из открытого окна слышался звон рюмочный, разговоры веселее, смех беззаботный… Денис звал мать к столу – раз, другой. А Марья никак не могла ступить через порог, не могла войти в дом, который всегда представлялся ей полным любви и семейного счастья… Думала о чем? Горевала? Плакала? Материалы комментируем в нашем телеграм-канале
 
|
|
Цитирование информационных материалов, размещенных в ИА "Улпресса" без получения предварительного разрешения допустимо при условии обязательного указания на источник цитирования: приведение ссылки — в печатных материалах, гиперссылки на cайт ulpressa.ru — в сети Интернет. Ссылка на источник или гиперссылка должны располагаться в начале текстового материала.