Частный образовательный центр «Дети Да Винчи», существующий в Ульяновске уже несколько лет, в конце ноября оказался в центре информационного скандала. Бывшие клиенты заявили о нарушениях закона и привлекли на свою сторону политические фигуры федерального масштаба. В свою очередь родители воспитанников выступили в защиту центра и заявили о провокации против него. Последовали проверки со стороны надзорных и правоохранительных органов. Что в итоге обнаружили проверяющие, в каком формате сейчас работают «Дети» и как обеспечить комфортную образовательную среду для ребенка в Ульяновске — поговорили об этом с основательницей центра Мариной Струльниковой.

– Марина, нерадостный, к сожалению, случился повод, чтобы начать разговор о “Детях Да Винчи”, но давайте разберемся, что из себя представляет ваш проект и какие к нему есть претензии – у родителей или правоохранительных органов. Для начала: “Дети Да Винчи” с точки зрения объема оказываемых услуг – это школа или центр допобразования? Как верно?

– Действительно, повод нерадостный. Нас втянули в информационную войну, в которой мы совсем не хотели оказываться. Теперь вынуждены тратить время на общение со СМИ и проверяющими, а не на работу в центре.

Мы – не общеобразовательная школа, работаем по программам дополнительного образования для детей, которых родители перевели на заочную или семейную форму обучения, то есть взяли на себя ответственность за обучение ребенка. Ребята не ходят в обычную школу, занимаются дома. У многих таких родителей возникает запрос на то, чтобы их дети не исключались из социума, имели полноценное общение со сверстниками. Также родители зачастую полагают, что их ребенок нуждается в педагогической и/или психологической поддержке, в развитии социальных навыков и т.п. Мы создали «Детей да Винчи» как интеллектуально-творческое пространство, где мамы, папы и их дети могут найти удовлетворение своих запросов. У нас можно заниматься по отдельным развивающим направлениям, можно целиком по всей программе. Есть еще студии, это что-то вроде кружков – туда приходят в основном дети из общеобразовательных школ.

– При этом как ваша работа оформлена юридически?

– Наша деятельность, конечно же, оформлена юридически. По такой системе работают несколько тысяч подобных центров, в них учатся несколько сотен тысяч воспитанников. Возможно, их количество дотягивает до миллиона, точной статистики, к сожалению, нет. Деятельность по допобразованию лицензируется – лицензия у нас есть. На клубную деятельность, то есть на занятия в студиях, лицензия не нужна, она регулируется общими законами (напр., Законом о защите прав потребителей) и нормативными актами.


– Если попробовать коротко, то что, по-вашему, произошло в «Детях да Винчи»?

– Постараюсь коротко, я уже дала большое интервью с подробностями. Один из родителей оказался потребительским экстремистом, то есть человеком, который злоупотребляет правом для достижения корыстных целей. Этот человек не впервые так делает, эти истории хорошо известны – мы даже пообщались с некоторыми его жертвами, в деталях узнали всю его схему. Она примерно такая: этот человек получает услугу, находит нарушения или недочеты в работе того, кто оказал ему услугу, предъявляет свои требования: либо верните деньги за оказанную услугу, либо сделайте скидку и т.п. Если ему отказывают, он пишет обвинения в правоохранительные и надзорные органы. А чтобы эти обвинения выглядели обоснованней и солидней, он организует публикации с СМИ и телеграм-каналах. Он журналист и пиарщик, у него есть такая возможность. В итоге люди или сдаются, или проигрывают в судах, или получают репутационный ущерб. То же самое он сейчас пытается проделать с нами. Но не выйдет. Не на тех напал.

– Если посмотреть новости про частное или семейное образование в России, то окажется, что конфликт с родителями, перетекающий в судебную или даже уголовную плоскость – не такая редкая история. Очевидно, у них есть общие причины, в том числе несовершенство законодательного регулирования. Насколько сложно центрам, подобным вашим, лавировать в нынешних требованиях?

– Я бы не связывала напрямую проблемы, которые возникают в треугольнике «родители – дети – педагоги» с проблемами, которые есть в сфере дополнительного образования из-за несовершенства регулирования. Недопонимание и даже конфликты вокруг воспитания ребенка возникают везде и всюду – в общеобразовательных школах их гораздо больше хотя бы потому, что там детей на порядки больше. В детских садах, спортивных секциях, творческих студиях, в кружках – везде, где чему-то учат ребенка, могут возникнуть трения. Это нормально, ведь дети – самое дорогое для родителей, они за них горой. При этом все люди разные, и ситуации бывают разные, и амбиции, и уровень адекватности сторон. Это жизнь во всем многообразии. История, в которую мы попали, связана именно с этим – с коммуникацией, а не с какими-то проблемами законодательного регулирования. Хотя и они есть, конечно, но это уже другая тема.

Я бы сказала, что сложностей добавляет общее настороженное отношение к частным образовательным центрам, особенно когда они детские. Мол, если частники, значит, все за деньги, ради корысти. Если не государственное – значит, неподконтрольное, ненадежное. Когда мы слышим про конфликт между родителями и государственной школой, то не отдаем сразу кому-то предпочтения. Понимаем, что в одних случаях родители неправы, в других – педагоги. При этом многие, услышав о скандале в частной образовательной организации, тут же все для себя понимают: а, это частники, опять что-то наделали, простых людей обидели. С подобной предвзятостью мы сталкиваемся постоянно. Хотя она совершенно не оправданна. Частное образование – такой же элемент системы жизнеобеспечения, как и частная медицина, без которой мы сегодня не можем представить наше здравоохранение. Люди, поднимающие частные образовательные проекты, делают очень важное дело для нашей страны. И относиться к ним нужно соответственно.

– И число частных школ и образовательных центров в России растет. Ваш проект тоже вырос с одного класса с участием вашего собственного ребенка до нескольких классов разного возраста. Насколько такой формат образования востребован и в Ульяновске, и в целом по стране и почему?

– Как раз об этом я и говорю – спрос растет, а это значит, что людям это нужно и важно. Как я уже сказала, есть запрос на образование, отличное от государственного. Причем это касается не только школы, но и музыкалок, спортивных секций, творческих студий и т.д. В точности так, как есть запрос на негосударственную медицину. Его невозможно игнорировать. Родители хотят, чтобы их ребенку уделяли больше внимания, и чтобы это внимание было более профессиональным. То есть хотят классов, в которых не 30 человек, а 10-15. Чтобы учитывались индивидуальные особенности ребенка – то есть работы профессиональных психологов и тьюторов. Хотят более серьезного уровня безопасности, который в небольших организациях обеспечить объективно проще. И они готовы за это платить.

О востребованности: в прошлом году РАНХиГС провела исследование и выяснила, что с 2016 года численность обучающихся в частных школах выросла почти в два раза до 206 тысяч учеников. Обратите внимание, речь именно о частных школах, а не о центрах допобразования – в них, как я уже сказала, под миллион воспитанников. Налицо и темпы роста, и масштабы. В Москве уже 5 процентов детей в частных школах, в Чечне – почти 3, в Питере, Подмосковье и Нижнем Новгороде – больше 2 процентов. И цифры будут только расти – это стабильная тенденция. Ульяновск не исключение.

Приведу пример, иллюстрирующий востребованность: в нашем центре есть несколько семей, которые переехали в Ульяновск именно потому, что здесь есть «Дети да Винчи» – в их городах таких центров нет. В нашем городе стало на несколько семей больше из-за нашего центра – это же здорово!



– Для многих родителей комфорт ребенка и качество образования будут важнее юридических вопросов, но это качество должно подтверждаться объективно. Ваши дети проходят какие-то аттестации или есть другая система контроля?

– Прямой связи между работой центра и аттестацией детей в тех школах, к которым они прикреплены, нет. Центр не берет (и не может брать по закону) на себя ответственность за результаты заочного и семейного обучения. Родителей, которые к нам обращаются, мы сразу об этом предупреждаем, и некоторые, кстати, передумывают. Со школьной аттестацией связь косвенная, через мнение родителей. Если мама и папа видят, что занятия в центре развивают ребенка, что он в том числе благодаря им успешно проходит аттестацию, то чаще всего принимают решение о продолжении занятий. Если нет – то нет. Судя по тому, как растет наш центр и сколько родителей решают продолжать обучение, то работаем мы хорошо. Сами, конечно, стараемся быть в курсе, кто и как аттестовывается, это же и наш результат тоже. Но точную статистику вести не можем – все таки это конфиденциальные данные. Кстати, сын человека, который решил нас опорочить, успешно сдал аттестацию в одной из самых известных городских гимназий. А сам этот человек настолько был нами доволен, что хотел продлить обучение сына еще на один год. Но в итоге расставил приоритеты другим образом.

Обобщая: главное наше регулирование – рыночное: если будем плохо работать, от нас все разбегутся. Оно серьезно нас стимулирует: мы набрали очень сильный педагогический состав и постоянно стараемся повышать его уровень. Наш академический директор в прошлом руководила муниципальной гимназией, работавшей по передовым образовательным методикам. Нашим специалистам мы платим выше рынка, поэтому можем удерживать их в центре. И так далее. Наши главные аттестующие – это родители. И спрашивают они очень строго, причем прежде всего по сути, а не по форме.

Все вышеперечисленное не означает отсутствия государственного контроля, он все равно присутствует. Есть требования к разработке программ – мы их соблюдаем, естественно. Мы обязаны публиковать все наши программы на сайте, и мы это делаем. То есть они доступны и для потребителей, и для контролирующих органов, и для экспертов. И даже для критиков. Полная прозрачность. И нареканий к программам нет. То есть какой-то вредной или бесполезной ерунде мы точно не учим, иначе бы на это уже была реакция (смеется).

– Одно из прозвучавших обвинений – сбор денег с родителей без оформления и, соответственно, непонятное их расходование. Подтвердили ли правоохранительные органы какие-либо финансовые нарушения?

– Обвинение в финансовых нарушениях проверили прокуратура и налоговая служба – никаких финансовых нарушений нет. Юридическая форма нашего центра – автономная некоммерческая организация. По закону мы можем принимать наличные деньги. И принимаем, если их нам дают. И даже иногда просим добровольные взносы, о которых мы заранее договорились с родителями, по возможности делать наличными – они очень нужны в операционной деятельности, прежде всего для оплаты ремонтников. Закон не возлагает на нас обязанность оформлять сам факт пожертвования документально, но если родители или другие жертвователи просят, то мы оформляем договор пожертвования. При этом учет всех поступлений средств ведется в обязательном порядке – таков закон. В общем, это обычная практика, находящаяся полностью в рамках закона – результаты проверок подтвердили. Отчет о расходах родителям мы представляем по первому требованию. Регулярные финансовые отчеты сдаем. Платим исключительно белую зарплату. У нас все очень просто и прозрачно. Ни у кого нет вопросов. Кроме одного человека.

– Есть вопрос о том, насколько начальный взнос и взносы за летние месяцы простоя являются добровольными пожертвованиями…

– Да, именно на это напирает наш визави. Вот как это устроено у нас: каждому родителю мы говорим при зачислении, до заключения договора: оплата по договору – столько-то (28 000 рублей в месяц в этом сезоне, раньше было меньше), вступительный взнос – столько-то (равен сумме ежемесячного взноса). Отучились год, хотите дальше учиться? Нужно обеспечить работоспособность центра в летние месяцы, для этого просим внести по 8 500 за каждый месяц, итого 25 500. Наш оппонент пытается поставить знак равенства между добровольностью и обязательностью, пытается запутать аудиторию. Дело в том, что любое взаимодействие с нашим центром – оно добровольное. При этом если мы с родителями достигли договоренности, что они добровольно в такой-то срок внесут такую-то сумму, то у них возникает обязательство. Они его добровольно на себя берут. И мы дальше взаимодействуем в рамках наших договоренностей. Если нужно, то напоминаем, что приходит время делать взнос. Все очень просто. И с этим человеком, который написал на нас обвинение, заранее, до заключения договора, мы договорились обо всех финансовых условиях – как и со всеми другими родителями. И эти условия он добровольно выполнил. Но потом решил представить все это поборами. Органы разобрались – поборов не было.

– Какова при этом финансовая ситуация в проекте? 28 тысяч рублей в месяц за ребенка и летние взносы – этого достаточно для его существования?

– На сегодняшний момент проект находится в операционном убытке. Он не очень большой, но тем не менее он есть. По итогам 2023 года доходы составили чуть более 8 миллионов рублей – это и оплата занятий, и пожертвования. А расходы — около 8,8 миллионов. Разница между поступлениями и расходами была покрыта учредителями.
Большие расходы связаны прежде всего с тем, что мы хотим платить педагогам достойную зарплату. Мы выбираем мотивированных учителей, заинтересованных, тех, кому нравится наша модель. Тех, кто близок проекту по ценностям. Основные расходы — это аренда и зарплаты. Мы выбрали для себя высокую планку, высокий стандарт качества и высокий уровень педагогов. Плюс мы платим все необходимые налоги, отчисления, как положено.

Дополнительно в 2024 году мы запустили новое образовательное пространство на Орлова, 41, сделали там ремонт. В этот ремонт учредители и родители, которые пожелали принять участие в его финансировании, вложили около 7 миллионов рублей на фоне относительно небольшой выручки. Мы понимаем, что вложения в этот ремонт не окупятся никогда. Тем не менее, мы продолжаем расти, делаем это сознательно, тратим на проект свои личные деньги. К нам охотно присоединяются многие родители. Хотим дорасти до нормальной, большой, полноценной школы. Уже рассматриваем разные варианты по помещениям.

– В ценностях “Детей Да Винчи” на первом месте поставлена безопасность ребенка – физическая и психологическая. Каким образом она у вас обеспечивается, ведь одно из прозвучавших обвинений – отсутствие систем безопасности и квалифицированной охраны. Готовы ли вы лично отвечать за состояние каждого ребенка?

– Еще раз подчеркну: проверки по данному обвинению не выявили никаких нарушений в части безопасности. У нас есть помещения, в которых проходят занятия по лицензированным программам, есть те, в которых организована клубная деятельность. В первом случае требования к безопасности более серьезные, во втором – менее. И тем, и другим требованиям наши помещения соответствуют.

При этом, естественно, мы воспринимаем вопрос безопасности шире, заботимся о психологической безопасности детей. В школе работает нейропсихолог, сертифицированный психолог, есть наставники, которые решают вопросы детей, если возникают конфликты. Психолог также работает с педагогами, предотвращая ситуации выгорания. Все ситуации конфликтного характера обязательно разрешаются, ни одна из них не остается без внимания. Мы не допускаем никакого буллинга, ни с чьей стороны. Если что-то подобное происходит, мы досконально разбираемся, проводим коррекцию, делаем выводы на будущее. Кстати, изначально конфликт с этим человеком возник из-за того, что мы посчитали буллингом – в неприемлемой для нас форме он оказывал давление на педагогов. Мы решили побеседовать с ним и исправить ситуацию. Но вышло то, что вышло. Безопасность – она глобальная, и для детей, и для родителей, и для педагогов.

– Каким образом ваши программы обучения соотносятся с ФГОС? Почему-то на сайте стандарты не упомянуты ни разу, но при этом говорится о сингапурском и финском подходах.

– Давайте разберемся, что такое этот самый ФГОС – то есть Федеральный государственный образовательный стандарт. Формально ФГОС – это очень объемный документ, в котором прописаны как общие положения типа приверженность демократизации и всестороннему образованию, так и вполне конкретные: например, набор обязательных предметов, требования к учебному месту и т.д. При этом главная задача ФГОС – это не регуляция каждой буквы на доске и каждого слова учителя, а создание в стране единой образовательной среды и преемственность образования на всех ступенях, от первого класса до последнего курса вуза. Грубо говоря, он устанавливает минимальный порог знаний, который учебное заведение должно передать ученику на том или ином этапе. А в том, как учебное заведение достигнет этого порога, есть определенная свобода. В одной школе учат так, в другой так, но ниже установленного ФГОС уровня ни одна из них не имеет права опуститься.

Формально наши программы с ФГОС не соотносятся, потому что мы не государственная или частная общеобразовательная школа, а организация дополнительного образования. ФГОС на нас не распространяется. Но если мы говорим именно о качестве и объеме знаний, то как тут провести границу? В мире всего одна таблица умножения. Ее учат и в школах, и в центрах допобразования. Правила русского языка одни на всех. И т.д.

Сингапурский и финский подходы – это именно подходы к образовательному процессу. Это про то, КАК УЧИТЬ, а не про то, ЧЕМУ. Это не вопрос ФГОС.

– Слышала о том, что в “Детей Да Винчи” берут не всех детей, несмотря на готовность семьи платить, и не всех родителей. Есть какой-то отбор? Если да, на каких принципах он основан?

– Как такового отбора детей нет. Дети проходят тестирование у нейропсихолога, потому что довольно часто к нам обращаются родители ненормотипичных детей или детей с ограниченными возможностями здоровья. Мы, к сожалению, сейчас не можем работать с такими детьми, но думаем над тем, чтобы сделать отдельный проект. Там нужны специалисты, которых в данный момент у нас нет.

– Главное в положительных отзывах родителей – то, что дети любят обучение у вас и сами стремятся на занятия, чего часто нельзя сказать об обычных образовательных учреждениях. Как вам это удается?

– Я бы не стала так говорить обо всех общеобразовательных учреждениях. Школа школе рознь, класс классу рознь. Все очень по-разному. Я убеждена, что в массе своей работники системы образования от министра до учителя очень хотят, чтобы в России были отличные школы. Но это объективно очень сложная работа на десятилетия, по щелчку пальцев она не выполняется. Нас нельзя сравнивать, потому что они, если проводить аналогию, выполняют реновацию целого квартала, а мы просто в своей квартире ремонт сделали. Первое настолько больше и сложнее второго, что просто никаких сравнений и быть не может.

Причины, по которым нам удается то, что порой не удается в гособразовании, лежат в той же плоскости. Каждый учитель рад бы позаниматься с каким-то одаренным или отстающим учеником, но их в классе 30 – просто не хватает ресурса. У нас же на педагогов гораздо меньше нагрузка, поэтому они могут больше времени детям уделять. Школы рады бы привлечь самых лучших специалистов в школу, но не могут – там ограничения по зарплатам. Частные центры такого потолка не имеют. И так далее. Повторюсь, ремонт сделать гораздо проще, чем перестроить жилой массив. И возможностей совмещать свободную творческую атмосферу с получением знаний у нас гораздо больше – по объективным причинам, а не потому, что мы хорошие, а педагоги в общеобразовательных школах – не очень.


– Сказываются ли проверки на образовательном процессе и затрагивают ли они каким-то образом детей и педагогов?

– В целом проходящие проверки на работе центра не сказываются. Все проверки мы проходим достойно, ничего страшного в этом не видим. Проверяющие ведут себя очень профессионально, строго, но без пристрастия – очевидно, что медийная истерика на них не действует. Каждая проверка еще раз подтверждает, что мы на верном пути. Мы принципиально стараемся делать все в максимальном соответствии законам и нормам. Не все можно учесть, поэтому иногда незначительные нарушения находят – не ошибается тот, кто ничего не делает.

Самое, пожалуй, значительное нарушение, которое выявили проверки – это отсутствие в нашей лицензии адреса помещения на Орлова, 41. Оно свежеотремонтированное, полностью «упакованное», успешно прошло освидетельствование Роспотребнадзора – официальный документ получен 12 декабря 2024 года. На свой страх и риск мы начали там занятия, так как были полностью уверены, что к помещению нет и не может быть никаких претензий. В принципе, это так и есть, к помещению нет вопросов. Они есть к бумагам. По требованию прокуратуры мы приостановили там занятия по программам дополнительного образования. Внесем адрес в лицензию – возобновим. Кстати, обратите внимание, как подменяются понятия: в телеграм-каналах пишут, что мы проводили занятия без лицензии или же в непригодном для занятий помещении. А по факту помещение в порядке, лицензия в порядке – просто пока еще адрес помещения не вписан в лицензию.

– Нет ли желания после такого громкого конфликта остановить развитие центра или как-то переформатировать работу?

– Нет такого желания. Наоборот, мы чувствуем такую мощную поддержку со стороны родителей, наших близких, а иногда и просто от незнакомых людей, что хочется продолжать. Хотим создать в Ульяновске современную общеобразовательную школу с прогрессивным подходом. Есть много других классных идей – постараемся их реализовать.

Выводы мы, конечно, сделаем – и юридические, и практические. Это наш первый серьезный стресс-тест. Пока главный вывод таков: как бы ни пыжилось зло, как бы ни запугивало, какие бы козни ни строило – не унывай, ведь правда и добро победят.