Ярмарка диких коней: путешествие в шумный и благоуханный Симбирск XIX века Улпресса

Ульяновский краевед Михаил Шевалдов предоставил редакции исторический материал, впервые переведённый на русский язык – это заметка-дневник графини Веры Урусовой про поездку в Симбирск в 1896 г. Автор ярко описывает путешествие с мужем на Симбирскую ярмарку: ночной пароход по Волге, дикие степные лошади, которых ловят лассо и «укрощают» бешеным галопом, и колорит ярмарочной толпы — от киргизов в меховых шапках до помещиков, лениво торгующихся. Заметка погружает в атмосферу дореволюционной России, где религиозные процессии с чудотворной иконой соседствуют с шумными торгами, а европейский облик Симбирска контрастирует с грязью дешёвых гостиниц.

(“A LA FOIRE DE SIMBIRSK” — La Nouvelle revue. 01.09.1896)

Однажды мой супруг предложил мне поехать с ним на Симбирскую ярмарку, где он собирался купить лошадей. В тот же вечер мы уже мчались между двумя живыми изгородями из спелой пшеницы к Волге, где мы должны были сесть на пароход.

Карета мягко покачивалась, запряженная хорошо подобранной тройкой лошадей. Средняя лошадь (коренни́к) с высоко поднятой головой, с горящими глазами, рассекала путь, увлекая за собой других скакунов. Привыкшие к упряжке, они скакали рядом с коренником, склонив головы. Проезжая через Сенгилей, наш маленький уездный городок, кучер погнал лошадей во весь опор; зная по опыту, что возмущаться бесполезно, мы позволили ему продемонстрировать всё свое мастерство, и после бешеного галопа кучер резко остановил лошадей возле Сенгилеевской пристани, где мы должны были покинуть карету. Плавучие причалы находятся на плотах, которые часто меняют местами, в зависимости от глубины воды. Здесь есть залы с диванами для путешественников, помещение для смотрителя и широкий крытый настил для грузов. Обычно путешественники предпочитают выйти на свежий воздух, вместо того, чтобы сидеть в душных залах, предназначенных для пассажиров первого класса.

Нам не пришлось проявлять терпение, так как сразу по прибытии старший матрос объявил нам, что «Фельдмаршал Суворов» [*] уже в поле зрения. Этот великолепный образец волжских пароходов грациозно приближался к пристани. Из-за столпотворения во время швартовки нам пришлось удалиться в зал ожидания, потому что толпа, частью состоящая из крестьян, рискуя упасть в воду, спешила на переносной трап, который матросы протянули для них с парохода. Когда все закончилось, капитан, которому супруг сообщил свое имя, подошел проводить нас в каюту. Затем, когда принесли наш багаж, он подал сигнал к отправлению. «Суворов» продолжил плыть вверх по течению, оставляя Сенгилей позади.

Нам подали ужин на балконе, который окружает огромные салоны парохода, и мы в полной мере наслаждались этой прекрасной ночью под небом, целиком усыпанным звёздами. Не было ни малейшего дуновения ветерка, что довольно редко для Волги. Спокойная река, похожая на большую змею, текла вдаль, освещенная сигнальными огнями лодок и лодочников, вынужденных останавливаться на ночь. Матрос монотонно отмечал глубину, чтобы пароход не сел на мель; иногда мимо нас проплывали пароходы, залитые светом электрических ламп.

Раздавались паровые свистки, которые эхо повторяло до бесконечности.

Мы с сожалением расстались с яркостью этой восхитительной летней ночи. Рано утром пришли меня разбудить, сообщив, что уже виднеется Симбирск. Я умылась в комфортабельной каюте и поднялась на палубу.

Взорам путешественников открывается прекрасный вид города, расположенного на большой горе, покрытой садами. Было раннее утро, и нам пришлось ждать прибытия первых пролёток [1]. Мы стояли на мосту, вдыхая влажный утренний воздух, любуясь рекой, которая, казалось, медленно освобождалась от тумана, как от неудобной одежды. Вскоре мы уселись в пролетку, действительно, не очень удобный экипаж для двух человек с саквояжем. Подъём в город был очень крутым, поэтому наша лошадь продвигалась с трудом. И наш кучер, подгоняя лошадь, рассказывал моему мужу, который хотел купить несколько десятков лошадей, новости о ярмарке. Симбирск, недавно отстроенный заново после большого пожара [прим ред.- пожары 1864 г.], очень приятен на вид. Улицы широкие, довольно чистые. Тротуары здесь в хорошем состоянии. Дома, по большей части, построены из кирпича и в несколько этажей, что придает Симбирску европейский вид. Государственные здания выглядят величественно, как и собор, и церкви с золотыми куполами.

Два общественных сада украшают город. С одного из них, расположенного на вершине горы, открывается великолепный вид на Волгу. Проехав по главной улице [прим ред. – ул. Большая Саратовская/ ул. Гончарова], обрамляющей бульвар из акаций и окруженной довольно симпатичными магазинчиками, мы свернули на другую улицу, где находится здание Кадетского корпуса, то есть военного училища. Это весьма массивное сооружение из красного кирпича в тот день было тихим из-за праздников и казалось печальным из-за заброшенности маленького мирка, в комнатах и дворах которого обычно царит оживленность. Неподалёку находилась самая красивая гостиница города [прим ред. – “Троицкие номера”], в которой мы остановились. Слуга с некоторой помпезностью провел нас в просторные апартаменты с тремя окнами и балконом. В плотно закрытой комнате царил невыносимый затхлый запах. Я открыла балконные двери, чтобы впустить благоуханный утренний воздух. Комнате, несмотря на ее удачный размер, недоставало комфорта. Диван со столом, покрытым грязной скатертью, грязная мебель. В нише две кровати сомнительной чистоты. На комоде со сломанными замками – графин, наполовину наполненный желтоватой водой, и два хрустальных бокала, все это покрыто пылью; наконец, зеркало на стене, которое, думается мне, повесили, чтобы отучить женщин смотреться в него – настолько уродливым в нем выглядит лицо.

Когда принесли наш багаж, мой супруг, опасаясь не успеть купить столь нужных ему лошадей, велел поторопиться с обедом, и мы уехали.

Чем ближе мы подъезжали, тем больше движения наблюдалось на улицах, прилегающих к большой площади, где три раза в год проводятся симбирские ярмарки. Главная из этих ярмарок проводится весной, в течение всей первой (Сборной) недели Великого поста, от которой она и получила свое название – Сборная [прим. ред. – правильно: Соборной].

Это странный обычай, потому что вместо поста и духовной сосредоточенности, предписанных церковью, в Симбирске проводят семь дней в развлечениях. Можно представить, пренебрегают ли молитвами. Владельцы товаров, прибывшие со своими семьями из какой-нибудь отдаленной местности, с удовольствием устраивают празднества, на которых мы радостно встречаемся.

Церкви остаются безлюдными.

Весной продажа породистых лошадей проводится в хозяйских конюшнях. Весь день перед домами, в специально отведенных местах, испытывают рысаков. Долго торгуются. Наконец, выбор почти сделан, покупатель садится с заводчиком в пролетку, и пробует лошадь на больших улицах, что очень оживляет город. На площади движение еще интенсивнее, так как здесь находится более 10 000 лошадей. Те, что расположены в два ряда, оставляют проход свободным для прохожих. Это полукровки, выведенные богатыми крестьянами, или же беспородные лошади, которых покупают для работы. Оставшиеся – почти дикие степные лошади, еще не знающие уздечки, привезены из Оренбурга и более далеких мест калмыками и киргизами. Эти лошади ночуют в больших дворах, где им дают сено. Утром один из вожаков, выбрав самую послушную лошадь, садится на нее и берёт на себя управление косяком (табуном лошадей), который мчится вслед за ним, в то время как несколько седоков замыкают шествие и не дают им отступить. Так, рано утром, пока улицы еще пустынны, этих полусонных зверей выводят на ярмарку, на большие отведенные для них площади с высокими деревянными частоколами, которые не дают им убежать. Степная лошадь обычно небольшого роста, с очень крупной головой на слишком короткой шее. Зато природа наделила его отличной спиной и крепкими ногами, которые позволяют ему преодолеть сто верст за один присест без еды. Выросший в почти дикой природе, этот зверь обладает всеми качествами, позволяющими преодолевать большие расстояния в местах, где полностью отсутствуют дороги и цивилизация. Так, в течение всего дня можно наблюдать табуны [лошадей] в окружении большой толпы, которая с интересом следит за тем, как идет торговля.

Покупатель, выбрав киргизскую или калмыцкую лошадь, седлает самого быстрого коня и следует за выбранным зверем, чтобы поймать его с помощью своего рода лассо, которое он держит в руке. Нередко для такой поимки приходится прилагать большие усилия, потому что другие напуганные лошади бросаются со всех сторон в загон. Когда человеку удается настигнуть лошадь, он накидывает веревку ей на шею и тянет ее изо всех сил. Лошадь сначала сопротивляется, но, задыхаясь от узла, который, несмотря на все ее попытки освободиться, затягивается все сильнее и сильнее, все-таки она падает на землю. Затем на мгновение узел ослабляют, чтобы лошадь смогла отдышаться, и поспешно затягивают. Один из наездников, дикий, как и лошадь, вскакивает ей на спину и тут же отправляется в долгий путь за город в сопровождении спутника, который скачет рядом, держа веревку, продетую в удила, чтобы контролировать ее движение. Обезумевший, охваченный гневом зверь, впервые в жизни почувствовав тяжесть на своей спине, пускается бешеным галопом, останавливается, пытается лечь, встает на дыбы, напрасно пытаясь освободиться. Но бесстрашный наездник не даёт себя сбросить, и измученное животное – усталое, все в поту – наконец отдаётся во власть человека, который передаёт его новому хозяину более или менее укрощённым. Я говорю «более или менее» потому, что обычно очень трудно полностью укротить степных лошадей. Особенно в первые дни: они с трудом подпускают к себе кого-либо и кусают конюхов, которым поручено их кормить. В крайнем случае их пытаются обуздать, испытывая голодом и жаждой, но иногда даже это не приводит к успеху, и приходится избавиться от лошади, которая слишком опасна для окружающих.

Помимо лошадей, на симбирскую ярмарку привозят много товаров, что вынудило город построить на главной площади деревянное здание, своего рода караван-сарай. Лавки выстроены в два ряда, в них нет ни печей, ни окон, и свет проникает в них лишь из проходов, где потолком служит лишь небо. Этого достаточно, чтобы осветить лавки для покупателей и продавцов до четырех или пяти часов пополудни, потому что ярмарка начинается с раннего утра и заканчивается довольно рано. В этих незначительных с виду лавках лежат товары с Кавказа, Урала, Сибири, Азии, Китая, которые поставляют нам меха, ткани, драгоценные камни, ковры, чай, икру, замороженную рыбу и т.д. Кроме того, на протяжении той недели, пока длится ярмарка, в больших количествах продаются товары, произведённые местными фабриками. Также именно сюда приезжают из разных городов, иногда очень отдаленных, получать и выполнять заказы, заключать всевозможные контракты на все виды сделок; и именно поэтому название «Сборная» до сих пор сохраняет свое истинное значение. Что до её торгового значения, оно постепенно снижается из-за строительства железных дорог, это относится и ко многим другим ярмаркам, которые скоро прекратят свое существование. Две другие симбирские ярмарки менее крупные; они проводятся в июле и августе и существуют для местных нужд. Затем караван-сарай закрывается; остаются лишь лошади, крупный рогатый скот, различные деревянные фабричные изделия для работы и домашнего хозяйства крестьян.

В этот прекрасный июльский день из гостиницы мы отправляемся на ярмарку. Улицы заполнены народом, так как в этот день в город приехало много людей, чтобы увидеть весьма почитаемую икону Божией Матери, которую ежегодно привозят в Симбирск и другие города и сёла. Эта святыня принадлежит Жадовскому монастырю [прим. ред. — Жадовская пустынь, Жадовская Казанско-Богородицкая пустынь] [**]. Для неё есть собственный экипаж, но люди так и не оставляют её в нем. Её передают из рук в руки всю дорогу. Ночью каждый рад принять эту почитаемую реликвию; у крестьян, купцов, дворян ей с радостью выделяют лучшую комнату.

Открываются двери дома, в котором она находится, чтобы любой желающий мог преклонить колени и помолиться перед образом; всячески чествуют сопровождающих ее священников и монахов. Жители деревни или города несут её на руках тесной толпой и поют молитвы до самой окраины. Здесь произносят молитву и передают её тем, кто с нетерпением ждал несколько часов, чтобы нести её к себе с таким же благоговением. Таким образом, в течение нескольких месяцев икона преодолевает сотни верст в сопровождении религиозных песнопений. Уехав весной из монастыря, она возвращается туда поздней осенью, окруженная толпой, которую не останавливают плохая погода и холод. В Симбирске её встречают с официально утвержденным церемониалом. У ворот города губернатор в парадном облачении со всеми главными сановниками города ожидает её прибытия в назначенный день. Начальник дивизии со своими солдатами, с оркестром во главе, принимает икону, чтобы нести её до собора, где она находится несколько дней; все окрестные жители приходят петь молебен; на площади, где находится собор, царит оживленность, потому что люди с утра до вечера толпятся вокруг храма, где слишком тесно и нелегко пройти. Когда наступает время для отъезда иконы Богоматери, её столь же торжественно доставляют обратно к городским воротам и передают тем, кто должен нести её дальше. Мы продвигались довольно медленно; было около полудня, когда мы оказались на залитой солнцем площади, заполненной разномастной бурлящей толпой; люди спорили, жестикулировали, продавали и покупали. Вокруг косяков [лошадей], как всегда, столпилось полно народу; зеваки толкались, чтобы увидеть лошадей, которых киргизы демонстрировали покупателям. Киргизы бесновались, словно черти, кричали, ссорились между собой. Несмотря на температуру в +35°R [44°C], они оставались в своих больших меховых шапках и ватных кафтанах.

Они охотно скакали галопом, чтобы показать все достоинства своих лошадей, невольно создавая занимательную картину: их смуглые фигуры бешено несутся на диких скакунах и исчезают как видение в белой вздымаемой пыли меловых почв. Вскоре дикие крики возвестили об их возвращении. Спрыгнув с наполовину обузданных коней, они начинают упорно торговаться с покупателями. Часто толпа вмешивается в спор; тогда стороны подтрунивают друг над другом, всеобщее веселье охватывает народ, и смех взлетает к сияющему небу.

Вокруг крестьянского скота и лошадей еще больше шуток и веселья. В выстроенных в ряд распряженных повозках сидят крестьянки в праздничных нарядах со своими детьми и младенцами. Поскольку сегодня праздник, перекусывают белым хлебом, семечками, огурцами. Мужья слегка захмелели от пары бокалов вина, которые купили в соседних кабаках.

Языки развязываются все больше и больше, и полиции иногда приходится вмешиваться, чтобы утихомирить ссорящихся и увести тех, кто слишком много выпил; но обычно все проходит гладко, и на этой огромной площади царит отличное настроение, пропитанное разносящимся повсюду запахом смолы и конопли. Мы встречаем благородных помещиков, которые сами делают покупки. В шляпе с широкими полями, в широком холщовом плаще, с большой палкой в руке, такой помещик величественно обходит ряды. Его староста следует за ним, чтобы с уважением высказать свое мнение и советы. Если помещик богат, его узнают на ярмарке и окружают со всех сторон. Одни увлекают его посмотреть на скот, другие подбегают, чтобы показать ему лошадей, или ведут показать колёса, верёвки, наконец, все, что нужно для его хозяйства. Внимательный староста отодвигает всех тех, кто подходит слишком близко к хозяину. Вскоре последнему надоедает вся эта суета; славянская лень берет верх над его хозяйственными намерениями, и наконец момент, которого староста с тайным нетерпением ждал, наступает. Помещик заканчивает рыться в кошельке, отдает строгие приказы старосте и вручает ему сумму, необходимую для покупок, рекомендуя соблюдать большую осторожность. После этого, довольный тем, что побывал на ярмарке, наш помещик возвращается в гостиницу, чтобы подкрепиться хорошим вином и поболтать со своими друзьями о делах, предстоящих выборах, урожае и т. д.

Помимо богатых землевладельцев, которые занимаются своей землей, встречаются также почти разорившиеся помещики, у которых с собой мало или совсем нет денег, но много надежд на удачу, которая до сих пор спасала их от полного разорения. Такой помещик любит охоту, пылкое очарование которой не дает ему умереть со скуки в своем ветшающем особняке. Он одет в облегающий гусарский костюм; он ищет, у кого бы взять денег взаймы; он пытается приобрести несколько лошадей в кредит, в чем ему почти всегда отказывают. Он активно участвует в чужих сделках, торгуется, спорит с киргизами. Я с удовольствием наблюдала за всем этим, пока мой муж выбирал лошадей. Это заняло много времени, и когда мы вернулись в нашу гостиницу, солнце начало садиться, и площадь постепенно пустела. На дорогах было много повозок с покупками, сзади привязывали лошадь или корову, чтобы переправить домой. Именно жена держала вожжи в руках, пока муж после последних слишком долгих посиделок в кабаке спал глубоким сном.

По прибытии в гостиницу нам объявили, что наши конюхи давно прибыли из сельской местности с экипажами, необходимыми для перевозки новых лошадей, которых нам вскоре привезли киргизы. Я впервые в жизни наблюдала, как в России происходит конечный этап заключения сделки по покупке лошади. Продавец достает из-под полы уздечку и подводит лошадь ближе к покупателю. Последний, или же его слуга, также придерживая полу одежды, берет прикрытой рукой уздечку, после чего покупка признается полностью совершенной. Животное отвозят к его новому хозяину и жалуют, как обычно, «на чай», что обязательно в России после продажи или покупки.

Наши лошади выглядели совершенно дикими. Кроме того, несмотря на огромное желание взглянуть на них поближе, я стояла на почтительном расстоянии. На следующий день мы отвезли их на нашу землю. Они были привязаны хомутами к повозкам, набитым мешками с овсом. Поездка стоила нам большого труда, особенно с милой маленькой лошадкой, которую я назвала Аррифой; она то ужасно брыкалась, то резко останавливалась, рискуя задохнуться, и яростно фыркала. Наши люди шли пешком, радуясь, когда им удавалось гнать вперед этих упрямых зверей. Мы обогнали их по пыльной обочине, чтобы заехать к одному из наших друзей, чье имение [прим. ред. – Киндяковка] находится недалеко от Симбирска. Оно описано одним из наших писателей, Гончаровым, в его романе «Обрыв». Огромный парк окружает его со стороны равнины до самого дома, расположенного на краю огромного обрыва, откуда сад круто спускается к Волге.

С балкона на втором этаже с одной стороны виден город Симбирск с золотыми куполами церквей; с другой – река во всю ее ширину в несколько вёрст, с островами, лугами, раскинувшимися по ее течению.

Сотни лодок движутся во всех направлениях и кажутся совсем крошечными с такой высоты.
Мадемуазель Ф. [прим. ред. — Екатерина Максимилиановна Перси-Френч], русская по матери, англичанка [прим. ред. — ирландец] по отцу, приняла нас со своей обычной весёлостью. С того жаркого утра прошли годы. Но в моей памяти навсегда останется впечатление от этого восхитительного вида на Волгу, от сада до вековых деревьев, от золотоволосой красавицы, которая так радушно принимает нас в своем доме.

Мы должны были встретиться в сентябре на охоте с гончими, и наш разговор, признаться, не затронул никаких тем, кроме тех, что волнуют сердца охотников. Мы запланировали тысячу дел, а до этого назначили друг другу встречу, чтобы посетить рыбаков на островах и отведать их знаменитую уху (рыбный суп), имеющую изысканный вкус.

Княгиня Вера Урусова.

Своего рода кабриолет с одной лошадью и сиденьем для кучера.

[*] Пароход «Фельдмаршал Суворов» — 1882 г. постройки.
Мощность 1500 л. с., длина 286 ф., грузоподъёмность 27 тыс. пудов. После февральской революции переименован в «Владимир Соловьёв». В 1923 г. разобран в Василь-Сурске, корпус передан под несамоходную баржу.
[**] В 1847 году жители Симбирска подали прошение епископу Симбирской епархии Феодотию (Озерову) об ежегодном приношении Жадовской иконы из монастыря в город с подобающей святыне честью. Первое принесение образа с Крестным ходом состоялось в 1848 году ради избавления от эпидемии холеры, и болезнь отступила. Крестный ход с Жадовским образом совершался ежегодно до 1924 года.
***
Перевод с французского выполнен Анастасией Митяевой
для Телеграм-канала “48 Колебяток”

Исторические примечания – Михаил Шевалдов