В России, как и во всем мире, продолжаются споры о влиянии генно-модифицированных организмов (ГМО) и продуктов (ГМП) на организм человека. Развеивать существующие в этой сфере мифы и предрассудки в Ульяновск приехал известный ученый, доктор биологических наук Михаил Гельфанд (на снимке). За час до лекции профессор побеседовал с местными журналистами.

Страх перед неизвестностью
В самом начале пресс-конференции Михаила Гельфанда заинтересовала стоящая на столе бутылка минеральной воды «Волжанка»:

– На этикетке я не нашел надписи «без ГМО», зато меня позабавила фраза «Физиологически полноценная вода». Что это? Можно подумать, существует физиологически неполноценная вода. Да, есть грязная, непригодная для питья вода, но кому придет в голову разливать ее в бутылки? Так что перед нами яркий пример маркетингового хода без мысли.

Аналогичная ситуация, считает Гельфанд, сегодня складывается вокруг генно-модифицированной еды. Отношение к ГМО и ГМП – один из самых бурных околонаучных диспутов, который ведется уже 20 лет. Это спасение или гибель для человечества? Общественное мнение в России занимает в этом вопросе ретроградную позицию, считая ГМО порождением научной распущенности. Нет и четкой линии руководства страны. В 2013 году законодатели разрешили выращивать в России ГМ-культуры, однако на днях Госдума в первом чтении приняла законопроект, запрещающий генную инженерию в принципе.

– В России был проведен опрос: «Верно ли, что обычные растения — картофель, помидор и т. д. — не содержат генов, а генетически модифицированные растения — содержат?» Только 23 процента ответили правильно. На самом деле гены есть у всех живых организмов: у людей, у бактерий, у растений, у грибов — и гены состоят из ДНК. Откуда же у людей страх перед ГМО? Дело не только в незнании. Причина – в экономике. В Европе – дотационное сельское хозяйство. Если массово ввозить дешевые ГМП из США, аграрный сектор загнется. Единственная возможность оградить рынок — бить в колокола о вреде ГМО. Говорят, что есть страшные корпорации, которые хотят нас всех уничтожить. Может быть, они и хотят уничтожить, я не знаю. Но сравнивают эти корпорации с какими-то одиночными фермерами, которые сами выращивают натуральные продукты, хотя на самом деле битва идет не между корпорациями и фермерами, а между корпорациями и другими корпорациями. Среди компаний, которые производят самые натуральные продукты, вы удивитесь, есть Pepsi, Coca-Cola, Nestl? и Kellogg. Рынок organic-индустрии превышает 80 миллиардов долларов в мире.

Без мутантов не выжить?
Россия, как никакая другая страна, нуждается в биоинженерии в сельском хозяйстве, считает ученый. У нас плохие климатические условия, наши земли засорены сорняками, культуры вянут от пестицидов и гербицидов, это отрава, но другого способа справиться с вредителями мы не знаем.

– Селекция — это тоже изменение генов, – отметил Гельфанд. – Некоторые примеры селекции достаточно интересны. Например, можно обработать растения колхицином – ядом, который вызывает в клетках накапливание ДНК, можно взять семена, обработать их радиацией или химическими мутагенами — и вы получите натуральный продукт, который можете маркировать: «Не содержит ГМО!». Почему- то вот эти источники мутации — а мутаций будет много, они будут совершенно непредсказуемыми, и мы не знаем, что они будут делать, — никого не смущают. Но всех волнует ГМО, когда мы точно знаем, что именно и куда мы ставили. Возьмем инсулин, который жизненно необходим больным сахарным диабетом. Так вот практически весь инсулин производится с помощью генетически модифицированных микроорганизмов. Берут ген из человека, переносят его в бактерию или другой микроорганизм, и дальше тот производит человеческий инсулин — абсолютно такой же, как наш.

«Золотой рис»
Серьезная проблема в развивающихся странах – нехватка витамина А, вследствие чего ежегодно слепнет до 500 тысяч человек, а половина из них в течение года после постановки этого диагноза погибает. Для восполнения дефицита витамина был придуман «золотой рис», генетически модифицированный и богатый бета-каротином (это предшественник витамина А). Однако изначально нужно было съесть килограмм этого риса в день, чтобы не ослепнуть, — понятно, что это не очень продуктивно. Риса новой модификации достаточно всего 75 граммов. Но экспериментальные посевы золотого риса стали уничтожать под страхом ГМО.

Отчасти страхи человеческие понятны. Последствия использования ГМО изучены недостаточно, чтобы заявлять об их безопасности. Научные исследования зачастую финансируются компаниями, которые заинтересованы в сокрытии пагубного воздействия ГМО на природу и человека. Кроме того, применение генно-модифицированных культур в сельском хозяйстве одними (фермерами, странами) лишает свободы выбора их соседей: семена таких культур не признают границ ни между земельными участками, ни между государствами. К тому же существует риск вытеснения этими культурами “диких”, не модифицированных генетически. И в этом случае процесс, скорее всего, будет необратимым.

– В России тоже боятся. Три четверти россиян честно признались, что они готовы платить больше за продукты, которые не содержат ГМО, а 80 процентов считают, что ГМО вредны и что их нужно запретить. Однако мониторинг во всем мире за последние 15 лет не обнаружил ни единого примера их вредного воздействия, – заявил Гельфанд.

Запрещая генную инженерию у себя, Россия ежегодно завозит десятки миллионов тонн говядины, вскормленной на генно-инженерной сое. Эксперты почти единодушны: без биоинженерных методов страна не сможет решить проблему продовольственной безопасности и будет зависеть от импорта продуктов из стран, которые идут в ногу с научно-техническим прогрессом.

Михаил Гельфанд:
Я расскажу вам про ДГМО. ДГМО — дигидрогена монооксид — это химическое вещество без цвета и запаха. По данным Всемирной организации здравоохранения, только в 2011 году 359 тысяч человек погибли из-за этого вещества, его используют при охлаждении ядерных реакторов, в химической промышленности, в производстве пестицидов и ядов, его сливают в реки и озера, его можно обнаружить практически в любых продуктах и напитках, в его основе есть радикал гидроксил, который приводит к мутациям в ДНК.

В 1997 году 14-летний школьник Нейтан Зонер опросил 50 человек, своих одноклассников, стоит ли запретить это вещество, ДГМО. 43 сказали «да», шестеро сказали «не знаем» и только один догадался, что все это время речь шла о воде. Дигидрогена монооксид, два водорода, один кислород, Н2 О. Но не только школьников можно развести таким образом, члены парламента Новой Зеландии тоже пытались запретить ДГМО. Может быть, люди боятся ГМО по той же самой причине, по которой они боятся ДГМО: потому что они не понимают, что это такое?