В конце ноября одна за другой ушли из жизни, так и не испытав счастья материнства, две молодые женщины — пациентки Перинатального центра областной клинической больницы № 1.
Врачей роддома и женской консультации родственники умерших подозревают в ненадлежащем исполнении своих профессиональных обязанностей. В цепочке трагических событий попытался разобраться корреспондент «МГ».

В конце осени все мы беспокоились за здоровье молодой мамы Екатерины Петраковой, что боролась за жизнь долгих два месяца и 21 ноября скончалась. Трагедия никого не оставила равнодушным. Семья осиротела — отец вынужден один воспитывать двоих детей. Многие тогда задавались вопросом: как могла погибнуть при родах здоровая женщина, которой врачи поставили диагноз «сепсис» — заражение крови?
А тем временем в том же родильном отделении областной клинической больницы 22 ноября в муках умирала другая женщина — Светлана Самарцева -, пережив своего новорожденного ребенка всего на несколько часов. Ей было 34 года. Женщине поставили тот же диагноз — «сепсис».
Мы встретились с семьей Самарцевых после похорон Светланы.

Вернуть невозможно
Аандрей Самарцев, муж погибшей Светланы, старался держаться изо всех сил, чтобы не дать волю слезам. его серое, осунувшееся лицо светлело лишь тогда, когда он вспоминал жену еще живой.

— У нас была любовь с первого взгляда. 10 лет назад, когда мы познакомились, она взяла меня за руку и сказала: «пошли…». С тех пор мы больше никогда не расставались, — говорит Андрей.

На новый 2017 год Самарцевы возлагали большие надежды.

— Этот год должен был стать для нас самым счастливым, — продолжает Андрей. – Мы купили квартиру. Десять лет должно исполниться нашему первенцу-сыну. Мы планировали отпраздновать юбилей свадьбы и с нетерпением ждали пополнения — рождение дочки.

Всю беременность Андрей старался не отходить от своей жены, следил за ее здоровьем. Светлана, сама акушерка по образованию, работавшая в городской поликлинике № 1 на ул. Гагарина, соблюдала все предписания врачей.

— За день до трагедии ребенок и жена были еще живы и здоровы, — рассказывает Андрей. –Это теперь единственное, что я знаю наверняка.

Уехала умирать
СветланаСамарцева была на седьмом месяце беременности. До декретного отпуска оставалась пара недель. 22 ноября она находилась на дневном стационаре. Женщина почувствовала себя плохо, но больше всего была обеспокоена тем, что ребенок проявляет меньшую, чем обычно, активность.

Коллеги по работе прослушали сердцебиение малыша, назначили укол и в обед отпустили мамочку домой. Вечером того же дня у Светланы поднялась температура до 38 градусов, открылось кровотечение.

— Я метался по дому от волнения, а она была спокойна, вызвала «скорую», собралась сама, — вспоминает Андрей.

Через полчаса после отъезда жены на «скорой» супруг стал писать ей эсэмэс одно за другим. Ответа не было. Еле дождавшись утра, он позвонил. Трубку никто не брал, а затем абонент и вовсе стал не доступен. Тогда Андрей принялся атаковать телефон приемного покоя.

— Приезжайте. По телефону мы такое не сообщаем, — прозвучал сухой женский голос уже ближе к обеду.

— Когда я примчался в роддом, мне сообщили, что ребенок мертв, – рассказывает Андрей. – Меня привели в палату к жене. Такой Свету я еще не видел: вся желтая, отовсюду трубки торчат, губы изорваны. Мне сказали, что она потеряла много крови, состояние ее тяжелое, но стабильное. Позже сообщили, что ее переводят в другое отделение для очищения крови.

До вечера 24 числа супруг пытался выяснить, где его жена и в каком состоянии.

— В 11 часу вечера мне позвонили: «Ваша жена умерла в 22.00». Я задавал тогда много вопросов, но убил меня ответ: «А что вы хотели? Она уже приехала обреченная на смерть», — говорит Андрей.

Где правда?
После смерти матери и ребенка прошло три недели, однако медики до сих пор не говорят убитому горем отцу и мужу ни подробностей, ни причин смерти любимых.

— Я слышу только скомканные объяснения и фразу: «Это медицинская тайна». От кого тайна?! – спрашивает Андрей.

Мы подключились к расследованию Андрея Самарцева. Вместе несколько дней обивали пороги медучреждений. Правда оказалась спрятанной за семью амбарными замками. Все, как под копирку, твердят: «Ведутся следственные и проверочные действия по факту, до их окончания мы не имеем права ничего говорить».

— Боятся, — считает Андрей. – Такое впечатление — следы заметают.

Тогда мы решились пойти ва-банк и разведать всё неофициально, и здесь перед нами открылся просто кладезь информации. По понятным причинам имена и должности людей, «сливших» нам информацию, мы называть не будем: они боятся увольнения.

По собранным нами данным, версий причин и обстоятельств смерти несколько.

Первая версия. Женщина поступила в родильное отделение в тяжелом состоянии и практически сразу родила сама. Ребенок еще какое-то время жил. У роженицы открылось кровотечение, в результате удалили матку. Женщину ввели в медикаментозный сон. Спасти её не удалось.

Вторая версия. Ребенок умер в утробе, удушившись пуповиной, и к моменту родов уже начал разлагаться, из-за чего у матери началось заражение крови.

Третья версия. Ребенок умер из-за попавшей в околоплодные воды инфекции. В процессе родов эта же инфекция попала в кровь матери. Начался сепсис.

Все три версии базируются на том, что беременность протекала с осложнениями на фоне угрозы прерывания. Из официального: «…Во время беременности медицинская помощь оказывалась на амбулаторном этапе, а также в условиях дневного и круглосуточного стационаров…».

В морге же, где вскрывали тела матери и ребенка, нам шепнули, что случай не единственный, просто на этот раз подняли шумиху. Более того, теперь мужья Екатерины Петраковой и Светланы Самарцевой решили объединиться, чтобы вместе добиваться справедливости.

А теперь факты. Погибшая Светлана была медиком. Это ее вторая беременность, запланированная и желанная, потому женщина соблюдала все указания. Коллеги по работе говорят, что в тот злополучный день она жаловалась, что «живот словно набит гвоздями», однако врач дневного стационара почему-то не отправил ее в срочном порядке в больницу, а назначил укол и отпустил домой. В самом же роддоме уверяют, что при прослушивании сердцебиения ребенка врачи стационара перепутали тахикардию матери с ритмом плода. В то же время в заключении о вскрытии младенца значится, что ребенок умер за 12 часов до рождения. Отец утверждает, что до 22 ноября ребенок еще подавал признаки жизни. Получается, что всё же не перепутали, при желании можно было бы спасти и мать, и ребенка?

При этом заглянуть даже краем глаза в медицинскую карту роженицы ни в женской консультации, ни в роддоме нам так и не удалось. Не удалось заполучить даже копию. Вопрос: почему скрывают?

Одни вопросы
В истории смерти Светланы Самарцевой и ее дочери, как и в гибели Екатерины Петраковой, вопросов больше, чем ответов. Неужели в XXI веке такое возможно? Может, всё дело не в оснащении наших суперсовременных перинатальных центров, а всё же в кадрах — в их человечности и профессионализме?

Оправдания врачей, что, мол, роддом специализируется на самых сложных случаях и патологиях, потому столь высокие показатели смертности, звучат как-то цинично.

Так что и строящийся на ул. Радищева Перинатальный центр, который так рекламируют, говоря о его суперспецификации на самых сложных случаях, тоже будет прикрывать смерти статистикой?

Кажется, самое время подумать не только о продолжительности жизни, но и о ее воспроизведении, чтобы надписи на женских консультациях «Здоровый малыш – счастливая мама» перестали быть просто лозунгами.

Ольга Тоницой

p.s.: Редакция «МГ» ни в коем случае никого не обвиняет в случившейся трагедии. Идёт доследственная проверка, и мы ждем ее результатов. Однако надеемся, что виновные в смерти мамы и младенца будут выявлены по справедливости и наказаны по закону и совести.