|
От ведущего. Пожалуй будет понятно, почему новогоднюю тематику я завершаю небольшим рассказом, навеянном и почти списанном с реальных событий в ночь под первое января 1942 года… *** ДЕДОВА ЕЛКА. Рассказ. В начальной школе деревни Вязки справа от входа, стояла железная печка «голландка». И эту школу, и эту печку построили когда-то земские деятели на «общественные» деньги для того, чтобы поголовно негрпмотная деревенская ребятня научилась хотя бы читать –писать и делить-умножать. В школе был единственный -но просторный учебный класс. Учительница Вера Николаевна Кокушкина тоже была единственным преподавателем — и жила здесь же, в школьном здании. Для ее проживания земцы предусмотрели небольшую комнату, дверь в которую была прямо из класса. Раньше Вер Николаевна жила здесь с повзрослевшим сыном- но его забрали на войну… И теперь у нее были в детях лищь ее ученики , которых она по матерински и любила… К декабрю одна тысяча девятьсот сорок первого года война разгоралась все страшней и страшней. На войну были отправлены все деревенские мужики, остались только старики, старухи и бабы с детьми. Деревня сразу как-то съежилась, затихла, примолкла. Зима тогда была суровой, морозы доходили до сорока градусов. Но занятия в школе учительница не отменяла. Наверное потому что ей просто невмоготу было оставаться в пустом школьном здании, где по ночам нехорошо выл ветер в трубе и толпами бегали оголодавшие мыши…. Ночами учительница топила печку. А утрам ее густо облепляла ребятня. Дети кучковались у тепла как рыжие тараканы возле труб в деревенских избах под потолками. Тараканы в деревенских избах были домашней живностью – как кошки или ягненка в лужицах у порога… Радио в деревне не было, электричества не было, водопровода не было- ну и всего остального тоже не было. В деревенские избы время от времени приходили белые треугольнички с фиолетовыми расплывами химического карандаша. Там, куда почтальонша приносила такие треугольнички, слышен был женский вой и детский плач… Холодно и пусто было в деревенских избах лютой зимой сорок первого года… В тот день на тропинке у школы лежали мертвые воробьи с примерзшими крыльями, тяжелых и плотных как льдинки. Катька Матвеева подержала одну такую льдинку в варежке, дула в нее- – думала птичка оживет. Но воробей не ожил. Тогда Катька разревелась. — Птицы умирают не от мороза, а от голода, — сказала Вера Николаевна. И погладила ревущую Катьку по голове. За день до Нового года Вера Николаевна решила распустить ребят на каникулы. Она стояла у доски и говорила: – Задание на дом вам будет такое: всем вместе изготовить кормушку для птичек. Ты понял, Евграфов? Борька Евграфов был двоечник, драчун и второгодник в каждом классе подряд. Ему шел тринадцатый год- и был он школьным главарем.. Он старался дружить с Колькой Рушкиным потому что тот был отличником. Учительница повторила: — Понял, Евграфов? — Понял, Верниколана! Ну, как не понять? И вдруг он спросил: — А елка в школе будет? Ребята притихла. От взрослых они слышала о том, что под новый год в школе ставили елку. — Не будет нынче елки…- — грустно произнесла Вера Николаевна. – Раньше за ней в теньковский лес бригадир Федор Варламов ездил… А теперь он погиб геройской смертью на войне с фашистами… И некому нас елкой порадовать… — А до войны елка была! – угрюмо выдал Борька Евграфов. – Я сам за ней с дядей Федей ездил! Учительница молча пошла в свою комнатку.Конуом платка она что смахивала с глаза… Возле колхозных амбаров на мякинных пятнах швырялись стайки чечеток — птички пытались отыскать еду… — Тоже жрать хотят!- свистнул Борька. — Заглянем в батрацкую, там сейчас мой дед дежурит! Он нам картошки напечет! Вот налопаемся! Свернули к «батрацкой избе». *** На колхозном скотном дворе тянулись длинный коровник и конюшня. Коровник был пустой, все стадо уеще осенью отправили в город на мясо. В конюшне колхоз еще держал десятка два малосильных лошадей- самых здоровых тоже уже отправили на войну. Рядом с конюшней стояли вышка с колоколом наверху и «батрацкая изба». На вышке был подвешен снятый с церковной колокольни колокол- для обозначения часа выхода крестьян на работу, на обед и окончание трудового дня. Порядок в колохозе был, трудодни тоже были- но по ним колохозникам полагалось немного. А в том году и вовсе ничего… Караульная изба была крыта железом. Когда-то хозяином этой избы был шорник Матвей Фролов. Но его еще до войны раскулачили и вместе с семьей выслали из деревни. Потом опустевшую избу перетащили к колхозной конюшне. Там держали колхозные хомуты, вожжи, уздечки. В той же избе по утрам «наряжали» мужиков на разные работы – может потому и звали ее «батрацкой»… В ту ночь в избе дежурил борькин дед , любивший выпить и порассуждать. — Опять с уроков выгнали? – поинтересовался он, когда к нему ввалился внук с приятелем. — Не-е, мы в каникулах,- важно отозвался Борька.- По тебе соскучились. В батрацкой жарко топилась печь, было тепло, уютно, благостно. Дед оживился, швырнул окурок в печной зев и скомандовал: «Дуйте за соломой». Парнишки таскали охапки соломы, пахнущего летом, пыльными полевыми дорогам и потной конской сбруей. Дед плотно набивал кочергой солому в печку, поджигал самодельной серной спичкой. Быстро, жарко, жадно пожирал пламень солому. И печь как оживала. потрескивала нагреваясь все больше и больше. Дед помотал кулаком перед борькиным носом: — Попробуйте курнуть у меня! Взял ведро, вышел из избы. — За картошкой дернул! – обрадовался Борька. … Ранние декабрьские сумерки уже переходили в ночь, беспросветная тьма находила на деревню, на все эти бесконечные пространства заснеженной земли. Крепчал мороз, яснело небо. В нем поднималась луна, ее призрачный свет пробивался бледными пятнами сквозь узоры на стеклах избы, падал на большой деревянный стол, потемневший от старости . Пламя в печи медленно гасло, горка обгоревшей соломы покрывалась серым пеплом сквозь который малиново светился жар… Стукнул в промерзшую дверь дедов валенок, облако холода поползло по полу…
Растолкал кочергой дотлевающую солому, вывалил в печь ведро картошки. Натащил на нее золу с углями. _ Ну, ждите! Через полчаса рассыпанную на рогожке еще не остывшую картошку ели жадно, с привздохами, с покрякиванием . Ели. азартно еще и потому, что картошка была не та, которую вырастили на своем огороде, запрятали в подполье и берегли всю зиму пуще глаза своего – для скотинки, для себя; да еще и на семена… Тут была картошка-то колхозная!. Ничья, значит. И потому -ешь «от пуза», ешь блаженствуя, рассыпчатую, желанную, немеряно ешь! Дед разомлел, ватник распахнул, кота с колен не гонит, гладит его и сам чуть не мурлычет от блаженства…
Достает кисет, сложенную гармошкой газетную бумажку, листочек отрывает, цигарку крутит, закуривает…
Это он старика дразнит, подначивает – потому что приходилось от него отведывать ремня за интерес к куреву. Тикают ходики на столе, в дрему клонят. А деда потянуло на разговоры, на неспешную болтовню с единственным внуком, которого он любит – но держит возле себя с острасткой. Покалякать хочется.
И тут внука озаряет… Он наклоняется к деду и со значение произносит:
Старик оживляется, прищуривает глаз на внука:
Старик ковыряет в зубах соломинкой…
Борька обижается, выходит из избы. Дед растянулся на лежанке, уставился в потолок, о чем-то думает. Произносит как бы сам для себя:
Борька возвращается, от него тянет куревом. Дед трахает его по загривку, интересуется:
Дед встает, одевается. На ватные штаны натягивает брезентовые, под телогрейку – лысоватую меховушку; нахлобучивает ушанку, плотно подпоясывается вожжой. В жестянку отливает чуточку керосина из лампы.
Прихватив хомут идет к двери.
Беспробудно спят в батрацкой» сытые и угретые мальчишки. Мечутся в тревожных снах обездоленные войной женщины, на плечи которых навалилось все то что еще совсем недавно было исконно мужской крестьянской ношей…Мучаются в бессоннице доживающие свой век старики, проклиная все на свете, не понимая почему вновь вернулись в их судьбы и дома страдания ,уже не раз ими испытанные… Далеко от деревни грохочет и убивает людей невидимая, вроде бы далекая и оттого еще более страшная война. Ее беззвучное эхо как бы висит над деревней, далекой от тех мест, где торжествует смерть… И кажется что здесь , в тысячах километров от войны, люди уже забыли что может существовать , появляться на страдающей земле крошечная человеческая радость; что она может вдруг вернуться, показаться. ,обозначиться. Уж больно невыносимо стало существование человека. Слишком плотно обступили его тяжкие невзгоды…. Ночь. Снега. Одинокая луна над необозримыми российскими просторами. Где-то гремит война… *** Под утро «батрацкая» выстывает. Холод подбираетмя снизу, загоняет подростков на печь.. Спится там благостно и сладко. Борьке снится расдостный сон: он быстро катится с какой-то пологой горы на широких дедовских охотничьих лыжах. Под горой в низинке видится темный перелесок. Возле него стоит дед, машетруками и кричит: Давай, сюда! Давай, быстрей! Здесь елки растут!. Борька прибавляет ходу. И вдруг откуда-то возникает мужик с ружьем. Ружье большое, ствол длинный , с раструбом воронкой. Такие ружья Борька видел на картинках в книге, где древние люди в железных одеждах держат в руках такие же ружья и в кого-то стреляют. Из ружейных раструбов летят черные комья, вырываются клубы дыма и огонь…. Жуткий ужас выдергивает Борьку из дурного сна. Озираясь пугливо, он садится на печи: никаких ружей, никаких людей в железных одеждах. Все свое, знакомое: печка, потолок, изба, печеная картошка, дед храпит под тулупом… Пробивается в окна дневной свет. Мальчишки сползают с печки, жуют прямо с кожурой остатки картошки. Возня будит старика, он поднимается матерясь …
Борькин рассказ дед слушает с ухмылкой. Постанывая заварикает в чайнике душицу с сушеной морковкой… Парнишки собираются уходить. — Значит твой сон про елку был, да?
В углу темнеет что-то вроде мешка с соломой, попахиваетхвоей, свежестью, снегом… О-о-о! Стянутая вожжей небольшая елка… Дед подметает в избе.
Добавляет:
Борька что –то мучительно соображает. *** Длинные четырехместные парты с места не трогали- они были тяжелы, неподъемны. А двухместные растаскали вдоль стен – чтобы освободить место для елки. Украшена она была вырезанными из старых газет кружевами, звездами из цветных картонок, подвешенными на нитках яблоками и тремя блестящими стеклянными шарами, которые принесла учительница. Народу было много- пришли и бабушки с внучатами. И малышня набежала, и даже четыре старичка уселись чинно за длинные парты… Сперва ребятня водила хоровод, потом отличник Колька прочитал стихотворение про товарища Сталина,потом хором спели про девушку Катюшу, которая держит свое слов и ждет возвращения храброго пограничника с далекой заставы.. Все были чуть –чуть принаряжены – но учительница Вера Николаевна была наряднее всех. На ней была белая шерстяная кофта и черная длинная юбка с вышитым на ней большим белым цветком. Она объявила имена тех.кто успешно закончил первое полугодие своей учебы и оказался достоин похвал. Среди них оказался и Борька Евграфов. И все уже завершалось. Но тут распахнулась отворилась дверь и в класс вошла председательша Нина Степановна. А за ней шагал колхозный кузнец Григорий Семенов. И оба несли по одной большой картонной коробке.которые поставили на учительский стол. И председательша сказала : Мы всегда заботимся о соей школе и делаем все дл того, чтобы наши дети учились на отлично и росли настоящими пионерами. Чтобы они всегда чувствовали материнскую и отцовскую заботу нашей Родины о них даже когда она под руководством товарища Сталина успешно воюет с фашистской гадиной.НАПАВШЕЙ НА НАШУ Родину. Вот почему мы никак не могли оставить наших детей без новогодней елки .И ветеран нашего колхоза товарищ Евграфов как всегда помог нам в этом. Скажем ему спасибо. И от имени правления колхоза раздадим детям наши новогодние гостинцы. Белый хлеб! Много кусков белого хлеба оказалось в больших картонных коробках! Председательша доставала их из коробки- а кузнец дядя Гриша накладывал на каждый кусок по целой ложке меда из большой кастрюли и клал в пртянутые детские руки… Вот каким был новогодний подарок в начальной школе деревеньки Вязки первого января одна тысяча девятьсот первого года… Все радостно глотали нежданное лакомство. И только бывший двоечник Борька Евграфов не притрагивался к куску хлеба с медом. -Ты чего ? -поинтересовалась у него председательша.- Ты почему не ешь? Я деду отнесу…Мед от простуды пользительный… А дед простыл сильно. Лежит кашляет. Он ночью по морозу к Епифанихе шастал… — Давай ешь! –приказала председвательша.- А деду отнесешь вот это… Она достала большую горбушку и положила на нее не одну- а целых две ложки меда. — Неси! Пущай выздоравливает! Председательша видимо знала, где и как простудился в ночь под Новый год старик Евграфов. Жан Миндубаев.
Материалы комментируем в нашем телеграм-канале. Также читайте нас в мессенджере MAX
 
|
|
Цитирование информационных материалов, размещенных в ИА "Улпресса" без получения предварительного разрешения допустимо при условии обязательного указания на источник цитирования: приведение ссылки — в печатных материалах, гиперссылки на cайт ulpressa.ru — в сети Интернет. Ссылка на источник или гиперссылка должны располагаться в начале текстового материала.