Какими причудливыми именами награждали порой (согласно святцам) сельских младенцев дореволюционные батюшки! Мой дедя (так его звали мы, внуки) был наречен Хрисанфом, а герой этого очерка – Ксенофонтом.

Оба они были Егоровы и состояли в родстве, как и многие сельчане деревни Буйковка Майнского района Ульяновской области. Огород, который я в школьные годы почти ежевечерне поливал, был рядом с домом Ефима Андреевича Егорова, не взятого на фронт из-за удаленной почки. А все три его брата – Михаил, Алексей и Ксенофонт – испили эту горькую чашу, причем Ксенофонт упокоился далеко от родных мест – на Волыни, недалеко от польской границы.

В войну мама учительствовала в Буйковской школе, потом житейские ветра размели учителей и учеников в разные края, но в 1985 году из Москвы подала голос мамина ученица Валентина Малахова (по мужу), дочь Ксенофонта Егорова, чья фронтовая судьба очень интересовала маму. И вскоре пришел крупный конверт с фотографиями и письмами родственников Малаховой и с тем немногим, что уцелело от Ксенофонта Андреевича: копия похоронки, несколько полуистлевших, написанных карандашом, писем и его единственное фото.

Меня поразило это лицо: в прямом и открытом взгляде было так много всего: и безусловная мужественность, и бесстрашная готовность к любому повороту событий, и затаенный упрек безжалостной судьбе, оторвавшей его от семьи и любимых детишек, и тревога за них.

Из письма Валентины Малаховой: «В день объявления войны папа, будучи бригадиром тракторной бригады, был вместе с бригадой и тракторами отправлен в Тагай. Утром женщины встали доить коров, а на полях тишина: не гудят трактора.

Они пошли в правление и узнали: война… Всех мужчинтрактористов призвали и отправили на фронт сразу, а папу через несколько дней вернули домой по ходатайству МТС и председателя колхоза: мужчин заменили женщины и девушки, и папа стал обучать их водить трактора – ему дали бронь на год, потом призвали и снова с пути вернули, еще раз дали бронь. В 1943-м он уже был уверен, что девчата научились и водить, и ремонтировать трактора; пошел в военкомат сам и попросил, чтобы его призвали на фронт.

Ему дали повестку и отправили в Инзу на обучение в школе разведчиков; после ее окончания он был отправлен в Белоруссию, затем в Западную Украину, Польшу, опять в Западную Украину, где он и погиб 15 июля 1944 года.

Помню о нашей с ним переписке, он писал часто и дважды описывал случаи, как он в ходе операции попадал к немцам в руки, но отбивался и убегал. Незадолго до гибели он написал, что командование его представляет к правительственной награде, а успел он ее получить или тот, кто оформлял оформить, неизвестно; ведь было пекло и не до наград.

Папа был очень добрым, сдержанным по характеру человеком, он безгранично любил детей и маму. Помню, им в поле давали паек хлеба, так он нес его домой и делил на четверых, не оставляя себе. Мама сама делила свою долю с ним. Не было случая, чтобы он, приходя или уходя из дома, не поцеловал детей и маму».

Хорошо сохранившиеся полтора не блещущих грамотностью солдатских письма и полуистлевшие останки еще нескольких полны его чисто крестьянскими тревогами и заботой о семье – и ни слова о тяготах фронтовой жизни. «Рад что продержали корову. Трудно, но надо засевать усад» (12 мая 1944). «Я ваше письмо получил и которому был очень рад и я в ним узнал что вы усад засеяли я этому очень рад а то я думал что он у вас останица нипосетый» (10 июня 1944). «Наказ сена запасайте как можно больше чтобы коровку можно было зиму держать в надежде».

Просит фото: «Как бы на вас посмотрел какая стала дочка Галиночка все такая зорничка как была?». Вот не поднимается рука наводить грамматический лоск и исправлять ошибки в этих чистосердечных строках. Не блестящие филологи спасают страну в тяжелую годину.

Вот и подходим мы к тому роковому дню, когда отделение разведчиков (командир – Ксенофонт Егоров), возвращаясь с задания, переплывало реку Стырь и было замечено немецкими летчиками. Из письма Валентины Малаховой: «Ребята успели переплыть и выйти на берег, а папа был замыкающим, и его расстреляли из двух самолетов. Он оказался в круге собственной крови; и когда самолеты скрылись, ребята его выловили и насчитали 11 попаданий, т.е. он был буквально изрешечен. Потом завернули в плащ-палатку и закопали на берегу, поставив крест из прутьев и надпись: «Здесь захоронен любимый командир – Егоров Ксенофонт Андреевич».

Брат Ксенофонта, Михаил, получил письмо от другого очевидца: «Когда переплывали реку, их стали обстреливать сверху. Он плыл последним, и ему досталось больше всех. Он был ранен в грудь, руку, голову, но до берега доплыл и умер уже на руках своих друзей». Разница лишь в деталях. Возможно, жестокость факта здесь смягчена сознательно.

В похоронке – совсем кратко: «…верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, погиб 15 июля 1944 года.

Похоронен в местечке Локачи Волынской области Западной Украины». «Дано указание о занесении фамилии мл. сержанта Егорова К.А. на плиту братской могилы воинов, погибших при освобождении пгт. Локачи» – из письма райвоенкома.

…И снова смотрю на это прекрасное простое лицо и думаю: найдутся ли среди нас такие в случае, не дай Бог, смертельных испытаний?

Лев НЕЦВЕТАЕВ