Симбирский дневник.

(Сермяжная повесть).

Глава пятая.

Рабы пера, жертвы тщеславия.

1.

Как  известно, все  газеты СССР -да и  вообще все-печатное ,издаваемое, озвучиваемое  и показываемое — находилось под гнетом так   называемого  в целях маскировки «Главлита».  На самом деле это была возрожденная  в  России   цензура.  Говоря проще, свободное слово  в стране как бы декларировалось-но на самом  деле находилось под жестоким  контролем  государственной и партийной властей- то бишь КПСС  и «Главлита».

И  потому  чрезмерно упрекать всех  своих коллег в скудоумии, трусливости или  соглашательстве с властями  не стоит-они жили и писали под суровым надзором — в Конституции страны  положения о свободе слова не существовало.  А руководящие  печатным словом  товарищи не имели права выйти за пределы ленинской работы «Партийная организация и партийная литература.»

И все же- кое-кто, кое-как  и кое что мог делать. …И делал- отыскивая разные тропинки к правдивому слову,  к той журналистике, которая  и  является  зеркалом  нашего скорбного   человеческого бытия.…

И ,конечно, порой журналист  жестоко страдал за это.

Я это знаю  по себе. Поработав   пять лет в газетке «Комсомолец Татарии» я на своей шкуре испытал что есть  тяготение к правдивому слову.  Писать надо было так «как надо»- то бишь серо-суконным языком  по стандартам   советской идеологии .

Мои тогда еще робкие  вылезания за  очерченные  рамки   завершилось тем, что однажды меня пригласили на заседание  редколлегии этой газетенки в кабинет редактора   Надырова. Этот человек с шепелявым произношением  был до редакторства  инструктором ОК КПСС- и это как бы давало ему право  обо всем и обо всех в журналистике судить с высоты этой «колокольни»….

Кабинетик  у начальника был крохотный -но с диванчиком. На нем разместилась вся редколлегия из четырех человек.

Я не понимал зачем меня  вызвали- и сидел   тупо озирая своих начальствующих коллег.

К разъяснению приступил редактор:

— Вот, понимашь,  был я только что в обкоме…мне говорят: Миндубаев у вас пишет  часто   и бойко…Все бы ладно   -но…(тут  редактор замялся) как-то (тут он опять  пожевал губами)  как-то непривычно, с какими-то, понимашь,  интонациями…Вот мы и решили с тобой поговорить…

—  Кто хочет высказаться?

Первой взяла слово моя начальница (я  был литсотрудником отдела пропаганды)  Надежда  Сальтина. Она  заявила что я стал слишком самоуверенным и часто  не прислушиваюсь к советам старших товарищей.  Еще двое высказались в том же духе.

Редактор молча  пожевывал губами.

Вы меня увольняете?-поинтересовался я.

Редактор вдруг ожил.

— Да нет, пока нет! Тут предложение мне в обкоме высказали: может ты поедешь в Альметьевск  нашим собкором — там нефтяную целину осваивают! И нам там  нужен   активный журналист!  Ты подходишь!

—  А  в Альметьевске  хоть одна асфальтированная улица есть?- поинтересовался я.

—  Конечно есть, как же!- обрадовался редактор.- Там три улицы уже  покрыты асфальтом!  Так согласен?

Я  согласился  .

А куда мне было деваться?  Разговор  с редколлегией  происходил в   январе  1961 года;  жена уже была с животом, напоминавшем о том, что к апрелю в семье появится  новый человек. А жили мы втроем —  я, моя беременная супруга  и  инструктор обкома ВЛКСМ Карим Долотказин  в двенадцатиметровой комнатушке  областной партшколы. В комнатке были две кровати, одно окно, кран с водой над раковиной – и более ничего.

Я спал тогда  на   полу   под окном  -и считал, что мне в жизни  повезло…

Когда я летел  в Альметьевск  «под крылом самолета» было… ..нет, не «зеленое море тайги»-  а сотни пылающих  огненных факелов- это горел так называемый попутный газ, который вырывается из  скважин при добычи нефти.  Драгоценный  газ жгли потому, что  не было близ промыслов газоперерабатывающих мощностей…

А нефть,  выкачиваемую   из девонских пластов,_надо было срочно и бесплатно  гнать в так называемые «страны народной демократии»- то есть в Польшу,Венгрию, ГДР,Болгарию – по  нефтепроводу  «Дружба» -так пышновато-но совсем не дальновидно был назван нефтепровод  берущий свое начало с Ромашкинского месторождения  близ Альметьевска – его  называли тогда «нефтяной столицей Татарстана.

Оставив беременную жену  в каморке  так называемого «Дома колхозника» я отбыл  к нефтяникам….

2.

. Однако вернемся в Ульяновск 1970 года.

Как  уже сказано  я  «стоял на партучете» в  редакции  газеты «Ульяновская правда». Здание редакции   —   бывший  доходный  дом какого-то симбирского купца  — стояло  на главной улице города  и было окрашено в серый  цвет. А рядом возвышалось  громадное  здание полиграфического  комбината- и тоже серого цвета.

Почему  такой  неуклюхий, неуместный на центральной улице города производственный корпус  появился  именно здесь? Редактор «Ульяновской правды» Константин Гайдашенко  рассказывал мне об этом так:

— Вызывает меня Скочилов  и говорит:

-Ну ,радуйся, я выбил вам, писакам, новый полиграфический комбинат  к 100- летию товарища Ленина. Мы разместим его   на новой площадке за Свиягой. Хорошо, да?

А я  совсем не рад: таскаться  с «Гончаровки»   за речку?!      И говорю так аккуратно,задумчиво:

Да нет Анатолий Андрианович,  ,это плоховато будет..

-И почему?- справляется  он.

—  Да ведь это же далеко от обкома партии!-отвечаю я.-  А если вдруг Вам понадобится срочно вызвать  наших журналистов или меня ?. Тут же добираться из Засвияжья надо -и долго, и неудобно. А у вас каждая минута на счету!

Скочилов подумал минутку и говорит:

— Ты молодец! А я- то не додумался до этого!

Так и возникло это чудо недомыслия абсолютно не на своем месте-но под рукой  начальства…

Серое здание редакции, серый корпус  типографии   уродующий  центр города… И этот  серый цвет   двух зданий    как бы символизировал   суть и  сущность    всего того, что происходило  и  производилось в них…

До сих пор помню восемь строк   произнесенных кем-то из пишущей братии во время какого-то  застолья. Они   касались «Ульяновской правды» и звучали так:

А серые людишки

И в   серых одежонках

Как серенькие мышки

В тот серый дом  бегут…

И серые мыслишки

В газетки, в сплетни ,в книжки

Натужно  и потливо

Суют ,суют, суют…

Насколько понимаю, эти восемь строк  относились не только к  тихому человечку  маленького росточка-   заместителю  ответственного секретаря  газеты   (была такая  должность) который  считал себя поэтом и регулярно умудрялся  засунуть свой очередной опус  на  газетную страницу…

Заместитель редактора   Игорь Хрусталев выражался по этому поводу так:

— Когда дежурю по номеру,  всегда  выбрасываю  его графоманию…А утром гляну: стоит в полосе! Вот прохиндей! И когда  успел  в уголочек  свое гв…но воткнуть?!

Серость –  так  можно было обозначить суть газеты «Ульправда» и людей, её создающих. Серые люди, серый  продукт, серые мысли, серая трусливость грызунов……

А сколько  надутой значительности было  в сотрудниках этой самой «Ульправды»! Разговаривали они чаще всего  – как говорится-  «через губу», с         непременной снисходительностью. Ну как же: работают в «главной газете» «Родины Ленина»!

Наверное мои  впечатления, мои ощущения, мое  восприятие     газеты «Ульяновская правда» и её сотрудников были бы иными —  если бы я до прибытия в Ульяновск  не поработал  пять лет  в легендарной тогда  газете  «Комсомольская правда».

Тоже вроде бы газета как газета; тоже  подцензурная, вроде бы сотрудники как сотрудники – но какая эта была газета, какие журналисты, какие редактора в ней трудились! Фамилии – Воронов, Панкин, Ганюшкин, Сахнин, Песков, Дюнин, Рост были известны всей читающей стране.

А какие темы поднимала газета, какие высочайшие  образцы профессионального мастерства  она выдавала! … Не перечесть важнейших проблем  поднятых моими коллегами по «Комсомолке»:  это и спасение Байкала, и  судьба сибирских кедрачей, и сооружение плотин на равнинных реках…А еще- китобои-браконьеры, варварское истребление детёнышей нерпы  на Белом море–- и еще десятки  актуальнейших  острых сюжетов…

И как  это всё писалось! На каком уровне, с каким мастерством – умело, напористо, изящно! Гневно, неопровержимо и главное не задумываясь о последствиях для пишущего – то есть бесстрашно. И сколько руководящих «шишек» слетало со своих должностей после таких публикаций!

Вот какой журналистике я учился в Москве! Вот что во мне вызревало и крепло до приезда в Ульяновск в качестве собственного корреспондента газеты «Известия».

А в «Ульяновской правде» царило другое: здесь правда заменялась правдоподобием; честность – подхалимажем; способности заменялись кумовством и преданностью Обкому КПСС.

Главное: если в «Комсомолке» газетные начальники были учителями и наставниками сотрудников, то в «Ульправде» или точнее «Улькривде» – завотделы, не говоря уж о  редакторах- были только начальниками, которые  гордились своим служебным положением, своим связями с  Обкомом КПСС -но   своих  сотрудников  ничему не учили, не развивали их- а только гоняли,  гоняли, гоняли….Да пожалуй  и учить-то  они ничему и не могли -ибо чаще всего сами ничего не умели… Они могли, конечно, казённо-суконным языком обозначить какую-то тему, кого-то покритиковать, кого-то отметить- или отметелить, обозначить   цифры, проценты и так далее. Важных, существенных  проблем они и касаться-то  не смели —  кто бы из Обкома КПСС разрешил бы им поднимать  такие темы?

Так, конечно, было не только в Ульяновске. Но здесь это творилось    особенно  старательно.

Главной задачей «Улькривды» было поддерживать разные  обкомовские  «начинания», рапортовать об успехах при  выполнении и перевыполнение  разнообразных «планов»; стыдить  и «размазывать»  кого-нибудь  за их недовыполнение… Или  кого-то   (опять -таки по «указивке» обкома) разнести  вдребезги —  а кого-то наоборот –вознести   до небес.

Вот  так работал  этот «орган Обкома КПСС».

Профессионально  сотрудники  «Улькривды»  были далеко не мастера пера и мысли;  коряво водили пером по бумаге, мыслили шаблонно, примитивно, угодливо … Конечно были два-три человека, которые могли бы, наверное, освоить высокое   журналистское ремесло — но увы они пребывали  в жестких рамках..

И на этом всё их развитие заканчивалось.

Бегать в Обком за заданием было  самым  привычным и необходимым  занятием. А уж когда с заседания обкома приходил главный редактор перед сотрудниками разворачивалась целая кампания   «новых начинаний и  новых указаний». И всё это надо было исполнять  старательно, со слюной на губах, глядя на начальство преданно и послушно …

Никаким зеркалом общественной жизни газета не являлась. Это действительно был некий орган используемый в определённых целях и в определённых условиях.

Однако сотрудники гордились своим положением, ведь они же могли и районную челядь  критиковать и ещё кого-нибудь помельче-на кого укажут … Эта горделивость мешала, конечно, видеть себя со стороны. Как говорится «сержанту пришили лычку» — теперь он «бо-о-льшой военоначальник»

Вот такое было ощутимо у каждого сотрудника «Ульяновской правды».

Из года в год повторялись одни и те же темы, рожденные гениями областной партийной верхушки. Планы, промпроизводство, заботы пахотного периода: сев, уборка, урожаи, выполнение планов по сдаче зерна государству, восхваление передовиков. Помнится, в газете была особая Доска Почёта – персоны, на нее «помещенные» были  образцом для остальных ульяновцев.

Изо дня в день, из года в год продолжался этот никчёмный праздник тщеславия.

Были ли  сотрудники, которых знал   читатель «Улкривды»?  Ну ,не без этого же! Уже упомянутая мной Фаина Вайнерман –заведующая отделом писем и старый пропагандист, гроза всех и вся  —  и   невысокого росточка  гражданин  Малинин. Почему именно они были заметны на страницах газеты?

Да очень просто. Фаина Семёновна опиралась на «мнения трудящихся». Письма – это же голос трудового советского народа. Если сами не напишут, то журналисты напишут за них то, что надо. Остается только  поставить подпись  так называемого  «Автора»….

А уж в те времена «письмо трудящегося»- это серьезный сигнал для «принятия мер»  по тому или иному поводу…

Потому и вздрагивали ульяновцы когда раздавался звонок от  товарища Вайнерман: что-то ждет меня?…

А товарищ  Малинин был  так называемым «фельетонистом ».То есть  журналист .специализирующийся на писании фельетонов.

Что такое фельетон?: Объяснять не буду ,приведу просто ссылку: « Фельето́н(фр.— «лист», «листок») — сатирический жанр ,высмеивающий  порочные явления в общественной жизни». Потому популярность фельетонов и фельетонистов была   в  советское время необычайно пугающей.

Вот почему маленькие серенькие глазки  товарища Малинина просто впивались в каждого: «Вдруг я в нем  что-то  порочное найду?». Но большинство своих тем товарищ Малинин он находил не в жизни — а опять-таки  получал из Обкома КПСС.

Ну, какие тут темы? Кто-то из начальников позволил себе выпить и прийти на работу под хмельком… кто-то  ( как я несчастный) подарил бутылку шампанского закройщику и попросил вне очереди подлатать потрепанные брюки – это повод.  А если жене изменил  или с кем-то переспал по нечаянности?Это  нарушение морали советского человека, тут и остатки буржуазного, гнилого, мещанского быта…тут требуются «оргвыводы».

Страшноват был этот  широко известный  в Ульяновске   трупоед…

4.

Удивительным казалось мне равнодушие сотрудников «главной областной газеты» к литературе, к чтению- и вообще ко всему что связано со словесностью.. В разговорах о литературе и литераторах они   цитировали только трюизмы ,усвоенные- или точнее-  почерпнутые ими  из школьных программ. Это были избитые  цитаты из  Горького, Маяковского, Островского, Демьяна Бедного   и еще некоторые имена.. Ни от одного из сотрудников «УП» я не слышал никаких суждений о творчестве  Платонова, Паустовскго, Бебеля, Бунина,Хармса……

Меня удивляла ущербная местечковость, некая ограниченность журналистов «УП», узкий круг их интеллектуальных интересов. «Мысли о высоком» посещали их редко.  Не могу вспомнить  ни одного     какого-то заинтересованного обсуждения, разговора  на эту тему. Сугубо практические соображения заполняли моих собеседников- таких как        грибы, рыбалка, женщины, выпивка, карьера…

Тянуло их и к побирушеству. Нет, деньгами  тогда не брали- («Боже упаси! Из партии вылетишь как пробка!». Но  прихватить в каком -нибудь рыбхозе  судачка или с пасеки банку меда считалось не зазорным- а вполне обыденным прибавком  к гонорару    за «положительную публикацию»-или за  восхваляющий очерк…

Впрочем , перечислять детали «сермяжного « бытия  редакции «УП» можно до бесконечности.  Однако случались и невероятные взлеты « мастерства»! Вот, скажем  такойтперл словоизлияния:

Глубокие волнующие чувства  испытал Леонид Ильич Брежнев,, когда перешагнул порог священной колыбели великого вождя (каков слог!- Ж.М.) — домика, в котором родился В. И. Ленин ( это тот самый флигель, из-за которого разгорелся сыр-бор между Трофимовым и ОК КПСС- Ж.М.)). Леонид Ильич был первым посетителем этого домика после его реставрации. В книге отзывов он написал: “Волнующие чувства переживаешь, находясь в доме, где забилось горячее сердце величайшего революционера современности”.

Вы заметили, как в одной фразе могут  многократно  повторяться « глубокие  волнующие чувства вождя»? Правда, к концу фразы они становятся менее «глубокими»..

Впрочем, это  пустячкики. В  «Улькривде» встречалось и не такое…

( Продолжение следует).