Сегодня свое семидесятилетие отмечает Юрий Фролович Горячев, на долю которого пришлись самые тяжелые и неоднозначные четырнадцать лет руководства регионом. Было время, когда «СК» находился в оппозиции Горячеву, но силу и неординарность его личности мы признавали всегда. Наши постоянные читатели, как показало время, тоже. Юбилей стал хорошим поводом, чтобы вместе с Юрием Фроловичем перелистать страницы истории области, посмотреть на них с позиций сегодняшнего дня.

«Если не пойдешь, из окна выброшу» – Юрий Фролович, примите поздравления и по поводу минувшего юбилея комсомола. Никто дольше Вас не возглавлял ни губернскую, ни областную комсомольскую организацию. И именно при Вас она была награждена Красным знаменем.

– Спасибо. Комсомольским лидером я был еще в школе. Уже на первом курсе в сельскохозяйственном институте меня избрали секретарем комсомольской организации ветеринарного факультета. В 1965 году стал первым секретарем Ульяновского обкома комсомола. Перед этим Скочилов трижды приглашал меня на разговор.

Я все отказывался. На третий раз он подошел ко мне, взял за ремень: «Если не пойдешь, из окна выброшу с третьего этажа, и никто мне ничего не скажет».

– Невольно сравниваешь комсомол с нынешними политическими молодежными организациями…

– Комсомол был реальной силой, созидательной. Строим ульяновскую птицефабрику, комсомолу задание: нужно собрать сто девчонок-птичниц, а до этого построить для них два общежития. Строили дома, собирали птичниц – работала фабрика. Когда пускали кожкомбинат, ехала молодежь со всей России, с области. Стройку Дворца пионеров объявили комсомольской. В тот год были комсомольские конференции, выбирали делегатов на съезд. Скочилов сказал: конференцию проведете только в отстроенном здании Дворца пионеров, не раньше.

По всей России летали на самолетах, мебель везли, деревья, которые сейчас вокруг растут, люстры… Построили и за пять дней до начала съезда провели комсомольскую конференцию. На открытие Дворца приезжал космонавт Герман Титов, он нашу делегацию потом и в Москве встречал, возил в Звездный городок. Обкому комсомола я отдал почти четырнадцать лет, четырнадцать лет работал в Ульяновском райкоме партии и четырнадцать на область. Вот такие у меня записи в трудовой книжке. Сейчас вспоминаю, анализирую те годы: интересно жили, одно было неправильно – семье мало внимания уделял, времени не хватало.

– Сыновья, значит, мамины? Как зовут Вашу супругу? Давно вы вместе?

– Сыновья мамины, это точно. Жену зовут Галина Ивановна, мы с ней познакомились в сельхозинституте, она на агрофаке училась, я на ветеринарном факультете. Свадьбабыла в Новоспасске, деревенская и студенческая. Помню, в Старом Томышево в сельском совете поздравляли нас, а «Кагор» наливали в железную кружку от бачка с питьевой водой. Сейчас у нас два внука и внучка. Старший Сережка наш с женой, мы его вырастили, вынянчили.

Он уже дипломированный юрист, женился.

Даша закончила с золотой медалью школу, на втором курсе университета. А самый маленький у нас Юрка. Он учится в третьем классе.

– Молодежь, которая окружает ваших внуков, знает, кто у них дед?

– Мы об этом не разговариваем в семье. Но, видимо, знают, потому что где-то как-то это да проскользнет. А сам я внукам не рассказываю. У меня лежат ордена, штук пять, наверное… А тут ребята говорят: давай кино сделаем к семидесятилетию, надень, дед, хоть раз. И на костюм повесили. Юрка стал расспрашивать: а это какой орден, а это за что дали. Пришлось рассказывать.

Черномырдин чуть не забрал к себе вице-премьером – А почему бы раньше не рассказать?

Есть ведь что – целая эпоха за Вами.

– Да как-то так… А насчет эпохи – да. Пока я работал в области, начиная с председателя облисполкома, сменилось десять премьеров Гайдар, Кириенко, Примаков, Черномырдин…

Они тогда через полгода менялись, к каждому надо было приспособиться. Только документы у одного подпишешь, приходит новый – начинай все сначала, опять пошел по кабинетам…

– Кому-нибудь из них Вы симпатизировали?

– Мне нравились Примаков и Черномырдин. Примаков – порядочный, честный мужик, и вопросы он решал. С Черномырдиным тоже можно было дело делать… Черномырдин меня чуть не забрал к себе вице-премьером по селу.

Дважды ездил отбиваться к Борису Николаевичу. Еле отбился.

– Ваши отношения с Ельциным складывались непросто, если вспомнить, что осенью 1991 года он за Вашей спиной назначил на пост главы региона Малафеева.

Памятен и его январский визит в Ульяновск, когда он принял решение об отмене своего указа о назначении Малафеева. Газеты писали, что Вы долго оставались с президентом наедине, а потом отказались рассказывать, о чем был разговор…

– Да, мы долго говорили наедине, часов с десяти вечера и до трех утра. О чем – и сейчас рассказывать не буду. Много он меня расспрашивал, пытал. Наутро я был уверен, что Ельцин меня назначит губернатором. И для меня было неожиданностью, когда он на «Авиастаре» обратился к рабочим…

– Что Вы пережили, когда в ответ на выкрик президента: «Поднимите руки, кто за Горячева?» – толпа в едином порыве взметнула руки?

– Понял, что нужен людям, что должен для них работать.

– Как Вы относились и относитесь к Ельцину?

– Простой русский мужик. Ничего другого о нем не скажу. С ним можно было свободно общаться, он многое понимал так же, как и я.

Я ему говорил, что слишком уж мы резко народ в рынок бросаем, что хотя бы на хлеб, на молоко нужно цены сдерживать. Он отвечал: куда-нибудь кривая выведет, но в общем-то соглашался. Много у него было дельных резолюций, поручений. Дальше дело не шло. Не он руководил, а им руководили. Чубайсовская команда его вела.

– Примечательно, что первым Вашим постановлением в качестве главы администрации было постановление «О снижении цен и социальной защите граждан области».

– Это было тяжелое, страшное время, и я делал все, чтобы людямбыло легче выживать. О карьере я никогда не думал, о деле думал – такая у меня линия. Зачем я талоны ввел? Ну зачем они мне лично нужны были? А доставалось мне за них!

Зато дешевый кусок мяса по талонам гарантирован был – плохой, хороший ли…

Мне говорили, что надо закрывать АПК «Свияга». Зачем, дескать, мы овощами занимаемся, зачем эти овощные магазины? А я говорил: нет, давайте последними погибать. Пусть все рухнут, а потом уж мы.

Про ярмарки сколько всего говорили и писали… И уж корову-то я последнюю зарезал… А ярмарки и сейчас есть, и все ими довольны.

– Тогда ведь много строили, особенно в области… Город на Вас за это даже обижался.

– Селу я, действительно, больше внимания уделял. Как-то ближе оно мне было.

Сто километров водопровода каждый год тянули на селе, десять тысяч квартир газифицировали. Строили больницы, школы.

Москва ни копейки не давала. Денег не было – натуру в оборот пускали: «уазики», цемент, шифер. Можно было этого и не делать. Не было бы у нас тогда детской областной больницы, госпиталя ветеранов войн. А сейчас смотрим на них с гордостью. Мало кто знает, какой они ценой дались. Были, конечно, ошибки, но людям я могу спокойно смотреть в глаза. Когда Шаманов пришел к власти, у нас все было государственное.

Ничего не было, кроме четырехкомнатной квартиры – За Вами закрепилась репутация хозяина, который радеет за то, что все в области должно работать на ее благо. Каково Вам было наблюдать за галопирующей приватизацией, за уходом наших предприятий на сторону?..

– Тяжело было. Когда пришла команда Шаманова, они и поверить не могли, что им столько досталось. Искали у меня акции, предприятия, магазины, говорили, что и нефтью-то я владею. Все перерыли и ничего не нашли, потому что ничего не было, кроме четырехкомнатной квартиры. Потом мне рассказывали, что на какой-то вечеринке то ли Пиорунский, то ли Ильинский поднял тост за «старика Горячева», который им оставил так много государственной собственности.

– Вы анализировали свой проигрыш на выборах 2000 года? Просчитывали ошибки?

– Были две главные ошибки. Первая – кадры. Много было рядом не тех людей – случайных, которые в глаза говорили одно, а поступали совершенно иначе. Не все, конечно, но многие, когда Шаманов пришел, предавать побежали. В кадрах надо было лучше разбираться. Второе: поздно я понял, что времена советские кончились и возврата к ним нет.

– После выборов Вы почувствовали одиночество? Чем спасались?

– Да не сказать, чтобы все от меня отвернулись. Но поддержали меня те, кто не был в числе приближенных. Приближенные и предали. Но это не только со мной случилось, это история старая. Спасала, конечно, семья. И баня. Баню очень люблю.

– Если вернуться ко времени ГК ЧП…

Пресса Вас обвиняла в том, что Вы отмолчались, не высказались ни за, ни против.

– По поводу ГК ЧП… Я был на даче, и вдруг ночью звонок из КГБ: сейчас приедем, есть документ. Приезжают, подают телеграмму, суть которой в том, что надо поддерживать ГК ЧП, готовить на всякий случай войска. От меня требовалось поставить какую-то резолюцию, но я отказался. Поставил роспись, что с текстом ознакомился. Почему я так сделал? Я знал, что политика политикой, но мне надо в Москве дела решать, и не хотел поставить под удар область. Коммунисты, помню, меня критиковали, что Ельцина поддержал… Не поддержать Ельцина – область не получит ничего. А мы и так мало чего от Москвы видели. Не политиком я был, а хозяйственником.

– Тем не менее Вам пришлось общаться с целым созвездием политических фигур, которые и сейчас считаются крупными, Горбачевым, Ельциным, Чубайсом, Гайдаром, Лебедем… Как они Вам все вместе и по отдельности?

– Горбачева серьезно не воспринимал. Первый раз пришел к нему по поводу моста. Говорит: «А, так это ты консерватор?». В деловые вопросы вникать не стал, сказал, чтобы оставил документы. И все на этом. Не решал он вопросов. Когда с человеком поговоришь, начинаешь его понимать и как-то проще воспринимаешь. Я был губернатором, когда Гайдар в качестве вице-премьера прилетал на «Авиастар». Уже летел в Ульяновск, а мне не звонил.

Клерки кричат: едем встречать. А я считал так: если не позвонил лично, значит, я ему не нужен. Чего же встречать ехать? Уже из самолета звонит: «Я у тебя». Я говорю: «Хорошо, сейчас приеду».

Незнакомые люди на улице здороваются – Юрий Фролович, какая сила Вас поднимала вверх, ведь ни протекции, ни связей у Вас абсолютно никаких не было.

– Ничего не было. Меня воспитала сестра – Мария Фроловна. Отец погиб на фронте, мама умерла в 1946-м, когда мне было восемь лет: работала на ферме, простудилась, туберкулез… Я родился в Ново-Осоргино Куйбышевской области, потом мы с сестрой переехали в Шанталу. Жили на квартире у бабаев. Сестра училась в Ленинграде, оставляла меня подолгу с ними, поэтому я знаю татарский язык, все понимаю и разговариваю. Хорошие были люди.

Советская власть не давала опускаться – вот в чем дело. Мы учились, поднимались, верили, что многое зависит от нас самих. Не от денег и не от связей, а именно от нас. Думаю, что мне помогло врожденное умение и желание работать.

– Что для Вас сегодня Горячев-фонд?

– Где бы ни работал, я всегда старался помочь простому человеку. И сейчас тоже. Сюда приходят пенсионеры, которые не могут лекарство в аптеке получить или в больнице места для них нет, разные ситуации бывают. Денег у нас нет, но я пытаюсь помочь советом, где-то старые связи, знакомства использую.

– Получается?

– Да не всегда. Многие помогают, а есть такие из моих бывших воспитанников, которые через секретаря просят Юрия Фроловича письменно к ним обратиться. Но меня это уже не удивляет и не расстраивает.

– А что удивляет и радует?

– Радует, когда незнакомые люди на улице приветливо улыбаются и здороваются. Семья, конечно, радует, внуки.

– Вы пережили столько всего, что на несколько судеб хватит. Живет обида в душе?

На тех, кто предал, на народ, который, может, не понял Вас до конца, на газеты…

– Нет, обиды нет. Четырнадцать лет я работал для области, каждому бы столько. Сложное время было: в чем-то я не разобрался, в чем-то люди не разобрались. От газет мне много доставалось, это правда. Чего только обо мне ни писали… Но ведь и газетам в это время непросто было сориентироваться. Зато они многому меня научили, например, разбираться в кадрах.

– У Вас было восемь лет, чтобы проанализировать ту эпоху перемен, в которую Вам пришлось править, оценить свои роль и место в ней. Будь возможность все пережить заново?..

– Многое бы сделал иначе, но только в деталях. Главную линию жизни держал бы ту же.

Записала Татьяна ЗАХАРЫЧЕВА.