Не так давно была создана общероссийская Ассоциация учителей литературы и русского языка. Ее региональное ульяновское отделение возглавила учитель высшей категории Мариинской гимназии Ирина Григорченко. С ней и состоялся наш сентябрьский разговор о проблемах русского языка.

– ЕГЭ по русскому языку сдается уже семь лет. Как менялось ваше отношение к этой форме сдачи экзамена, чего ждете теперь?

– Когда ЕГЭ вводили, было много непонимания, вопросов, споров. Боялись, а не разучатся ли дети писать и говорить. Но я спокойно отнеслась к ЕГЭ. Могу сказать, что он, по большому счету, ничему не вредит. Задания рассчитаны на разные уровни подготовки учащихся. В первую очередь ЕГЭ помогает средним и слабым ученикам – таких школьников, а также детей-мигрантов, например, можно на часть «А» просто натаскать.

Дети, которые любят русский язык, участвуют и побеждают в олимпиадах, могут развернуться в части «В», где задания повышенного уровня сложности, и в части «С», какая бы она ни была шаблонная. Там есть текст, который надо проанализировать, школьник должен привести аргументы, примеры из художественной литературы и из жизни. Творческих детей ни в какие шаблоны и рамки не загонишь. И сколько бы ты ни говорил на уроках, что сначала нужно обозначить проблему текста, дальше разместить свой комментарий, далее – позицию автора, сильный ученик будет писать так, как он сам чувствует и видит. И это дает очень хорошие результаты.

Кроме того, к ЕГЭ можно подготовить детей без всяких репетиторов. Так что если вдруг сейчас скажут, что ЕГЭ уберут, а будет только обязательное сочинение, мне будет немножко жалко. Мне кажется, ЕГЭ никак не повлиял на то, что падает уровень языковой грамотности. Это произошло по другим причинам.

– В этом году снизили до 24 баллов минимальный порог по русскому языку. Это нормально?

– Это слишком низкий порог – просто катастрофа. Не понимаю, как это может быть, «двойка» и не больше.

Начиная с пятого класса нужно готовить детей к ЕГЭ учить писать сочинение, выражать свои мысли. Тогда не будет 24 баллов – никогда и ни при каких условиях. Конечно, нужно готовить и к тестовой части, чтобы дети потом не пугались этой формы. Но в первую очередь нужно, чтобы дети учились думать. Ребенок должен иметь мнение и уметь его высказать.

– Обычно от учителей приходилось слышать про шаблонность в связи с ЕГЭ. Удивительно слышать о необходимости учиться думать в контексте ЕГЭ.

– Учитель должен помнить, что ЕГЭ не единственная форма. Неизвестно, куда ребенок пойдет учиться после школы. В МГИМО, в ВШЭ, на факультете журналистики МГУ – там свои задания. А в этом году на нас внезапно свалилось обязательное сочинение, хотя дети с пятого класса шли к сдаче ЕГЭ. Я была счастлива, что мы будем писать сочинение, сказала ребятам эту новость – и никакой истерики или паники. Они готовы его написать.

А вот если бы мы занимались натаскиванием на выполнение тестового задания, наверное, была бы паника.

– Шаблонность мышления, получается, – это проблема не ЕГЭ, а тех, кто его испугался?

– В принципе да. Проблема в подходе.

– Вы, судя по всему, с оптимизмом относитесь к развитию образования в стране.

– Я очень часто езжу на заседания от Ассоциации, которые проходят в Москве, общаюсь с учителями и чувствую, что не вписываюсь в общий контекст – я действительно оптимист. Просто, на мой взгляд, если учитель находится на своем месте и думает, что детям полезно, что нет, а не принимает все, как есть, и начинает выполнять то, что приказали, то все будет хорошо. Проблемы ведь всегда были. В 60-е годы Мариэтта Шагинян писала то же самое: дети стали неграмотные, не умеют говорить и перестали читать. Но успокаивать себя тем, что так всегда было, нельзя. Мы в ответе за наш язык и нашу литературу, закачество образования. Только человек может решить эти проблемы, а не государство. Отрадно, что сейчас пытаются решать вопросы все вместе, привлекают и нас, учителей.

– Наверняка слушаете речь своих школьников вне уроков. Сталкиваетесь с проблемой засорения языка сленговыми словами?

– Вижу, что язык sms переносится в повседневную речь, на вопрос, как дела, люди уже отвечают «норм».

Но вообще мне сложно сказать что-то. В нашей школе даже на переменах дети нормально разговаривают, без сленга, сокращений. Про проблему засорения языка я знаю скорее теоретически.

Конечно, хотелось бы, чтобы словарный запас был богаче.

Вот с учениками 5-7 классов есть другая проблема – засорение языка нецензурными словами. Но это возраст, надо вовремя обратить на это внимание. Конечно, бывает, что и у меня сленговые словечки проскакивают. И прощаю я многое – даже когда дикторы на телевидении ошибаются: это беда, но не катастрофа. В таких случаях я всегда вспоминаю Пушкина: «Без грамматической ошибки я русской речи не люблю».

– Вообще грамотность людей снижается?

– Безусловно. Люди не считают катастрофой, если они неграмотно говорят. Это «звОнишь»… Даже с учениками бывает трудно – они везде его слышат в таком неправильном произношении и повторяют. Когда в записках родителей видишь ошибки, сердце сжимается, думаешь: как быть? Неудобно поправлять, но они ведь и с детьми так говорят. Даже при всем моем оптимизме – тут все плохо. Можно назвать несколько факторов снижения языковой грамотности. Первое – это язык интернета и sms. Будешь писать в этих системах грамотно – и тебя просто не поймут. Второе это снижение интереса к чтению и образовательным программам. Люди не только читать перестали, но и не смотрят телевизор, не слушают радио. Включают только то, что отвлекает, что легко и где не надо думать. В таких передачах не услышишь правильной речи. У нас исчезло семейное чтение. Родители раньше с детьми садились и обсуждали книги дома. Мы с ребятами на рождественских уроках воспроизводили эту традицию.

Так здорово! Представляешь эту семью, этот уют, и так хочется туда попасть! Но это вообще за пределами мечтаний. В большинстве своем родители сейчас даже не в состоянии посоветовать ребенку что-то прочитать. Не могут обсудить то, что интересно детям. У нас в гимназии есть один 7-й класс, родителям которого я очень благодарна. Они специально перечитывают книги, чтобы говорить о них с детьми. Так важно для ребенка – обсуждать на равных что-то с родителями. Это впечатляет и вселяет надежду. И еще одна проблема стали мало учить наизусть. А это и память развивает, и пополняет словарный запас. Но при этом у меня складывается ощущение, что появилась тенденция к тому, что сейчас модно быть здоровым и умным. И маленькими шажочками мы двигаемся в сторону интереса к книге. На заседаниях нашей Ассоциации мы обсуждаем проблемы, их много, но я вижу, что ситуация меняется. Может, у меня розовые очки? Спросила у ребят. В ответ получила, что сейчас модно быть умным, чего не было еще пару лет назад. И ребята читают, хотя им не все интересно из программы. Но что показательно – мой гуманитарный класс назвал любимой книгой «Вишневый сад» Чехова.

Видимо, стали более разборчивыми.

– А как Вы относитесь к реформированию языка, когда кофе разрешают называть «оно»? Это естественный процесс или упрощение языка?

– Для меня это упрощение языка. Мне не нравилось все то, о чем говорили, когда пытались реформу провести, я не могла этого принять.

Мне предлагалось, как и другим людям России, относиться к языку так, как нам удобно. Я считаю, это неприемлемо.

Сергей Гурьянов