Последние пару лет журналиста Геннадия Демочкина я чаще всего встречала у Дворца книги. Однажды он признался, что ходит туда не читать, а писать – готовит к изданию, как он говорил, «книжку». Потом мне приснился сон, что листаю уже появившуюся на свет книгу Демочкина, увесистую, добротную, с фотографиями. А через полгода уже наяву точно такую я держала в руках, она называлась «Антология жизни. 1980-1990 годы». Автор сказал: «Твой сон сбылся».

Скажу честно, начала читать этот масштабный труд по необходимости, готовясь к интервью. Не скрою, было любопытно: как же прошло превращение журналиста в писателя? А потом не могла остановиться, с каждой страницей словно проживала свою жизнь заново. Такой эффект наверняка возникнет у каждого читателя, потому что книга – о событиях, в которых все мы участвовали или были свидетелями, о людях, которые живут и работают рядом с нами. А вся магия книги состоит в том, что наше «вчера» сегодня уже является историей.

– Гена, я очень эмоционально восприняла первую главу твоей книги о менталитете ульяновцев. Вначале соглашалась: да, народ у нас неторопливый, жизнь однообразна, да, здесь вязнут почти все проекты. Потом мне стало грустно, потому что все эти определения звучат из уст уважаемых людей и им веришь. Остается впечатление, что Ульяновск не за что любить, нечем гордиться. Есть же и другие факты.

– Я тебе отвечу самым свежим фактом: кому бы я ни показывал свою книгу, никто не верит, что нашлись деньги и она вышла в свет. Люди удивляются: случилось чудо – не завязла еще одна хорошая идея. На издание «Антологии» в Ульяновске денег я не нашел, мне помогли ульяновцы, которые теперь живут в Москве, занимают высокие посты и считают, что такая книга нужна. Я не отбирал какие-то специальные ответы. Задавал вопросы о менталитете, и мне отвечали. И, думаю, правильно сказали. Еще одно тому подтверждение – это история Ямбаева с Шамановым, когда никто в городе не протестует, все молчат. Здесь никто не смеет вякнуть.

Из книги «Антология жизни. 1980-1990 годы»:

«Н.С.Храмцова, искусствовед, бывший сотрудник Художественного музея:

– И вот что я замечаю на протяжении всей своей жизни. Интересные люди приезжают сюда и снова уезжают… После аспирантуры из Ленинграда я вернулась с задранным носом. Ну, как же… слышала Ростроповича, слышала оркестр, которым управлял Мравинский! …А здесь мои пищат: «Ах, у нас тоже симфонический!»… Пошла. Разинула рот и забыла закрыть. Это было так похоже на Мравинского! Это было не хуже! Это был Серов. Я тогда сказала: такого в Ульяновске не может быть, он отсюда уедет. И точно».

– Я не раз замечала, что, если человек энергичный, мобильный, что-то творит, он – приезжий. И ульяновцы, если они активны, предпочитают реализовать себя где-то на стороне. Ты-то сам почему остался в этом городе?

– У меня-то как раз здесь все получается. В большом городе я не хотел бы жить, а в Ульяновске для меня есть поле для творчества. Это город с замечательной историей. На фоне всеобщей расслабленности энергичному человеку проявить себя легче. В Екатеринбурге я вряд ли смог бы стать собкором ВГТРК, основать свою газету, стоять у истоков кабельного телевидения. Теперь, если хочешь, и не выезжая из города можешь стать мировой величиной в науке или литературе – поможет компьютер. Наш профессор Бажанов – человек с мировым научным именем, а живет себе в Ульяновске, ходит скромненько по улицам.

– Судя по тому, что в книге ты используешь вырезки из газет, записи из блокнота, письма, выписки из книг, информацию собирал давно, и, видимо, книгу тоже задумал не вчера?

– Я 22 года зарабатывал право ее написать и два года писал. Где-то до девятого класса я мечтал стать историком, собирал все, что связано с историей, и складывал по папочкам. Эта привычка у меня осталась на всю жизнь, только эти папочки превратились в журналистское досье. Проработав более двух десятков лет в СМИ, я вспомнил свои исторические увлечения. И вышедшая книга – это сплав журналистики с краеведением. Мои коллеги говорят, что это небеса готовили меня для написания книги, все уже было под рукой, когда постучалось желание.

– И когда оно постучалось? Какая была задумка? С чего все начиналось?

– Начиналось все в трудный момент личной жизни и трудный – для области. В январе 2002 года мы только-только оправились после шамановского разгрома «Объединенного корпункта по Ульяновской области». Меня заставили уволиться, нас всех раскидали. В этот момент произошло какое-то озарение. Я был в гостях у мамы на Урале, в ночь перед Рождеством не спалось, пришла идея, что нужно написать небольшую такую книгу, которая устами очевидцев описала бы события последнего года, как происходила смена власти от Горячева к Шаманову. Я задумал поговорить с десятком человек, которые тогда принимали решения. В январе начал писать, в марте от сердечного приступа умер Слава Шатилин, мой товарищ по корпункту. Ему было 47 лет. Это страшное потрясение зажгло во мне какой-то огонь, который давал мне силы. Свою книгу я посвятил Славе.

В процессе работы начал обрастать материалом, замысел дошел вначале до одного тома, потом до двух, теперь я уже готовлю третий том. Второй будет посвящен 90-м годам, третий – последнему пятилетию. Второй том уже в типографии.

Мне хотелось дать ульяновцам зеркало, чтобы они глянули в него и увидели себя в прошлом, чтобы появилась какая-то опора для дальнейших созидательных дел. Сейчас области нелегко, в этой ситуации нужно знать, что были славные дела, здесь творило много хороших людей. Чем еще хороша эта летопись, в ней видны и наши ошибки.

Из книги «Антология жизни. 1980-1990 годы»:

«Шутка тех лет. Встречаются двое.

– Ну, как жизнь?

– Черненько».

– Многие сидящие в кабинетах власти считают народ быдлом, им безразлично, что он про них думает. Подумали – забыли, а мы будем творить опять по-своему. Твоя книга, на мой взгляд, ценна тем, что зафиксировала мнение народа и начальники при жизни могут увидеть, в каком виде они войдут в историю. Еще эта книга – хорошее предупреждение, что каждый шаг людей власти находится под прицелом летописца. Чтобы помнили, что их имя через годы может прозвучать в истории и не в самом лучшем виде.

– Белый дом выпускает официальные издания, где начальники сами себя хвалят, думая, что их будут вспоминать по этим книжкам. Но их будут вспоминать по другим книжкам. Такого рода летопись я сравниваю с записями «черного ящика». Когда случается катастрофа, расшифровывают, как работали механизмы, где произошел сбой. Так по этой книге можно поставить диагноз обществу: в чем были ошибки, причины неудач. Я доволен, что мне удалось сделать совершенно неподцензурную книгу. Официальная цензура хоть и отменена, но существует в другом виде. Есть цензура экономическая, когда дают деньги, а взамен просят сделать так, как хотят они. Политическая цензура, когда давит власть. Мне этого удалось избежать. Не приходилось писать слова «пользуется огромной популярностью жителей области». Каждый получил то, что он заслужил. Это не означает, что я приводил голословные высказывания. Самые резкие я убирал.

– Недавно «СК» писал о четырех краеведах Симбирска-Ульяновска, посвятивших себя изучению истории города. Кажется, тебя можно вписать пятым после Ястребова, Мартынова, Смирнова, Блохинцева. Ты так же, как и они, приезжий, не историк, увлекся краеведением в зрелом возрасте.

– Какой-нибудь злой человек скажет: какая наглость! Замахнулся на историю области! Вписал еще свою семью! Но я всего лишь использовал метод меченых атомов, которые запустил в реку истории, они 25 лет по ней плывут, а я все, что случается, описываю.

Из книги «Антология жизни. 1980-1990 годы»:

«Мне рассказали, что на одной из встреч на предприятиях Ульяновска Л.Н.Зайков (имея в виду начало строительства УЦМ) заявил:

– Хотим сделать компьютеризацию всей страны.

Голос из зала ему ответил:

– Сделайте сначала канализацию».

– Написание истории, как показывает практика, – вещь субъективная. Тебе удалось ее избежать?

– В книге объективность возникает за счет многих точек зрения. По поводу одного и того же события у меня высказываются несколько человек, чьим мнением стоит дорожить. Появляется и глубина, и объемность.

– В своей «Антологии» ты упомянул тысячи имен. А кто в твоей ульяновской жизни сыграл самую значимую роль?

– Еще когда работал в «Ульяновском комсомольце», я стремился проводить беседы с умными людьми. У меня были такие авторитетные собеседники, как профессора пединститута Арон Михайлович Сохор ( сейчас живет в Америке) и Виталий Иванович Пирогов. Для меня громадная фигура – Геннадий Васильевич Колбин. Я наблюдал его здесь с самого начала, потом удалось с ним встретиться, сделать большое интервью. Это очень противоречивая фигура: новатор, крупная личность, жесткий до жестокости, изощренный аппаратчик. Это был действительно выдающийся человек, совершенно не ульяновских масштабов.

Через всю книгу проходит фигура Володи Топоркова, моего товарища в 80-е годы. Потом, когда он вернется из Ростова и поступит на работу в местную молодежку, это уже будет другой Володя, другой человек. Мне очень жаль, что Россия потеряла хорошего поэта, журналистика потеряла искреннего журналиста, а я потерял друга.

В книге присутствует и фигура Юры Сорокина. Тоже мой товарищ. Он вознесся на вершины журналистики, был редактором еженедельника «Неделя», сидел в кабинете Бухарина, редактора «Известий». Сейчас с еще одним ульяновцем, Мишей Петровым, они издают ряд газет в Москве. Это талантливые, честные ребята, большие труженики.

Из книги «Антология жизни. 1980-1990 годы»:

«Н.Г.Усенко, в 1981-1987 годах секретарь парткома завода «Комета»:

– Со временем антиалкогольная кампания приняла такую причудливую форму, что, помню, на одном из областных совещаний один товарищ с трибуны сказал:

– Геннадий Васильевич, а вот как вы считате… Вот я захожу к одному руководителю-коммунисту домой, а у него в серванте стоят рюмки.

Колбин будто даже растерялся: «Ну и что?».

– Ну как же, если человек не пьет, зачем ему рюмки?

Колбин: «Да, над этим надо подумать».

– Что для тебя стало неожиданностью в работе над книгой?

– Люди, к которым я обращался, как-то сразу понимали ценность этого замысла и разговаривали со мной, понимая, что говорят для истории. Звучала даже нотка исповедальности. Тем, кто в 70-80-е годы был у власти, уже не нужно придерживаться идеологических условностей. Уклонялись те, кто, может быть, чувствовал какую-то вину, чего-то стыдился. Отказался Владимир Николавич Сверкалов, хотя я ему говорил, что он представлен у меня больше через байки, шутки. Я предупредил, что он так и останется в истории в виде баек. Но он все равно уклонился от интервью.

Было ощущение, что проект был задуман на небесах. Все шло как-то само собой. Даже деньги пришли в нужное время.

– Я видела, твоя книга уже продается в магазине типографии «Печатный двор» на улице Ленина. Есть люди, которые уже ее прочитали. Есть какая-либо реакция на «Антологию жизни»?

– У меня уже начала расти папочка дополнений к первому тому, люди звонят, останавливают на улице, рассказывают о новых деталях событий. Есть надежда, что так будет и после выхода всех трех томов. Я все это буду принимать и, даст Бог, выпущу дополненное второе издание.

Очень хорошо на книгу реагируют москвичи, которые здесь и не жили, но воспринимают как антологию жизни всей страны. Видимо, привлекает запах эпохи.