В качестве покаяния
В минувшее воскресенье в Ульяновске открыли памятник жертвам репрессий. Он установлен на улице Железной дивизии, примерно на полпути между православной епархией и кирхой. Впрочем, исторической символики тут нет.
Место для памятника выбирали по другому принципу: когда-то в здании нынешней епархии располагалось НКВД, а в сквере рядом расстреливали репрессированных. Говорят, копать там нельзя, всюду тела людей. В Ульяновске в годы сталинского режима пострадало 11 тысяч человек. Скольких помучили и отпустили на коротком поводке, сделав прививку страхом, сколько семей, детей искалечили, заменив им жизнь на выживание, – не подсчитано.
Памятник открывали под «Реквием» Моцарта. По этому случаю перекрыли улицу, ведущую к рынку. Народ был недоволен и нервно интересовался, что за случай такой. Увидев губернатора и мэра, с любопытством останавливался.
-Если не познать всех мерзостей прошлого, никакого светлого будущего не наступит. Простите нас, если сможете, за то, что вам пришлось пережить, – говорил Сергей Морозов.
Это относилось, скорее, уже к детям и внукам пострадавших. К тем, кто успел родиться до рокового приговора «тройки». На минуту молчания лишь несколько мужчин сняли шапки, некоторые недоуменно оглядывались на них: зачем?
На самом деле, репрессии коснулись почти каждой семьи. Вот и автор памятника Игорь Смиркин, главный художник области, – внук пострадавшего от сталинского террора деда. Выступление Зои Ильинцевой, члена Ульяновского общества жертв репрессий, было коротким от слез и волнения и трогательно искренним. Вообще, церемония прошла камерно и деликатно, несмотря даже на пафосный выпуск в небо специально приготовленных для этого голубей.
А после мероприятия люди еще долго не отпускали губернатора и мэра – их помощники исписали блокноты просьбами о помощи тех самых пострадавших от репрессий, перед которыми минуту назад каялись. Кто-то просил помочь с протезированием зубов, кто-то с ежегодным бесплатным проездом по железной дороге. И то, и другое положено по закону. Но закон законом, памятник памятником, а ежедневные тяготы стариков – как правило, это их личное дело.