Пока власти разных уровней обсуждают проблему обеспечения сельчан жильем, дома в деревнях нашей области стремительно пустеют. Чтобы убедиться в этом, достаточно выехать за пределы Ульяновска.

Я так хохотался, как говорил герой актера Фрунзика Мкртчяна в грустном фильме «Мимино», когда слушал, находясь в отпуске в родном селе в Сурском районе, областное радио. В один из дней оно передало новость, что сверстана программа строительства жилья для сельчан Ульяновской области. С участием федеральных денег. Наконец-то, дескать, такой явный прорыв в решении проблемы! Позже сообщили еще об одной программе – возведении малоэтажных домов.

Сказали, что наиболее удобное место для них, по мнению работников обладминистрации, – также деревня.

Внимая этим радостным новостям, я смотрел на дом напротив. Уже около семи лет в нем никто не живет.

Нежилым пять лет назад стал и дом слева, как и многие еще по нашей и другим улицам села.

Наша улица – километра два длиной. Часть ее, примерно половину, мы всегда считали в доску своей.

В другой половине, «на низу», бывали редко. Всего на улице стояло, наверное, около 100 домов. В нашей половине – 52. К сегодняшнему дню из них уцелело 25.

На месте тех, что сломаны сравнительно недавно, – бурьян и одичавшие кусты бывших палисадников. Там, откуда дома исчезли много лет назад, – луговые травы.

Разбирают на дрова

Из 25-ти уцелевших семь жилищ пусты. Дом на фото под номером 1 построил Николай Федорович Яркин.

Сам он умер в начале 80-х. Еще раньше уехала в город его дочь. Жена Николая Федоровича, тетя Катя, пережила супруга на 16 лет. Под конец ее жизни в доме появился квартирант учившийся в местной школе мальчишка с одного из лесных кордонов. Позже ему, уже женатому, и продала дом дочь Николая Федоровича и тети Кати. Не так давно новый хозяин перебрался в более просторное жилье, освобожденное семьей, уехавшей жить в Германию (кто-то у них был из российских немцев). Дом Яркиных теперь потихоньку разбирают на дрова.

Продать его, даже за гроши в 5-7 тысяч рублей, некому.

Ближе к асфальту

В длинной избе рядом с Яркиными (снимок №2) жила старушка Анна Шляпина. Унаследовала избу жившая с теткой Анной много лет вместе со своими детьми племянница. Потом племянница переехала к повзрослевшей дочери в бывший совхозный дом, он кирпичный и недалеко от асфальта, пусть и обветшавшего. В прошлом году дом Шляпиных бросили и его последние хозяева, они тоже уехали на асфальт и тоже в бывший совхозный дом, покинутый обитателями. В колонках на нашей улице теперь почти не бывает воды, и жить тяжело. Да и моста через овраг, разделяющий село на две части, нет. Умрешь, говорят старики, на кладбище переправить не смогут.

Готовилась к новой зиме

Тете Лизе Глазовой, жившей в третьем доме, рядом со Шляпиными, повезло: она умерла нынешней зимой, когда возможность доставить ее на погост кое-какая еще была. Ей эта изба досталась от ее тетки, нашей долгожительницы, скончавшейся на 102м году четверть века назад. Сама тетя Лиза предполагала, вероятно, еще жить – у дома осталась стопка привезенных на дрова реек. Порубить их не успели, а теперь уж и незачем.

Берег сыну

Дом, на который я смотрел (№4), слушая известие о сдвигах в решении жилищной проблемы на селе, принадлежал Ивану Григорьевичу Кальянову. В 1996 году он овдовел.

Лет за пять до этого в Куйбышеве, нынешней Самаре, умер его старший сын. 80-летний Иван Григорьевич решил за свой дом держаться, отказавшись переезжать к дочери «на асфальт». Но ей скоро надоело ходить к нему помогать, и он сдался, заперев родной угол на замок. Продавать не стал. В сибирской колонии отбывал срок его младший сын. Вернется, говорил старик, а жить негде.

В 2000-м году дочь Ивана Григорьевича залечили в Ульяновске, и он остался с внуком. Пока ноги ходили, навещал свой дом. Хотел было начать его ломать, но махнул рукой. А в конце 2005-го умер – на 90-м году. Сын, из колонии к этому времени вышедший, осел в Иркутской области. На похороны отца не попал: на самолет не нашлось денег, а поездом все равно не успел бы. В июле дом Ивана Григорьевича слегка потрепало ураганом.

Повалило, в частности, забор. Соседи его как могли поправили, чтобы через дыры скотина не ходила на их огород. Если бы не бурьян, дом со стороны выглядит вполне приличным.

Куда они смотрят?

Слева от нас, под кроной большой березы, – жилище Петра Григорьевича Лариончева, нашего ближайшего соседа (фото №5). Последней обитательницей дома была дочь Петра Григорьевича Татьяна Петровна. С осени 2000-го дом пуст.

Два дома из семи сфотографировать мне не удалось, зарядили дожди, а потом я уехал. «Ну что там в Ульяновске, не знают разве, что жить здесь невозможно? – говорили мои земляки. – Ни воды, ни дорог, ни мостов, ни лекарств. Морозов куда смотрит?». «Морозову, – отвечал я, его помощники, наверное, докладывают, что главная беда деревни – нехватка жилья».

Название моего родного села я решил не указывать. Нет смысла, поскольку такая картина везде.

P.S.

Росстат распространил первые сведения о состоянии российского села в целом, полученные в ходе только что прошедшей переписи. Об этом – в одном из следующих номеров.