«Ветка сакуры», «Корни дуба», «Международная панорама», газета «Правда». Вместе все эти названия ассоциируются с одним человеком 4 журналистом-международником, работавшим в Китае, Японии, Англии, востоковедом, писателем, лауреатом Государственной премии СССР Всеволодом Овчинниковым.

К сожалению, тех, кто помнит, что «Правда» была главной газетой страны, а «Международная панорама» одной из любимых передач советских телезрителей, остается все меньше. Но книги Овчинникова по прежнему вызывают интерес, имеют своего читателя, по тому что написаны без стереотипов, пытаются, как говорит сам автор, стать путеводителем по душе другого народа японцев, англичан. Не многим журналистам удается так рассказать о странах, где они работали.

Недавно Всеволод Овчинников побывал в Ульяновске: в качестве политического обозревателя «Российской газеты» совершал поездку по волжским городам, встречался с коллегами, студентами, бизнесменами, чиновниками. Сопровождала его жена Муза Павловна как и в годы длительных командировок за рубеж. В свои 80 лет Всеволод Владимирович выглядит так, что можно лишь позавидовать и порадоваться за него. Когда же он говорит о работе, то словно к дополнительному источнику энергии подключается. Все стариковское совершенно уходит в тень: перед вами Овчинников времен телевидения образно, с легким юмором рассказывает, анализирует, аргументированно оперирует цифрами по современным Китаю и Японии. Увлеченный человек. Перед студентами УлГУ он стоя выступал не меньше часа.

Сегодня Овчинников продолжает работать журналистом. Радуется, что в еженедельных вы пусках «Российской газеты» получил полосу, которую ведет посменно с другими ветеранами пера Василием Песковым, пишущим о природе, и спортивным репортером Наумом Дымарским. Тема Овчинникова в газете воспоминания о работе в Восточной Азии и сегодняшний взгляд на этот регион. Продолжают выходить новые книги Всеволода Владимировича: всего издано уже около двух десятков. В Ульяновске он на мекнул, что последняя еще не написана.

От пушки к китайской грамоте

Никаким журналистом я в юности стать не мечтал и вообще, вероятнее всего, мог погибнуть на войне. Направлен на фронт был в 1944 году после десятилетки и кратких курсов командиром расчета противотанковой пушки. А по статистике расчет такой пушки погибал в своем пятомшес том бою. Но тут товарищ Сталин решил всех новобранцев с полным средним образованием на правитьв военные училища, чтобы готовить будущих офицеров. Я попал в Ленинград, в военно-морское. Однако в ходе учебы вдруг заметили, что я щурюсь, когда стреляю. Начальник училища произнес многозначительную фразу «овчинка выделки не стоит», и меня отправили в Военный институт иностранных языков.

Там среди учебного года я был никому не нужен, через день ходил в наряды и потихоньку готовился к вступительным экзаменам. Сдать их простому человеку было нереально конкурс «генеральский». Но я в 1947 году оказался единственным ненормальным, кто попросился на китайское отделение. Ведь там лежали десятки заявлений от проучившихся год со слезной просьбой перевести с китайского на любое другое из-за больших трудностей с изучением. И на мне сделали воспитательный пример: вот, мол, вы все хотите сбежать, а человек сам просится.

Надо признать, постижение китайской грамоты, действительно, трудное дело: дается «мо золями» на заднем месте. Я, который в школе все схватывал на лету, тоже прошел через это, чтобы выучиться китайскому. Скажу больше: даже китайские дети уделяют изучению родного языка по два-три часа в день не меньше. Воз можно, именно это дисциплинирует китайцев, вырабатывает известные на весь мир трудолюбие, целеустремленность.

Пока я учился в институте, в Китае победила народная революция, к власти пришел Мао Цзэ-дун, и моя дипломная работа на тему советской литературы в КНР оказалась в кон. Ее даже напечатали в «Новом мире», журнале, где потом впервые увидит свет «Ветка сакуры».

Пропуск в Китай тухлые яйца

С дипломом переводчика с китайского и английского меня в 1951 году зачислили в редакцию «Правды». Главная газета СССР тогда часто приглашала на работу не журналистов по образованию, а страноведов с перспективой поехать собкорами за рубеж. Но раньше 30 лет это все равно никому не светило. Мне же повезло отправиться в длительную командировку в КНР уже через два года в 27 лет, вскоре после женитьбы.

Помог случай. В гости к главному редактору «Правды» Ильичеву зашел писатель Симонов, только что вернувшийся из Китая. В подарок при нес коробку с какими-то глиняными комками.

Никто, в том числе Симонов, не знал, что это: коробку писателю вручили в Китае перед отъездом. Тогда Ильичев вспомнил, что в штате «Правды» работает молодой китаист Овчинников. По слали за мной, спрашивают, что в коробке? Я говорю императорские яйца, которые европейцы называют тухлыми, потому что яйца специально протушивают перед едой полгода и больше. Тут Симонов вспомнил, как такой деликатес ему в поездке предлагали, но он попробовать не решился.

А вы можете это яйцо съесть? спрашивает меня редактор.

Я самоуверенно ответил «да», очистил глину и скорлупу. Под ними увидел почерневший белок, зеленоватый желток, но собрал волю в кулак и съел яйцо. После этого Ильичев изрек: «Оформляйте командировку. Овчинников вполне подготовлен для работы в Китае.

Иероглифы, да не те

В КНР я отработал собкором «Правды» семь лет, сформировался как журналист. Но потом Хрущев и Мао рассорились, меня вернули на родину. Тогда я решил переквалифицироваться в специалиста по Японии: убедил начальство, что эти страны соседи очень похожи, как русские и белорусы. Мне редакция наняла преподавателя японского, чтобы поднатаскал: мы занимались дважды в неделю. Через пару лет, в 1962 году, меня командировали на длительную работу в Японию, и только там я ужаснулся, как влип.

Совершенно разные страны! Языки непохожи.

В китайском один иероглиф одно понятие, в японском совсем не так. Если китайский язык, как стена из кирпичиков, то японский это и кирпичики, и осколки кирпичей, и песок с цементом.

Японцы имеют две слоговые азбуки. Менталитет их тоже сильно отличается от китайского. Взять общение. С вышестоящим японец разговаривает, используя почтительные обороты чуть ли не средневековой речи, с равным по-другому, с женщиной повелительно… Решение нужно принять за секунды. Русская женщина не сможет работать секретаршей в Японии, даже зная язык. Моя дочь родилась, когда мы жили в Китае, и растить ее помогала китайская няня, потом была Япония, и воспитывать ребенка помогала японская няня, потом дочь изучала японский язык в университете, защитила диссертацию вот она сможет быть секретаршей в Японии.

В общем, первый год работы в Стране восходящего солнца стал самым трудным в моей жизни. Я еще брал ежедневные уроки языка, в чтении местных газет использовал помощь переводчика. Потом все это сполна окупилось, я почувствовал уверенность. А знание Китая, древнекитайской философии, литературы оказалось для меня дополнительным плюсом. Ведь китайский язык это латынь Восточной Азии.

Достаточно прочесть надпись иероглифами на картине или вазе, процитировать мудреца, по эта, и ты сразу расположишь к себе, например, японца. Вот в Англии, где я позже проработал пять лет, знанием английского языка никого не покоришь все на нем говорят, это нормально.

Англичане вообще не любят, когда кто-то выеживается за столом, смотрят на такого, как на чукчу, играющего на арфе.

За что дернуть гейшу

Компетентность, знание предмета, о котором пишешь, основная для журналистики вещь.

Друзья порой говорят мне, что вот, мол, и в советское время, и сейчас Овчинников в главной газете страны. А меня всегда выручает моя компетентность. И в работе над материалом, и в общении с начальством.

В СССР высшим пилотажем на телевидении для международника был двухминутный комментарий в программе «Время». Утверждался он лично председателем Гостелерадио. Лапин обычно мои листочки откладывал в сторону и говорил: «Тут мне учить тебя нечему. Расскажи лучше, за какую тесемку потянуть у гейши, чтобы кимоно распахнулось».

Когда я, как правдист, ездил по стране на так называемые читательские конференции, то на роду собиралось в залах не меньше, чем сейчас на концертах Киркорова. Только таких гонораров, как Филипп, я не получал: все обходилось баней с секретарем обкома. На конференциях сначала говорили о международном положении, а потом народ обращался со всеми своими больными вопросами. Обращений было много. Тог да в «Правде» сидел целый отдел юридически подкованных девчат, работавших с письмами и жалобами. Один ответ редакции шел автору, другое послание в местный райком: ответьте «Правде» о принятых мерах. Это заставляло рай комы действовать.

(Окончание следует.)