«Симбирск, с тобой мое сердце! О, ты лучший город России»… Эти строки написал «полтавский пленник», швед, воевавший с Россией. Он был лейтенантом по званию, поэтом – по сути…

Написал о маленьком, давнем, совсем еще юном городке трехвековой давности. Удивительно, что принадлежат эти строки чужестранцу. Человеку занесенному злым роком в наши края и увившему Симбирску так романтично. Звали его Георг Генрик фон Борнеман.

Знаменитое Полтавское сражение 1709 года, выигранное Петром 1, стало для Георга последним. Вместе с тысячами других шведских солдат он попал в плен. «О, день, несчастнее которого не было! Когда зашло солнце нашего счастья…», – напишет позже Борнеман о сражении под Полтавой. Государственных пленных регистрировали в Москве, определяли их ценность (кого-то можно было обменять, за кого-то попросить выкуп) после чего развозили по матушке-России: в Архангельск и Вологду, Воронеж и Казань, Астрахань и Симбирск.

Еще перед ожидаемой ссылкой Георг с заметной горечью писал: «Теперь нас переводят из одного места в другое, и мы видим плутоватого русского торговца, а скоро увидим и татарина, и калмыка, и черемиса, и прочих язычников. А может быть недолго угодить и в Сибирь, от чего упаси нас, Боже!». До шведов доходили слухи, будто преступников всех мастей в России непременно «отправляют на всю жизнь в Сибирь ловить соболей». Почему-то эта перспектива вызывала у пленных особый страх. Один из сослуживцев

Георга писал: «Я не умею охотиться. Что мне делать в стране чернобурых лисиц?».

Конечно, они надеялись вернуться, конечно, испытывали страх за свою жизнь, конечно тосковали по родине. «Дабы утешить горе и печаль», вели дневники. Немногие – два-три десятка из нескольких тысяч, зато наиболее образованные: пасторы, крупные военноначальники, офицеры. По-разному описывали нравы и обычаи россиян. «Народ предается излишествам, распутству и сладострастию, особенно в ходу у них блуд и пьянство», – презрительно подмечал пленник, попавший в Смоленск. А шведский прапорщик, живший в Чухлово бесстрастно фиксировал: «Съестные припасы на базаре чрезвычайно дешевы: бык – 80 коп., 40 яиц – 1 коп., 8 цыплят – 1 коп., баран – 7 или 8 коп.».

Тем удивительнее выглядят записи Борнемана, точнее не столько записи, сколько стихи. Исследователи утверждают, что он оставил наиболее удачные образцы так называемой «поэзии вздоха» века барокко. Наверняка Георг был натурой увлекающейся и возвышенной, испытывающей вдохновении даже в плену. Когда его друга переводили из Симбирска в Астрахань, он умудрился в качестве утешения и по этому поводу написать стихи: «Нам еще предстоит приключение – увидеть Астрахань. Наш рок судил нам не иметь постоянного местопребывания. Но всем надо посмотреть мир, поглядеть, что есть замечательного в других местах» (в переводе стихи звучат прозой). Ну скажите на милость, смогли бы вы воспринимать плен, как возможность посмотреть мир? Тут не обошлось без романтики и явной авантюрной жилки в душе…

Когда я читала стихи Борнеман, почти не сомневалась: швед был очень привлекателен. Иначе в его записях не осталось бы столько строк о симбирских женщинах. Судя по всему, он отдавал предпочтение молодых барышням из приличных семейств. А вот женщины из простонародья вызывали у него пренебрежение, свойственное человеку света. «Не слишком-то мы чтим этих русских баб, ведь мы и разговаривать-то с ними не можем без толмача, кроме того они неестественно уродливы. Они целые дни только и делают, что напиваются допьяна пивом и так шныряют по всем кабакам», – брезговал первыми уличными впечатлениями Борнеман. Но прожив в нашем городе несколько лет, Георг написал совершенно иное.

Крайне любопытен тот факт, что именно Борнеман стал автором первого в западно-европейской поэзии стихотворения посвященного русской женщине – такое предположение высказывают один из исследователей дневников «полтавских пленников». И очень хочется поддержать эту идею. Потому что (простите за патриотизм!), женщиной, вдохновившей Георга, явно была симбирянка. Фантастика? Но есть доказательство – стихотворные строки: «Симбирск, ты будешь мне дорог до конца дней моих, с тобой мое сердце, о милый город, я никогда тебя не забуду, ты утешал и услаждал меня, я всегда буду помнить о тебе, и с удовольствием славить свое пребывание в твоих стенах, пусть и невольное… Желаю тебе всего наилучшего, о ты, лучший город России, научивший меня и в плену вкушать радости жизни, с горечью я выхожу из стен твоих», – именно эти стихи написал он, прощаясь с Симбирском.

Вряд ли заштатный провинциальный городишко был так красив, что вдохновил шведа на щемящую лирику. Вряд ли вкушающий радости жизни поэт посвятит стихи женщине-чужестранке, не испытывая к ней никаких чувств. А побывать в других российских городах Георг не успел. В 1711 году «симбирских шведов» отправили в Тобольск и по дороге Борнеман погиб.

А стихи о Симбирске, о романтике давно исчезнувших чувств, остались. Можно лишь позавидовать незнакомому чужестранцу, которого много лет назад утешил и усладил в печальные дни его жизни «лучший город России». Наш Симбирск.