«Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие: к нам едет ревизор».

Эта фраза мириады раз звучала с театральных подмостков. Эта фраза давно стала народной пословицей. Эту фразу, с безмятежных школьных времен, наверняка помнят многие. С этих слов начиналась бессмертная комедия «Ревизор», написанная Николаем Васильевичем Гоголем в 1835 году.

Сюжет о пройдохе, принятом провинциалами за важного чиновника, подсказал драматургу Гоголю поэт Александр Пушкин. В 1833 году поэт пустился путешествовать по местам Пугачёвского восстания – в ту поездку, как известно, он заезжал и к нам, в богоспасаемый Симбирск. Учёные занятия Александра Сергеевича, для которых он сунулся в провинцию из Санкт-Петербурга, казались многим одною ширмою. И глыпые мужики, и недалёкие чиновники то и дело принимали поэта за секретного соглядатая, будто, присланного государем.

Но, помнится, что гоголевский Городничий Сквозник-Дмухановский совсем не глуп. Он хитёр, прожжён, он, по собственным словам, «мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких, что весь свет готовы обворовать… Трех губернаторов обманул»!.. Почему же так лоханулся коррумпированный чиновник, почему дал обвести себя столичному прощелыге? – Ответ один, он испугался, он по-настоящему боялся Ревизора.

«Приехавший по Именному повелению из Петербурга чиновник требует вас сей же час к себе», – звучит последняя фраза, и провинциальный бомонд погружается в ступор. Именное повеление означало личный указ императора. В ревизию по подобному указу посылали только чиновников высшего разряда – сенаторов. Сенатские ревизии случались нечасто, и подолгу оставались на памяти у потомства. Как раз в год написания комедии, в мае 1835 года государь Николай I отправил в провинцию чиновника с чрезвычайными полномочиями. Чиновник этот ехал, чтобы разобраться с головотяпством и злоупотреблениями не где-нибудь, а в Симбирской губернии.

Сенатор, гофмейстер Высочайшего двора, вице-президент Департамента уделов, действительный статский советник, граф Лев Алексеевич Перовский был совсем не чужд литературе – его старший брат Алексей, творивший под псевдонимом Антоний Погорельский, известен потомству сказкой про Чёрную Курицу и подземных жителей. И Пушкин, и Гоголь состояли в знакомцах просвещённого сановника.

В многостраничном отчёте графа об симбирских безобразиях, особенно крепко досталось уездным городничим. Канцелярский слог тяжёл, но многие «перлы» невозможно читать без улыбки: «В Буинске Городничий Непейпива, будучи нетрезвого поведения, до того пренебрегал своею обязанностию, что в течении шести месяцев рапортовался больным и под сим предлогом не явился даже и ко мне, в бытность мою в Буинске, хотя по свидетельству уездного лекаря (произведенному по моему приказанию) оказался совершенно здоровым».

Но особенно досталось от ревизора городничему уездного города Самары (до 1851 года Самара входила в состав Симбирской губернии) Павлу Дмитриевичу Сеченову. Собственно, на глаза графу он попался потому, что «употребляя во зло данную ему власть, под предлогом улучшения пожарных инструментов, расходовал собранные посредством пожертвований на сей предмет суммы по своему произволу».

Обстоятельный гофмейстер копнул глубже. И полезло наружу, одно другого хлеще: «За дозволение производить постройки, по показанию 33-х Самарских обывателей, были делаемы Сеченовым противузаконные с них денежные поборы, в значительном количестве; Сеченов занимал квартиру по найму, за которую годовая плата 630 руб. взыскивалась с шести других домохозяев.

Переписка его с Городской Думой, заключая в себе самые оскорбительные для Думы выражения, служит вместе ясным доказательством, до какой степени Сеченов дозволял себе представить границы, предоставленной ему законом власти. Торговля в городе Самаре лесом производилась такими людьми, которые не имеют на оную узаконенных свидетельств; на верность находящихся у торговцев города Самары весов и мер не было обращено Сеченовым должнаго внимания.

Содержатели трактиров обложены были ежемесячною в пользу его платою. Равным образом и с других лиц им были по разным случаям не маловажные поборы. С казенного крестьянина Саднова, за найденный будто бы у него в Гостинице контрабандный чай и посаженного за то в Тюремный замок, взято Сеченовым двадцать полуимпериалов.

Все эти злоупотребления поставили меня, Перовского, в необходимость удалить Городничаго Сеченова, как Чиновника совершенно не благонадежного, от занимаемой должности, и с тем вместе предать его суду Симбирской Уголовной Палаты».

Кстати, и Петр Дмитриевич был совсем не чужд литературе, приходясь отчимом писателю, князю Владимиру Одоевскому. Когда-то, сам-третий, князь хотел издавать с Пушкиным и Гоголем альманах «Тройчатка». А получается, выдал Гоголь про родственничка…

Драматург, кстати, вполне конкретно намекнул на место действия по ходу действия комедии. Хлестаков имел проездные документы в Саратовскую губернию, а в городе Пензе он в пух проигрался в карты. В гоголевские времена губернская Пенза находилась почти на границе с саратовскими пределами. Но в эти пределы «ревизор» так и не въехал. Стоило бы напрягаться саратовцам, видя у мелкотравчатого чиновника саратовскую же подорожную! А вот чиновники из соседней Симбирской губернии, трепетавшие в ожидании графа Перовского, перепугаться могли.

После премьеры, Гоголь сетовал, что весь чиновный Петербург поносит его комедию. А вот императору Николаю I «Ревизор» очень понравился. И с таким зрителем никакие «поносы» драматургу были не страшны!..