А так же утра, дни, ночи – люди любого возраста и социального уровня упаиваются с равным «успехом» что в городе, что в деревне. Почему – внятно не ответил не только никто из них, но также ни один нарколог, психиатр, политик, священник, представитель правоохранительных органов. В геометрической прогрессии растет число уже не отдельных алкоголиков, а семей, спивающихся хором. Десяти-одиннадцатилетние закоренелые пьяницы (!) давно не редкость, а уровень детской дебилизации уже всерьез влияет на будущее страны. Демография демографией, но что делать с семьями, где самогон и стеклоочиститель привычней, чем чай?

«Моя-а-а!!…»

До своих семи лет, до школы, Девочка предполагала, что у всех детей такая же жизнь, как у нее. Пьяные загулы матери, отца, сестры и брата, постоянные драки между всеми, вечная Девочкина работа на огороде и по дому. Она искренне была уверена, что у подружек такие же твердые, с мозолями, ладошки и одна задача – какую работу, кроме ежедневной своей, выполнить еще и для чужих, чтобы купить для своих хлеба, сигарет и, если повезет, дешевой самогонки у тети Кати. Без этого набора возвращаться в дом Девочке было бы неразумно. О том, что детство – это куклы, сказки на ночь, мамины объятия, игры, во время которых формируется и растет душа, Девочке было неведомо. А одноклассники оказались совсем иными, чем она. Их провожали и встречали из школы красивые тети и дяди, несли их портфели и ранцы, целовали при встрече и расставании всего-то на несколько часов. У всех были мягкие ладошки и полное непонимание слова «самогон».

По причине того, что Девочка вечно была занята взрослым делом – работой, она не успевала с домашними заданиями. Помочь же просто было некому. Девочку после первого класса определили в коррекционную группу. Так в восемь лет судьба ее надломилась, хотя, заинтересуйся учителя и так называемая общественность хоть чуточку, чем и как живет Девочка, этого можно было бы избежать. Но, зная все о ее семье, никто не забил в колокола, потому что Девочка ходила ведь в школу! Отец, плотник, окончательно спился и в 50 лет, когда Девочке было 10, свел счеты с жизнью, повесившись в сарае. Горевали по главе семейства долго и весело. На девятый день обнаружилось, что никто из оставшихся «на воле» не помнит, где могила. Кладбищенские служители за бутылку отыскали – то ли ту, то ли – нет, какое это имело значение: все равно больше к этому холмику никто никогда не приходил.

Старшая сестра Девочки вышла замуж, родила двоих детей и стала спиваться еще стремительнее. Первый ребенок учился достаточно успешно, а второй, полудебил, предпочитал улицу и клей. Сестра достаточно часто приходила в материнский дом, где жаловалась на судьбу. На сданные «жалобные» бутылки Девочка покупала теперь не только хлеб и самогон. Научившись хитрить, зная, что там через секунду забудут все ее объяснения, она утаивала копейки, говоря о грабителях-мальчишках. На сэкономленное всегда покупала одно и то же – семечки.

В 14 лет со школой было покончено – ни она больше не интересовала Девочку, ни Девочка ее. Мать изредка находила еще работу: мыла подъезды, чистила в многоэтажках мусоросборники, а Девочка и ее брат, 29-летний туберкулезник-олигофрен, собирали в парках и на остановках бутылки и алюминиевые банки. Самое удивительное, что Девочка была красива, не в пример остальной семье с землистыми лицами вырожденцев. Однако именно красота окончательно сломала ее жизнь.

Она стояла в парке у скамейки, дожидаясь пока двое ребят, студентов по виду, допьют пиво. Один из них, интеллигентный тихоня, вдруг предложил денег и попросил о свидании. Радостная Девочка прилетела домой, мечтая из тряпья собрать хотя бы подобие одежды для завтрашнего свидания. После ванны она – для будущей прически – накрутила на и без того роскошные волосы бигуди и села перешивать блузку старшей сестры.

Брат-олигофрен насиловал Девочку старательно и грубо. Потом обвил ее горло чулком и пригрозил, если узнает мать, чулок затянется. Впервые в жизни Девочка тем же вечером напилась в компании брата и матери.

Свидание со студентом было милым и детским. Он заботливо спрашивал, не случилось ли чего, а Девочку тошнило с перепоя и от чувства собственной изгаженности братом. Они со студентом попили пива, Девочка уехала домой, а там уже ждал самогон, в который для «вкуса» мать всегда добавляла димедрол. Через два месяца встреч, студент привел ее знакомить с родителями. После бокала шампанского, которого Девочка отродясь не пробовала, ее сморило, и студент упросил родителей оставить ее на диване в гостиной. Утром они занялись любовью, а через месяц Девочка окончательно переселилась к ним. Родители студента были не в шоке – в оцепенении. Если нормальный человеческий мозг может совершать до миллиона операций в секунду, то мать и отец студента, судя по их виду, не использовали теперь возможности мозга и на четверть. Скоро стало ясно, что Девочка беременна. И давно. Студент, понимая, что «право первой ночи» принадлежит не ему, все-таки тайком от родителей зарегистрировал брак с Девочкой.

Теперь, замужняя дама из приличного дома, Девочка с вызовом приходила к матери и брату, часто после самогонки оставаясь ночевать, милостиво принимая глупого брата в постели. В семью студента возвращалась в полдень, скромная и тихая, с достоинством несущая бремя беременности.

Наконец у родителей студента включились мозги. За несколько дней до родов они отыскали семью Девочки, придя в ужас, разговорили мать и брата бутылкой дорогой водки. Пьяный олигофрен счастливо твердил, что у них с Девочкой вот-вот будет ребенок. Отец студента мягко пенял брату Девочки, что он не понимает – ребенок будет у его сына и Девочки. Обидевшийся олигофрен, как мог, в подробностях объяснил дядьке с бородой, что они делали и делают с Девочкой на кровати. Из «гостеприимной» семьи мать студента с инфарктом отправили в больницу. Дома отец в присутствии студента выложил Девочке все, что узнал от ее брата. Девочка меланхолично заметила, что следующий ребенок уж точно будет их внук.

Родила она быстро и легко красавца-мальчишку, похожего, как две капли воды, на нее, за тем лишь исключением, что был полным идиотом от рождения. Из больницы Девочка вышла уже «разведенкой» – отец студента привел в действие все свои связи, чтобы брак его сына расторгли без присутствия сторон. Ребенка Девочка никуда не сдала, а в графе «отец» написала «Александр Сергеевич Пушкин».

Я познакомилась с ней и узнала всю эту историю, когда Девочке было 30, ее сыну – 13. К этому времени Девочка уже 11 раз лечилась от алкоголизма, причем по собственному почину. «Пожрать хочется по-человечески, – делилась она со мной, – да и надоедает одно и то же: брат с сыном трахаются на моих глазах, мать под себя ходит ежесекундно, как утка…Нашла было я мужика, а он, …, ограбил соседнюю квартиру – чуть не посадили, как наводчицу. Вообще-то, не скрою, мужики бывают, только вот пьют да бьют. Я, когда молодая была, очень читать любила, особенно про красивую любовь. Песни иногда сыну пела. Знаете, он так смотрел, будто понимал. А потом схватит кусок хлеба, запихнет целиком в рот, и жует, жует, слюни кругом…В зоопарк его водила – думала, хоть животных за своих признает. Нет, смотрит одинаково что на землю, что на живность. ». Руки у нее тряслись, иссиня серый цвет лица и не напоминал о той красоте, которую я видела на немногих сохранившихся фотографиях. Увы, помочь ей было уже невозможно. Жили они всем скопом давно не в прежней однокомнатной квартире, а в одном из подвалов заброшенного дома недалеко от центра. Жили на пенсию, что получал по инвалидности брат да на то, что называлось пенсией у практически никогда не работавшей по-настоящему матери. Сына «Пушкина» как бы и не существовало в природе – об этих отверженных и раньше никто не помнил, а теперь и подавно.

За полгода до смерти Девочка познакомилась, как она говорила, с «мужчиной своей мечты». Мечта оказалась рецидивистом-уголовником, который однажды в пьяной драке сломал ударом ноги Девочке крестец. Три месяца она гнила в подвале, поскольку обращаться в больницу было некому да и незачем – все равно умрет, рассуждали родные. Мать обрила Девочке голову и заботливо раз в сутки вливала в вечно открытый и мычащий рот дочери одно сырое яйцо. За три месяца Девочка превратилась в скелет, но в день смерти лицо ее стало той красоты, которой когда-то восхитился студент. Все 33 года ее жизни остались позади – впереди ждала незнакомая вечность. Хоронили всей семьей – даже старшая сестра объявилась, которая давно жила в таком же подвале на окраине города. Как когда-то отца, Девочкину могилу не отметили ни крестом, ни надписью хотя бы на фанерке.

Долгими летними днями и сейчас можно видеть, как у одного из заброшенных домов сидят на солнышке трое вечно пьяных полулюдей. У всех – пропитые черные бессмысленные лица. Стойкий запах мочи. Они не говорят меж собой, только иногда старуха, словно что-то вспомнив, волчицей воет: «Моя-а-а! Моя-а-а!».