Сенгилеевский район – место удивительное. И горы, и река, и леса – недаром ульяновский бомонд настроил в свое время шеренги красивых дач именно здесь. Но дачная, наскоками, жизнь – одно, а постоянные будни и праздники сельских жителей – другое. Правда, и коттеджи городских людей в последнее время что-то престали расти, как грибы после дождя. Вроде, и леса, и река, и горы – те же: русская Швейцария, как окрестили Сенгилеевский район давным-давно. Настоящая Швейцария остается неизменно прекрасной. О том, что нового появилось и появится в облике нашей, местной, мы разговариваем с Валентиной Пушистовой, депутатом Совета депутатов МО «Сенгилеевский район»:
– Валентина Макаровна, депутат на селе – это кто?
– Прежде всего, это человек общественный, у которого и главная должность – быть человеком по отношению ко всем людям. Мой округ – четыре села: Тушна, Екатериновка, Шиловка, Артюшкино. Если учесть, что почти 40 лет я и учительствовала, и была депутатом, и последние восемь лет по-прежнему продолжаю представлять интересы жителей этих сел в райне, можно сказать, что я знакома с каждым из них. А уж в Тушне и Екатериновке каждый второй избиратель – просто мой бывший ученик. И не быть никогда учителю депутатом, если он не заработал авторитет еще в школе. Мне очень нравится такая формулировка: депутатом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан.
– Меняются ли со временем обязанности депутата?
– Обязанности не меняются – депутат должен работать одинаково результативно при любой власти и любой правящей партии. Меняются наказы избирателей, причем очень существенно. Если в советские годы ко мне очень часто обращались по поводу организации культурного досуга – туристические поездки, экскурсии, выезд на концерты, то сейчас приходится решать те вопросы, которыми раньше исполнительная власть занималась по обязанности, без напоминаний: колонки, вывоз мусора, ремонт крыш…
– Но, согласитесь, в одном поселении власть так организует свою работу, чтобы не краснеть перед избирателями, а в другом – села в кресло и повесила табличку: «Пуп земли».
– Так это от человека зависит – творческая личность всегда найдет возможности для работы и заботы.
– А куда же исчезают из сел творческие инициативные личности?
– Уезжают – нет ни работы, ни условий для жизни. Там, где глава поселения «болен» не собой, а людьми, жизнь меняется в лучшую сторону, в нашем «Тушнинском сельском поселении» все происходит с точностью до наоборот. А ведь как депутат – народный, так и власть – от народа. Не знаю, как можно не любить свой народ. Вот элементарная вещь – жители Тушны просят отремонтировать колонку: 18-квартирный дом остался практически без воды. В поселении есть исполнительная власть, есть, кроме трех районных депутатов, семеро – поселенческого уровня. Все в курсе, что водовод – на балансе полумертвого СПК им. Гая: народ платит за воду живые деньги именно туда. Директор СПК Любавина прекрасно знает цену «живым» деньгам, но колонку не ремонтирует. Глава поселения Мамкин разводит руками – у администрации нет денег. Поселенческие депутаты не ввязываются – я их всех хорошо знаю, всех учила: выбрали тех, кто никогда рта не откроет, поднимет руки за все предложения. «Обезвоженный» народ идет ко мне. Районная власть зашевелилась только тогда, когда я послала – это о сельской-то колонке! – бумагу Сергею Ивановичу Морозову. Стыдно? Стыдно. Я как депутат должна заниматься другими вопросами, но подменять собой исполнительную власть. А с другой стороны, я не имею права оставить народ без поддержки: хоть мизерную, но он должен получать помощь.
– А есть вопросы, которые не в состоянии решить депутат?
– Есть, причем не только депутат их не может решить, но даже и исполнительная власть районного и, боюсь, и областного уровня. А вопросы болезненны для людей настолько, что приходится задумываться: человек ли тот, кто разрабатывает различные программы и так называемые нацпроекты. В Тушне была прекрасная больница – областного значения: с полным комплектом врачей различных специальностей, со стационаром, с аппаратурой. Площади пока остались, больных, к сожалению, стало больше, а врачи оказались не нужны – из прекрасной больницы сделали врачебную амбулаторию.
– Оптимизация в рамках национального проекта «Здоровье»…
– Только вот оптимизма это никому не прибавило. Теперь врач-терапевт раз в неделю приезжает из Сенгилея, ведет прием. Народу! Кому необходим больничный лист – он выдает, но закрыть – пожалуйте в Сенгилей, а это больше 20 километров. Болен ребенок – везите своим ходом тоже в райцентр, высиживайте там очередь: педиатр в Тушну не приезжает. На все поселение, на четыре села – ни одной машины «скорой помощи». А чтобы ее вызвать из района – сердце ли у тебя останавливается, аппендицит ли лопается, кровотечение ли открылось – в ночь-полночь иди на дом к медсестре. Потом с ней иди в больницу, чтобы она вызвала «скорую». Без ее вызова никто не поедет. А дома или нет медсестра, откроет она тебе дверь или нет – никого не интересует. Рожает женщина – проблема эта же. И никем вопрос не решается.
– А как же лозунг «Единой России» – все для человека?
– Разве чиновник будет сам себе дело искать? Идти против линии партии? Ничего нового в этой монопартии нет – те же приказы, то же исполнение. Может, задумка была и хорошая, но мы опять пошли пятками назад.
– Так вы за большевиков, аль за коммунистов?
– Я за единую, справедливую, красную, гражданскую, демократическую и вечнозеленую Россию.
– Я знаю, что вы, как эколог, как ответственный за экологическую работу в природоохранной комиссии Совета депутатов района, 15 лет боретесь за «вечнозеленость» сенгилеевских красот. 15 лет борьбы за национальный парк! Что в итоге?
– Ничего. Природный парк со всеми вытекающими. Вот бумага – разрешена рубка леса вплоть до 2018 года. Под строительство цементных и химических заводов, под карьеры, откуда будет добываться сырье. Погибель национального природного достояния объясняют тем, что стране нужен цемент. А я не одно поколение учеников воспитала на том, что стране важна и нужна жизнь неповторимой природы со всеми ее обитателями. В карьерах не гнездятся птицы, не живут сурки, цементной пылью не питаются ни насекомые, ни ящерицы. Экологические тропы, которые мы с учениками прокладывали десятки лет по заповедным местам, нигде в мире не ведут к промышленным карьерам, уничтожившим знаменитые меловые горы, к высохшим родникам, к лесным пням, к дымящим заводским трубам. Смешно, но на этом фоне в районе предлагается развивать туризм: построить горнолыжную базу, на Волге – яхт-клуб, спорткомплекс. Какой дурак поедет кататься по цементу в окружении заводов и карьеров? Жить здесь будет невозможно. Нет у нас будущего, если мы не сохраним прошлого.
– Но, тем не менее, главный козырь власти достаточно весом – создание новых рабочих мест именно для будущего, для молодых.
– Мне как учителю весьма интересно знать, где в нашем районе найдутся хотя бы 30 человек, которых уже завтра можно поставить на рабочие места на заводах, напичканных современной микроэлектроникой. Таких специалистов надо лет 10-15 учить. Кого, где, за чьи деньги? У меня куча писем со всего района. За цементный «рай» – ни одной подписи, за национальный парк – 850. Но голос народа никому не нужен. Областные чиновники сообщили, что одну из меловых гор под разработку карьера уже приобрел Роман Абрамович за 450 миллионов рублей. А завод будут строить то немцы, то ли французы. Старый Сенгилеевский цементный уже принадлежит Мордовии. Единственная дорога, связывающая цементные «реки» с денежными «берегами», проходит через Тушну. По обе стороны дороги – дома. Уже сейчас мимо них с утра до вечера снуют лесовозы, бензовозы, огромные машины с логотипом «Мордовцемент»…А ведь новое строительство и разработка карьеров еще предстоит.
– Как настроены районные депутаты?
– Никак. Конкретно вопрос – быть или не быть национальному парку – даже не обсуждался. А что может сделать один депутат, если остальные – молчат? Пока ни на один мой запрос нет конкретного ответа. Может, нас и в расчет никто уже не берет, поскольку при нынешнем положении вещей в сельской экономике, здравоохранении, образовании, демографии есть полная вероятность, что лет через 25-30 всех этих сел, от которых я – депутат, просто не будет на земле. Молодежь уедет, старики умрут еще раньше, а теперешним сорокалетним, которых не так много, через 30 лет тоже подойдет свой срок.
– Тогда, Валентина Макаровна, ответьте: зачем, понимая реальное положение, вы вместе с Натальей Бутузовой и Людмилой Витковской взялись за восстановление церкви?
– И сама себе этот вопрос задаю. Остановилась на таком объяснении самой себе: возродится церковь – будет жить село.
– С чего такая уверенность?
– Да потому что на восстановлении работают не только старые люди, но и молодежь. Я довольно долго ходила по домам, беседовала с народом – в результате сельчане сказали: хотим церковь! Я только потом осознала, какие обязательства взяла перед народом, уговаривая на такое большое дело. Оказалось, что это не надо ни местным, ни районным властям. Нашлись спонсоры, молодые люди, народ понес пожертвования. Сейчас практически восстановлена частичка храма. Но как только маленький закуток приобрел божеский вид, приехали деятели из Ульяновска, из комитета по охране памятников истории и культуры и объявили, что мы ничего не можем восстанавливать без их разрешения, без получения охранной грамоты на памятник. Культуры или истории, не уточнили. 70 лет здание никого не интересовало – попытались своими силами возродить, сразу нашлись «хозяева». Теперь надо кататься по разным ульяновским присутственным местам, хорошо, до осени, за оформлением этой «охранной грамоты». А там – ждать до следующего лета, если, конечно, у людей охота не отобьется к работе.
– Много ли депутат, человек общественный, может сделать в сегодняшних реалиях, опираясь на людей, а не на власть?
– Очень сложный вопрос. Безусловно, я опираюсь на людей, но дело в том, что власть и местная, и всякая другая считает, что она сама, без народа, все может решить. Я со своими полномочиями иду с протянутой рукой к местной, районной, областной власти, прошу за людей. Но я глубоко уверена, что исполнительная власть любого уровня обязана отвечать за свое бездействие. Может быть, я себя так подставляю, но по-другому не могу. Я же росла среди этих людей, моих избирателей. Они меня выбирали с надеждой на лучшее будущее. Если не помогу я, то – кто?