Петр Первый, Распутин, генерал Радлов, купец Кнуров, Сталин — и все это из биографии одного актера. “У него сумасшедший глаз”, сказал про Петренко режиссер Элем Климов. Другие киномэтры вторили: он играет “опасно”, с надрывом, каждого героя “пропускает через себя”.
Бывший хуторянин, матрос и кузнец с Черниговщины, не обделенный Богом ни фактурой, ни ростом, ни голосом, ни темпераментом, на мой взгляд, просто был обречен на актерство. Театру и кинематографу несказанно повезло — другого такого уникального артиста, как Алексей Васильевич Петренко, в нашем искусстве нет. На него нельзя быть похожим, ему невозможно подражать. И совсем не случайно у народного артиста России, лауреата Госпремии РФ и ордена “За заслуги перед Отечеством”, есть и такой фестивальный приз “Немеркнущая зрительская любовь”.
Петренко приехал в Ульяновск, что бы с нашим симфоническим оркестром спеть ораторию «Иван Грозный». Перед репетицией мы встретились с актером. Ах, как жаль, что газетная бумага не может передать интонации, взляды, паузы и неподражаемый тембр знакомого голоса. Тогда вы бы непременно поняли: такой собеседник — редкий подарок.
– Моя профессия — она же и хобби, – признается Алексей Васильевич. – А что-такое хобби? Скажем, мне всегда было интересно, как это получается: берешь изюм, размазываешь его, он бродит, потом перегоняешь и получается такая светлая жидкость. Просто химия какая-то. Однажды и я попробовал. Когда зарабатывал столько, что хватало лишь прокормиться и заплатить за жилье, сын решил жениться. Наварил самогону на две свадьбы — молодежную и для родственников — из фиников, изюма, инжира, королька. Назвали напиток «никарагуанский», поскольку разлили в бутылки из-под никарагуанской водки. Вот и сейчас в своем доме, это в Подмосковье, в Никольском, варю квас и медовуху.
– Знаю, что ваш сын тележурналист Михаил Кожухов. Неужели и внуки не пошли по стопам дедушки?
– Внуку 22 года, он работает экспертом по покупке и продаже фильмов за рубеж. 15-летняя внучка пока учится в школе. Она молодец, трудоголик. В отличие от меня.
– Ну в последнее верится с трудом… Кто бы, кроме вас, смог решиться в 53 годы спеть серьезную оперную партию с симфоническим оркестром.
– Это всегда происходит случайно. Наш знаменитый дирижер Владимир Федосеев предложил мне исполнить «Военные письма» Гаврилина — такое вокально-симфоническое действо. Че-то получилось. Потом сделали «Ивана Грозного» – ораторию для чтеца, солистов и большого симфонического оркестра Сергея Прокофьева. Получилось. Объездил с ним Вену, Париж, Мюнхен, Дрезден и еще много чего. А это раззадоривает. Разохотился. Стал делать записи. Один диск уже вышел, два – на подходе. Записал советские, народные русские и украинские песни,
арии из опер и романсов. Конечно, если слушаешь Шаляпина, Карузо или Марию Каллас, после этого хочется молчать. Зачем открывать рот, зачем колебать воздух, если есть такое чудо, как Шаляпин? Добраться до этой вершины невозможно. Хотя всегда есть надежда, что Бог нам подарит еще одно такое чудо. Поэтому надо делать как-то по-своему, как можешь только ты. Подавать поинтереснее.
– А современные оперные звезды, как относятся к вашим музыкальным поискам? Конкуренции не боятся?
– Прямых лучей «любви» или нелюбви я от них не ощущаю. Мне кажется, что многие думают: «Ну вот! Тоже туда же!». Но многие же когда послушают, как я по-своему не порчу Глинку или Прокофьева, а даю знакомым ролям новую окраску, издаю звуки – не совсем противные, – проникаются.
Вернемся к вашей «лени». Слышала, вы в последнее время очень много снимались?
– Сейчас я играю в одном антрепризном спектакле — Фирса в «Вишневом саде» Эймунтаса Някрошюса. Последнее время много снимался. Сыграл Сталина в 12-серийном фильме ВВС «Неизвестная война» и в английской картине «Черчиль на войне», дедушку в экранизации нашумевшей книги Павла Санаева «Похороните меня за плинтусом», эпизод у Никиты Михалкова в «Утомленных солнцем-2», Муромского в экранизации известной трилогии Сухово-Кобылина. Такой был насыщенный съемочный период. Сейчас больше концертирую. Вот после вас поеду в Екатеринбург.
– Играя такие масштабные роли так, как это делаете вы, можно до инфаркта доработаться…
– Так я и доработался. Первый «заслужил», играя Григория Распутина в «Агонии», мне чуть за тридцать было. Второй получил десять лет назад – «от генерала Радлова» в «Сибирском цирюльнике». Потом несколько раз тайком из больницы на съемки бегал.
– На жизнь эмоции остаются?
– Я нормальный эмоциональный человек. Вчера приехал на вокзал, подошел к проводнице, а она говорит: «Не могу вас посадить. У вас билеты на 28 июня. А сегодня 28 мая». Ошиблась техника. Сказал я поезду «до свидания». И внутренне сильно осерчал. Я же не на отдых еду! Видимо, все что связано с Ульяновском, ничем хорошим не кончается. Потом думаю: чего это я осерчал? Все-таки судят не по селу, а по двору…
– Кино, театр, музыка — что доставляет больше творческого удовольствия?
– А знаете, мне все интересно, хоть мне уже и 70 лет. Для обновления крови полезна смена дела. Чтобы снова кому-то что-то доказывать, с кем-то конкурировать.
– Прочитала в одном интервью, что вы еще церковнославянский язык изучаете…
– Пригодится. Каждому ведь придет черед с Богом разговаривать. Надо быть готовым к встрече.
– Ну и какие еще сюрпризы вы нам преподнесете?
Вот когда актер Лев Прыгунов оказался в долгом простое, он взял да и занялся живописью. И стал уникальным художником. Если бы меня поставили к стенке и сказали: «Нарисуй, а то расстреляем», я бы ответил: «Ни за что! Стреляйте!». Но тут решил над собой поиздеваться. Попробую рисовать. А че? Ездить никуда не надо. Сиди себе в огороде и рисуй.
Ваш главный творческий принцип?
Я всегда все делал честно.
Самые приятные моменты вашей жизни?
Самый приятный — мне родители жизнь подарили, за что я им очень благодарен. Дальше все зависело от меня и от обстоятельств. Ведь самое главное — как ты начал жизнь и — что еще важнее — как ее закончишь. Мне бы очень не хотелось закончить ее злобным, ворчащим, нечесаным стариком-подагриком…