горестные заметки

Раньше, если даже знаменитый человек чем-то был неудобен власти, его за границу не пускали. Такие люди сами себя называли не выездными. А сейчас вот вся моя родная деревня стала не выездной. Некуда ей ехать, не на чем и не на что.

До последних лет сюда ходил разбитый автобус. Но и тот отменили. Тарахтел полупустой, не набиралось пассажиров. До соседней Комиссаровки и сейчас бегают ГАЗели. Несколько раз эти каракатицы заглядывали и в Ольховку. Постоят с полчасика и убираются восвояси. Сельские путешественники сидят возле своих хибар. Неужели уж так обедняла деревня?

Никоим образом. Старики исправно получают пенсию. Только вот долго она не держится у них в карманах. Родные алкаши – дети, внуки и правнуки, непременно изымут все до копейки. Скажете – не отдавай. Можно и так, но, неровен час, прихлопнут без оглядки. Говорят, Агафью Бердышеву, Бердышку, отправил на тот свет внучок. И – ничего. Власти даже ухом не повели. Схоронили старуху, как отслужившую свой срок на земле. А внучок Хорьчишка продолжает грабить деревню средь бела дня. Поймает на улице гуся, открутит ему башку, за длинную шею закинет его за плечи и идет домой устраивать жареху. Бабы ему вслед: «Витька, как тебе не стыдно?» «Вот развякались. Ты есть хочешь? И я хочу», – и весь разговор.

Доходная отрасль для алконавтов – цветные и черные металлы. Принимает их Жорка Кардан. Весь двор у него обнесен двухметровым забором, обшитым листовым железом. Не подожжешь. Говорят, у Жорки в городе есть какая-то крыша. К нему частенько наведывается КамАЗ, чтобы забрать железки. Городские привозят ему дешевой паленой водки и еще «трояр». Заберется латрыга к какой-нибудь старухе, соберет всю посуду – и с торбой за плечами к Жорке. Соседи старухе говорят, что вот этот негодник обчистил ее. Она к Кардану, отдай мои кастрюльки. Надоели ему такие ходоки. Городские хозяева привезли ему пресс. Всю домашнюю утварь он пропускает через него. Теперь ни одна бабуля свою посудину не распознает. Да и все, что осталось на машинном дворе от развалившегося колхоза, прошло через Жоркин двор.

В черноломном деле самую жирную точку поставил Откуля. Так звали одного забулдыгу. Возле дома Слепенковых стоял давно заброшенный трактор. От него остались двигатель и ходовая часть, вросшая в землю. Понятно, что даже бригадой трактор и с места не сдвинешь. А Откуля понимал толк в электричестве. Решил он управиться с дизелем с помощью сварки. Набрасывал на уличные провода защищенный провод от электрода и резал трактор на куски, которые можно было довезти до Кардана на таратайке. Профессионал. Свой бизнес Откуля творил днем, ночью не спрячешься, сваркой только будешь пугать деревню. Вокруг мастера всегда собирались ротозеи, да и завистники тоже. Отрежет он солидный кусочек от трактора, а Ботелка подаст ему в форточку не «трояр», а бутылку беленькой. Пей – не хочу. И вот получилась у бизнесмена страшная осечка. Что произошло, – неизвестно, но ток замкнулся на Откуле, аж волосы подпалились и подметки отлетели.

Всего нагляделась Ольховка, все ей, кажется, нипочем, но вот Басика все боятся до зяби в костях. Леньку Котова еще в детстве прозвали Басиком. Имел он в городе квартиру, жену, детей. Спился до чертиков. Жена с ним развелась, разменяла квартиру. Басику достался какой-то угол на окраине. Угол этот Басик продал и заявился в деревню к бабушке Анисье. Поначалу при галстуке хаживал, пил, ел, курил все самое дорогое. Бахвалился, что на заводе ему цены не было. Скоро имеющиеся копейки он промотал и подладился под бабкину пенсию. Старуха сутками сидела без корки хлеба. И пошла она на крепкое упорство, нет денег, да и только. Басик ее из последних ветошек вытряхнул, на самом деле, при старухе – ни гроша. Спрятала, ведьма. И потащил Басик Анисью к колодцу во дворе. На грани гибели, стала орать старая на всю Ольховку. Пока внучок пытался запичкать ее в колодец, сломал ей два ребра. Сбежались соседи, отняли. Местная власть, на которую за равнодушие к погибающим людям жаловались во все концы света, проявила тут прыткость. Завели на Басика уголовное дело, судили. За два сломанных ребра дали ровно два года лагерей. Отсидел Басик. Вернулся. Живет один. Бабка сбежала в город к родственникам, бросив все пожитки. Ольховка затаила дыхание. Недавно у Паньки Смолина пропало десять кур. А со двора Басика струится пряный запах жареной курятины.

…Иду от Комиссаровки пешком. Вдоль дороги сквозь полегший прошлогодний бурьян пробилась молодая зелень. Земля живет. А что ей не жить. Это человек не хочет на ней жить по-доброму. Полвека назад, именно здесь, с дядей Колей Приказчиковым мы обмолачивали хлеба. Шестнадцатилетним, я работал помощником комбайнера. Ох, и звенело все вокруг! А сейчас над полями висит мертвая тишина. И нет нужды кичиться да хвастать, говорю, как на духу: тогда хотелось показать себя, отличиться. За время уборки я заработал и денег, и зерна.

Поживу с недельку у двоюродной сестры Маши. Похожу по деревне, подышу воздухом детства. И знаю, что в минуты расставания с Ольховкой непременно подумаю, неужели это в последний раз, навсегда?..

Николай Романов