Сегодня исполнилось бы 90 лет Евгению Михайловичу Чучкалову – человеку, прославившему Ульяновскую область далеко за ее пределами. О Чучкалове написано много. Но, кажется, никогда о нем не будет написано все настолько неординарная это была личность. «СК» предлагает взгляд на знаменитого доктора из семейного круга. Об отце и маме, Прасковье Кузьминичне, нам рассказала их дочь, Татьяна Никитина, проректор УлГУ, декан факультета культуры и искусства, заслуженный работник культуры РФ.

Была желанным ребенком – Татьяна Евгеньевна, каким Вы вспоминаете родительский дом?

– И у мамы, и у папы была способность мгновенно откликаться на человеческое горе, просьбы, поэтому дом был продолжением их работы: пациенты, истории болезней, внезапные выезды по вызовам… Папа возглавлял больницу для обкомовских работников – вроде как для элитных пациентов. Но домой к нам шли за помощью разные больные. Статус тут был ни при чем. Я все это помню, потому что работа родителей мне была безумно интересна.

– Вы не чувствовали себя на обочине этой кипучей жизни?

– Я была очень желанным ребенком, особенно для папы. Брат родился в 1943 году, а отец всю войну воевал. Со мной к нему пришло осознанное отцовство. Папа даже присутствовал при моем рождении.

Несмотря на занятость, он давал мне столько, сколько не каждый отец даст. Летом мы ездили на Свиягу, на Волгу. Он сажал в машину всю детвору и возил в несколько заходов. Он играл с нами во дворе, ходил на лыжах, катался на коньках.

Вот за учебой моей родители почти не следили. Контроль включался дня на три, если в дневнике вдруг появлялась запись. А потом опять все вставало на свои места. Но за моими успехами в музыкальной школе мама наблюдала.

– Почему Вы не стали врачом? Казалось бы, все к тому располагало… – Мои родители слишком хорошо знали, сколько сил надо отдавать, чтобы стать настоящим врачом. Мама как главный терапевт области объездила все районы, создавая терапевтическую службу. Она была изумительным диагностом. Говорила, что врач не может быть узким специалистом. Надо иметь представление об общем состоянии организма. Нередко люди к ней приходили больными, а уходили здоровыми. Словом лечила.

Еще один момент: после музыкального училища я уже с 17 лет прилично зарабатывала, а врачу надо долго учиться. Мама в 48 лет стала инвалидом и боялась, что может умереть раньше, чем я получу образование. Кстати, цирроз печени она сама себе вылечила «Волжанкой».

Умерла она в 73 года от болезни сердца. Так что мама была первым «пациентом», на котором прошли испытания ундоровской воды.

Больница XXI века – Вы чувствовали свою причастность к знаменитому открытию отца?

– Мы жили этим. Отец возил домой бутыли с водой. Мы пили эту воду, помню, она мне не нравилась: на второй день становилась ржавой – столько в ней было железа. Исследования, опыты с собачками, строительство санатория, дороги к нему, завода по газированию воды – все это было частью моей жизни. Я училась, кажется, в четвертом классе, когда мы с родителями поехали в тур по Волге.

Помню, у нас вся каюта была завалена историями болезней. В это время в ундоровской больнице первые пациенты проходили курс лечения водой. Отец постоянно был на звонках.

Сотовой связи тогда не существовало, и на каждой стоянке он звонил в больницу по межгороду. В перерывах между стоянками – тоже работа: на палубе какими-то приборами замерял параметры воздуха.

– Евгений Михайлович широко известен, прежде всего, как человек, открывший «Волжанку».

Но ведь ему принадлежит ряд открытий в отоларингологии, гастроэнтерологии… Какая сила заставляла его жить в режиме вечного поиска?

– В основе всего было желание помочь… конкретному человеку, в конкретной ситуации. Умирала девочка от туберкулеза, а он услышал о том, что в Ульяновской области есть источники воды, богатые серебром. Начал заниматься водой, чтобы спасти девочку. У мальчика застрял гвоздь в одном из бронхов. Помочь было почти невозможно. Отец предложил попробовать достать гвоздь с помощью магнита. Тут же связался с изобретателями, потом ульяновские инженеры за ночь изготовили электромагнит. И ребенка спасли. Отец был энтузиаст, никогда не сидел в кресле. Объездил всю область, своими глазами видел проблемы людей и тут же бросался помогать. Идет рост заболеваний желудочно-кишечного тракта – он изучает опыт японцев, которые продвинулись в этом деле.

Японцы подарили ему два гастроскопа – первые в Ульяновской области. С этого у нас началась вся эндоскопия.

Все, что появлялось за рубежом прогрессивного, он старался внедрить у нас. В 1985 году в Ульяновск приезжал министр здравоохранения, он назвал областную больницу №2 больницей XXI века. Современное оборудование, новые методы лечения – все там было. В своей больнице отец построил рефлектор Бухмана и лечил концентрированным солнечным лучом. Буквально за забором больницы открыл воду «Симбирскую». Провел ее прямо в вестибюль, чтобы пациенты могли ее пить. Рефлектор еще стоит, но разваливается. Источник закрыт.

Не верю, что думали о людях – Вы следите за событиями вокруг второй областной больницы?

– Конечно! Отец отдал больнице 32 года жизни. Я видела ее расцвет.

Больно, что последние 22 года больница проживала то, что было, – никакого нового оборудования, оснащения… Но там осталось главное – традиции, особое отношение к пациентам. Я помню, что отец каждый день делал сам обход, каждого больного он знал по имени-отчеству, с каждым говорил. Вот это особенное, трепетное отношение к людям осталось, его сохранил коллектив. То, что сейчас происходит вокруг второй больницы, все эти попытки ее закрыть и передать куда-то площади, – это варварство. Мы говорим, что у нас год семьи, год ребенка, но забываем о том, что впереди у каждого – старость.

Сейчас и президент страны, и премьер-министр говорят о сохранении социальных гарантий. Для десяти с лишним тысяч человек возможность быть пациентами этой больницы и есть самые главные социальные гарантии. Я не вправе давать рекомендации, как проводить оптимизацию, которая, наверное, необходима больНа приеме: дед и внучка.

нице в части оснащения. Но не должно быть оптимизации за счет стариков. Отец строил больницу, когда еще не рвали землю под коттеджи. У него была возможность выбрать место на берегу Волги, где нет предприятий, где здоровый климат, который помогает лечению. Он сам прошел всю войну и строил больницу для людей, которые восстанавливали государство после войны… А о чем думают чиновники, которые несколько лет подряд предпринимают попытки ее закрыть?.. Не верю, что о людях, иначе не гнали бы стариков.

О способностях к бизнесу – Как Вы думаете, выпади на долю Евгения Михайловича другое время, стал бы он бизнесменом?

– Если под бизнесом подразумевать организацию какого-то перспективного дела, то, безусловно, отец был бы успешным бизнесменом. Но он не решал вопросы, исходя из личных интересов, не умел думать о себе. У него не было амбиций, он спокойно относился к признанию, наградам, к достатку. Когда его хоронили, многие удивлялись: неужели Чучкалов так жил… Папино богатство – это память людей.

Интересный в его жизни получился круг, есть в нем своя логика.

Когда отец начинал работать главврачом второй областной больницы, она располагалась на площади Ленина в небольшом здании. Потом отец построил корпус на берегу Волги, и здание больницы занял госпиталь, тогда в бывшем папином кабинете расположился кабинет гастроскопии. В этот кабинет он вернулся уже в конце жизни в качестве врача-гастроэнтеролога. Лечил ветеранов войны, таких же, как он сам.

Вот так его трудовой путь сошелся в одной точке. Он не мог оставаться без работы до самого конца. И умер мгновенно, словно остановился часовой механизм.

– Татьяна Евгеньевна, фамилия Чучкалова Вам мешала или помогала в жизни?

– Было время, я ее стеснялась. Если дочка Чучкалова, то подразумевалось, что все по блату. Но мне от родителей не только фамилия досталась. Я довольно удачная их копия. Сейчас, когда у меня есть собственные достижения, я с гордостью говорю, что я дочь Чучкалова. И если мне говорят, что нельзя быть такой прямой, открытой, я знаю, что эти качества – от родителей. И я от них не откажусь.

Записала Татьяна ЗАХАРЫЧЕВА