В Ульяновском музее современного изобразительного искусства имени Пластова завершает работу ретроспективная выставка творческого объединения «Левый берег» Если бы художники из этого объединения выставили свои картины во времена Никиты Хрущева, то неизбежно прошли бы по разряду модернистов-абстракционистов со всеми сопутствующими матюгами. Но в те времена они еще только родились, а с высоты наших лет многие из их работ смотрятся уже вполне традиционно.

Но в конце 80-х годов, во время горбачевской перестройки, когда ульяновские художники из «Левого берега» впервые начали выставляться, их рассматривали как альтернативу официальному искусству, как андеграунд, вышедший из подполья.

Творческое объединение «Левый берег» родилось в 1987 году. Своим названием оно обязано тем, что трое из его участников – Рамиль Идрисов, Алексей Соколов и Сергей Майоршин – преподавали в одной и той же детской школе искусств №5, которая находится в левобережной части Ульяновска. Потом к ним присоединились еще трое – Виталий Герасимов, Евгений Сидоров и Евгений Чевачин. Это было открытое сообщество художников-неформалов: к участию в совместных выставках они приглашали друзей и знакомых, благо никакого членства в объединении не требовалось. При всей их непохожести, этих людей объединяло одно: писать то, что хочется, и как хочется, и – показывать это миру.

– Желание выставиться было огромное, – говорит Сергей Майоршин, – но у нас не было ни выставочного зала, ни корочек Союза художников. Мы были, что называется, непрофессионалами: работали по восемь часов на основной работе, потом писали картины, которые не были предназначены для продажи за хлеб насущный. Мы не боялись ошибиться, поэтому картины были… такие.

Сюжеты картин «Левого берега» – бытовые, мифологические, библейские. Письмо смелое, размашистое, крупное, много краски, которую не жалеют и часто даже не смешивают.

Соколов и Идрисов нередко писали свои картины не кистью, а мастихином (это такая металлическая лопаточка), и очень быстро, на пике эмоции. У Алексея Соколова, например, есть целая серия петухов, самых разных, а также джазовая серия: «Красный джаз», «Желтый джаз», «Голубой джаз» и так далее – эти работы он действительно делал под музыку. Это очень эмоциональная живопись, поэтому во многом ассоциативная: иногда трудно понять, что происходит на картине, но свобода и буйство красок впечатляют.

– Такой прием письма не нов: красочное месиво, неряшливость, как будто ребенок делал, – говорит сотрудница Музея имени Пластова Ольга Королева. – Но каждый раз, когда мне говорят, что «моя внучка так же сделает», я говорю: попробуйте! Художник все равно ставит перед собой некую творческую задачу.

Рамиль Идрисов (он сегодня живет в Москве и занимается графическим рекламным дизайном) вспоминает, как на первую выставку «Левого берега» в подвале жилого дома зашли две женщины, дошли до середины зала, поняли, что попали не туда, развернулись и ушли.

– Вспомни те времена с их худсоветами: вот так правильно рисовать, а так неправильно, а где ты вообще учился? А нам хотелось просто рисовать! – вспоминает Идрисов.

– Художник делает то, к чему его подталкивает владеющая им эмоция.

С точки зрения официального искусства так делать было нельзя. Людей в «Левом береге» соединяла не идеология или техника, а стремление реализовать эмоцию. Это шло на фоне возрождения традиций русского авангарда.

Заведующая Музеем современного искусства имени Пластова Елена Сергеева считает, что художники «Левого берега» не придумали ничего принципиально нового, зато они переосмысливали художественный опыт поколений, в частности, традицию русского искусства первой трети ХХ века: – Это было не только у нас, в Ульяновске, это было повсеместно, в том числе и в Москве, просто эта тенденция имела местные особенности: где-то художники больше уходили в абстракцию, где-то в экспрессионизм, где-то – в современную тематику. «Левобережники» были мне интересны свободой выражения. Они не выдвигали никаких лозунгов, ни с кем не боролись, писали что хотели, не заботясь о том, что их не поймут.

В конце концов, поймут или не поймут – решать не им. Маркес тоже вот писал сложно, но это Маркес.

Член Ульяновского Союза художников Борис Склярук говорит, что «Левый берег» привлекал к себе внимание тем, что эпатировал публику. Он вспоминает, как Алексей Соколов «устроил цирк» в эфире местного телеканала, нарисовав за 15 минут одногоиз своих знаменитых петухов.

– Я тоже могу сделать этого петуха за 15 минут, – говорит Склярук. И сколько этих петухов у него уже есть? Ну, взял другую краску, ну и что? Это программа? Великое достижение? Или просто баловство? В искусстве все сложнее. Мы им дали полную возможность выставиться, добровольно предоставили зал, а они воспользовались нашими стенами, нарисовали там лозунг: «Долой Союз художников!». Такой эпатаж был нам не по нутру, согласитесь.

Сотрудница частной группы компаний Марина Уральцева, поклонница искусства «Левого берега», говорит, что для нее эти картины ассоциировались с «оттепелью», были противовесом «идеологическому граниту и мрамору»: – То, что сейчас пытаются назвать «эпохой «Левого берега», для меня – картинка о том времени, яркая, как открытка. Кстати, Идрисов свои картины никогда не называл творчеством, он так и говорил – «картинки». Это был просто выплеск энергии, ощущение праздника: еще не наступили страшные девяностые, было время «оттепели», начало прорастать что-то симпатичное. Эти художники не ставили себе никакой программы, просто жили, может быть, вопреки серым будням.

Вспомните те времена: люди надевали на себя немаркое серое, чтобы стирать реже, потому что порошок был дефицитом. И вдруг – «Кошка, играющая с бенгальским огнем»!

Полное название этой картины «Ленивая кошка, которая любит играть с бенгальским огнем в три часа ночи». Рамиль Идрисов вспоминает об этой работе с удовольствием: – Мне попалась какая-то испорченная краска, она тянулась, как жевательная резинка. Вот это свойство подошло к теме. А у меня как раз в мастерской жил кот. Этот кот, как все звери, очень непосредственный, то есть как-то не очень его интересовало, что думают о его действиях окружающие. Вот в этой картине – то же самое, мне понравилось это состояние, там есть реальное движение. У меня было ощущение: эта картина открыла какую-то дверь, с этого момента я начал рисовать свободнее.

Движение было не только в картинах: художники «Левого берега» двигались и к людям. Например, выходили с красками и мольбертами на улицы города, писали прилюдно вместе с учениками, вовлекали в процесс случайных прохожих.

Заведующая Музеем современного искусства Елена Сергеева говорит, что «Левый берег» оказался со своими идеями в нужное время в нужном месте: время масштабных перемен в обществе совпало с личным взрослением этих художников: – Они не могли появиться раньше, потому что сами были молодыми. Они дозрели как раз вовремя.

Будь они старше, может быть, стали бы соизмерять то, что они могут делать, с тем, что происходит. Но они окунулись во все это четко во времени. Все пришло параллельно: перестройка, открывались какие-то свободы, поэтому они свои выставки смогли наконец показать.

«Левобережники» не слишком дорожили своими работами. По словам Ольги Королевой, многие вещи приходилось спасать: «Творческие люди импульсивны: что-то не понравится – разорвать! Какие-то вещи из рук у них выхватывали…». Много работ было с легкостью подарено друзьям и знакомым. Так ульяновский архитектор Александр Капитонов с супругой собрали коллекцию из картин «Левого берега». Именно эта частная коллекция была выставлена в Музее современного искусства.

Сегодня объединения «Левый берег» не существует, большая часть художников разъехалась по разным городам. Коммерчески успешным из них стал только Евгений Сидоров.

Двадцать лет назад работы «Левого берега» воспринимались почти как откровение, сегодня это, скорее, страница в истории изобразительного искусства, хотя, когда смотришь на эти картины, ощущение праздника возвращается.

Сергей ГОГИН.