Корова Дочка
Уводят корову со двора – подарок бабоки и уже несуществующего отца. Зима, сижу у окна, на улицу идти не в чем, ни обувки, ни одевки (так говорили в деревне). Вижу из окна: чужой мужик уводит нашу Дочку, привязав ей на рога веревку.
Мама с бабокой тихонько, чтобы не тревожить меня, утирают слезы. Мне ничего не понятно, смотрю то в окно, то на бабоку с мамой. Корова оборачивает голову в сторону нашего дома, протяжно, жалобно мычит несколько раз: «Му-у-у-у!». Прощается с нами. Позднее я узнала, что корову нам больше не приведут, ее забрали за неоплаченные налоги (со слов мамы). А что с нашей семьей считаться? Отец пропал без вести – это гораздо хуже, чем погиб, мамина бабока – из репрессированных.
Корова всегда смотрела искоса на меня. Я стою с кружкой, жду парное молоко. Помню это молоко: теплое, вкусное, пахнущее травами, я его пью из кружки, а Дочка «улыбается» мне, легко помахивает хвостом, и у нее двигаются уши, она ждет зажатое в моей ладошке угощение – хлеб, который она слизывает теплым языком.
Мы с ней улыбаемся друг другу.
«Пух – тонна»
Меня приучают с раннего детства к труду. Заставляют скоблить неокрашенный пол косырем, стирать свое белье, подметать во дворе. И еще я пилю дрова с мамой. Меня кидает из стороны в сторону вместе с пилой.
Мама устает таскать бревна (дрова) и пилу вместе со мной, приговаривает, утирая пот со лба: «Отдых». Мне разрешали гулять в пределах видимости и слышимости от дома, конечно, только летом. Это была наша скамейка у дома, лужайка, небольшой пустырь за домом и речка по щиколотку, где мы ловили огольцов для своих кошек.
Вечером около нашего дома собиралась детвора босоногая, взрослые сидели на скамейке, о чем-то постоянно говорили, грустили. Учили нас играть в разные подвижные игры – лапту, чижик, прятки. Но самой примечательной была игра под названием «Пух – тонна». Нас, малышек, взрослые подкидывали наверх, ловили руками, мы верещали и радовались. Я всегда была «Пух». Как ни подбросят, даже если я щеки надую воздухом, все равно – «Пух».
Обидно было, были и «Тонны», но их было мало. Мы радовались солнцу, траве, наблюдали за стадом, которое «текло» вдоль улицы. Пахло парным молоком.
«Гитлер – капут»
Замечаем издали приближающегося к нам человека в потрепанной шинели, в обмотках, на ногах – калоши, некоторые ходили босиком. На шее – «серый» бинт. Догадываемся немец пленный. Нас ветром сдувает от него, мы разбегаемся по дворам и наблюдаем за ним в щелку – нам страшно. Немец кричит хрипло: «Хлее-е-б». Он, видимо, смекает: где есть дети, хоть один взрослый рядом.
Наша бабока выносит ломоть хлеба, картошку вареную. Немец жадно есть, лишнее складывает в мешок, который висит у него на груди. Бабока плачет, немец что-то хрипло говорит, вытирает слезы со своего лица.
Нам не слышно, что он говорит бабоке, после мы ее спрашиваем, о чем он с ней разговаривал. Бабока смотрела долго невидящим взглядом и произнесла: «Гитлер – капут». В соседнем селе за семь километров немцы пленные валили лес, распиливали на доски, грузили на машины.
Подушечки
Рядом с нашим домом – райфо.
Там устроили для детей сотрудников елку, мы, три человечка, тоже проникли туда. Сняли свою немудреную одежонку и водим хоровод с Дедом Морозом и Снегурочкой. Очень красивая елка – вижу первый раз в жизни такое, нам интересно, весело. Дух захватывает, мы поем, читаем стихи и поглядываем на мешок под елкой там подарки. По периметру комнаты сидят взрослые, на лицах у них улыбки, радость от праздника.
Наступает момент раздачи подарков. Мы все сгрудились около Деда Мороза и Снегурочки, протягиваем свои тоненькие ручонки. А Дед Мороз раздает подарки, но не нам. Мы кружим около Деда Мороза, то слева, то справа, а он нас не видит. Наблюдаем – мешок опустел, а мы подарка не получили, не знаем, почему нас обделили. Дали дружно хорошенького реву, так, что взрослые тоже заплакали и стали что-то указывать Деду Морозу.
Не выдержало сердце Деда Мороза, он по очереди брал нас на руки, подходил к шкафу, велел открывать его и забирать свой подарок. Я помню Деда Мороза, его сильные руки, ласковый голос, он вытирал мне слезы, что-то говорил и шел к шкафу за подарком для меня. Ничего на свете не существовало, только елка, Дед Мороз и подарок. Подарок я отдала бабоке дома, а содержимое – конфеты-подушечки.
Сеятели
Перед Пасхой женщины села пешком (12 километров) добирались до железной дороги, несли с собой масло, яйца, картошку на обмен. Нужна была мука для выпечки пирогов, куличей. Переход занимал не один день, мама приносила на плечах пуд (16 килограммов) муки. Бабока (папина) муку сеяла через решето и распределяла на хранение. Мы это все видели.
И вот взрослые ушли из дома, мы с братцем – одни. Хозяйничаем, решили быть сеятелями муки, нам этот процесс очень понравился. Муку нашли, решето достали, «сеяли» муку по всему дому. На полу были щели, неровности, мука просыпалась в подпол. Мы просеяли всю муку. Стоим у порога счастливые, от муки с ног до головы белые и заявляем бабоке, что мы «сеятели». Что было? Нам сильно влетело за это дело, особенно – братцу. А маме пришлось идти в поход за мукой второй раз, ведь впереди был праздник.
Майя ИВАНОВА.