Автор: Наталья ХОРОШИХ

Анне Парамоновой совсем недавно исполнилось 99 лет. Родилась она в Сурском районе, там и получила начальное образование. Много пришлось ей испытать за целый век. И если бы не сильный характер Анны Ивановны да поддержка родных и близких — оказалось бы ещё труднее.

– Мать моя рано овдовела, отца (он был электриком) убили за неосторожную шутку, – вспоминает Анна Парамонова. – И осталось нас шестеро детей. Мне тогда был один год. Жили очень скудно. Мать билась как рыба об лёд, да еще седьмым ребенком беременна была. Стали ходить побираться. Помню: однажды мы пришли в богатую семью просить хлеба. А хозяин вынес нам ложку протухшей каши и положил прямо на ладонь, говорит: «Ешьте, а я вам ещё дам!» А каша эта такая противная была! Мы, когда он отвернулся, выбросили её, а хлеба так и не дождались!

– Как же вы смогли выжить в деревне в такой нищете?

– А я уехала из села. Когда мне было 16 лет, надумала ехать в Москву. Приехала на вокзал, а там знакомых нет никого. Шпаны кругом полно. Каждый хватает за рукав: «Пойдём с нами, девчонка!» Мне страшно стало. Увидела мужчину в красной фуражке, кричу ему: «Дяденька, я боюсь! Тут шпана ходит! Мне переночевать негде!» Он пустил меня в свой кабинет и закрыл. А у него там диван стоит. Я потрогала — мягкий такой. Даже и сесть побоялась – вдруг сломаю. И вот я легла рядом с диваном на коврик. Он заходит и спрашивает: «Что же ты на полу лежишь?» – «Да сломать боюсь». Он смеяться стал: «Эх ты, деревня-матушка! Куда ты приехала? Ещё пропадёшь здесь!» Я говорю: «А мне домой возврата нет! Живём мы голодные там!» Он мне посоветовал: «Садись на трамвай № 49 и езжай до конечной, там будет строительная организация, тебя возьмут на работу».

Я так обрадовалась. А у меня с собой был большой красный сундук. Внутри лежали только каравай хлеба, пара чулок да мамины ботинки с резинками. Я за замок его держу, совсем как чемодан за ручку. В трамвай прыгнула — кого-то по ноге задела. А сундук-то тяжёлый!

Ну доехала до конечной. Идут все на работу через проходную, и я с ними. Мне стали кричать: «Стой! Куда ты с сундуком-то? Вернись сейчас же!» – «Да на работу иду приниматься!» Мне объяснили, как пройти в отдел кадров. А там без прописки принимать отказались. Отправили в другой отдел кадров, на стройку. Там у меня потребовали документы. Показала справку (раньше их давали вместо паспортов и свидетельств о рождении), а мне и говорят: «Ты несовершеннолетняя — не подходишь нам!» Я села и заплакала. И тут подбегает ко мне парень. Стал расспрашивать, что да как. Взял он мою справку, пошёл к начальству разговаривать. После этого меня приняли на работу и дали направление в общежитие в Крутицком переулке.

Там 173 койки было. Друг на дружке сидели. На кроватях тогда не было никакой панцирной сетки — две деревянные доски крест-накрест вместо днища. Мне комендант общежития говорит: «Места для тебя нет!» А я в ответ: «Да мне всё равно, куда пристроите, только не выгоняйте!» Положили меня к одной девочке. Она повернётся — я падаю, я повернусь — она.

На стройке я таскала кирпичи на пятый этаж. Ботинки у меня были на резиновой подошве, а зима-то холодная. Скользко, падаю с этими кирпичами. Один мужчина смотрел-смотрел на меня и подозвал. А я трясусь вся, замёрзла. И вот этот Франц Иосифович пригласил в коптёрку погреться. Спрашивает: «Будешь работать у меня? Привезут колымагу песку на лошадях — талончик нужно выдать. А я тебе дам полушубок, валенки — всё потеплее». Так и осталась у него, а параллельно ещё и училась на сверловщика. За работу получала только 500 г хлеба. Бывает, придёшь домой, замёрзнешь, так сразу и съешь весь хлеб. А раньше, чем через сутки, паёк не дадут. Однажды спросили, не хочу ли я работать в торговле. Так и устроили заведующей в буфет.

– Наверное, пришлось нелегко, ведь образование у вас было только начальное?

– Конечно, сложно. Я ведь и считать толком-то не умела. По ночам стала учиться вычислять на счётах. Потихоньку да полегоньку стало получаться. А потом меня выдвинули на должность заведующей кафе при заводе «АМО» за хорошую работу. В моём подчинении было 17 официанток и 2 повара. А один из поваров, Андрей Двали, был двоюродным братом Сталина. Бывало, он оставит мне большую банку икры, чтобы поела досыта. А я в деревню своим всё переправляла, они же голодали там.

– Раскулачивание коснулось вашей семьи?

– Как-то приехала домой в отпуск. А в моём родном селе как раз стали всех раскулачивать. Выступила я на собрании: «Кого вы раскулачиваете? Разутые-раздетые на поле работали! А тех лодырей, кто сидел в сторонке, в почёт поставили». Выступила я и уехала в Москву.

Через неделю приехала мать вся в слезах. Рассказала, что нас теперь из-за моего выступления лишили права голоса, корову отобрали. Я остолбенела. Тут же пошла к Марии Ульяновой в бюро жалоб на Ильинке. Расплакалась, рассказала все. Она вызвала какого-то товарища Васильева: «Пиши грозную телеграмму, чтобы семью этой девочки восстановили в правах и вернули им корову!» Тут же распоряжение было исполнено.

Когда я во второй раз приехала в отпуск, как раз в это время прибыл из армии мой будущий первый муж Алексей. Сыграли свадьбу. Он уехал в армию, я в Москву. Еду и плачу: «Что же я наделала? Как могла выйти замуж? С ума, наверное, сошла».

В Москве за мной ухаживал один парень. Когда он узнал, что я вышла замуж, то сильно обозлился и сказал, что сотрёт меня с лица земли. А я к тому времени уже вступила в комсомол. И вот на комсомольском собрании он заявляет: «А вы знаете, что она у нас раскулаченная была и её лишали права голоса? И сейчас, чтобы укрыть свою кулацкую шкуру, она вышла замуж за красноармейца». Меня сразу же из буфета перевели в уборщицы на кухню. А комсомольцы ещё, бывает, напачкают специально и говорят: «Давай-давай, убирай!» И у меня на нервной почве пошли по спине чирьи.

– Как же вам удалось выйти из этой унизительной ситуации?

– Знакомые мне посоветовали обратить на этого парня внимание и сделать вид, что я согласна разводиться с мужем. «Он вытащит тебя из грязи, – говорят, – а потом сделаешь ему от ворот поворот». Однажды я жарила котлеты, а мой ухажёр подошёл и говорит: «Жарко тебе, устала поди!» А я отвечаю: «Была бы моя воля, тебе горло ножиком бы перерезала». – «Да ты не серчай! Лучше давай в кино сходим». Ну сходили мы с ним несколько раз в кино, он заметно подобрел и снова собрание организовал. Там и сказали, что меня напрасно обвинили. Тут же на прежнее место восстановили.

Как-то раз идём с новым ухажером в кино, а тут смотрю мой муж Алексей в трамвай садится. Я и говорю: «Ну всё, муж мой приехал, прощай!» И пошла к Алексею.

– А ваш ухажёр больше не давал о себе знать?

– Прислал потом открытку, где на самом верху в углу написал: «Анечка, если твой Поляков любит тебя больше, чем я, то пусть напишет выше этого». Ухажёра моего командировали на шахты, он настойчиво звал меня с собой. Я не поехала, а вскоре пришла весточка, что застрелился он.

Мы стали жить с Алексеем. Снимали комнатку в чуланчике. Я работала буфетчицей, он учился. А тут ещё и дочка появилась. За комнату платить стало совсем нечем. Тогда нам предложили поставить ещё одну койку и подселили к нам двух девчонок, а они вшивые были! И деваться нам некуда было.

Я пошла в церковь и на последние деньги поставила свечку. А на обратном пути переходила через мост и увидела кошелёк с мелкими монетками. Набрала я 700 рублей и купила на эти деньги маленький летний домик. Ни кровати, ни стола, печка только сложена — и всё. Обедали на сундуке. Потом соседи дали стол и две табуретки.

Алексей закончил учёбу и стал работать в Кремле столяром-краснодеревщиком. Отделывал кабинет Сталина. А когда были праздники, в кафе мы делали большое количество бутербродов на демонстрацию, а мой муж оформлял колонны. Он был очень хорошим художником, рисовал портреты Сталина и Ленина размером с пятиэтажный дом.

Мы смогли поменять наш летний домик на комнату в Москве, без окон. Свет горел день и ночь. Стала я замечать, что у дочки моей зрачки увеличились. Пошли к врачу на приём, а доктор и говорит: «Вам менять квартиру надо, а то девочка может зрение потерять». Поменялись на узкую комнату с одним окном в этом же доме. Муж стал хорошо зарабатывать, купили кровать, диван, стол, посуду. Каждой тарелке радовались как дети. Я учиться собралась уже поступать, но не пришлось.

– Что же вам помешало?

– Война. Алексей пошёл в ополчение добровольцем и погиб 8 марта 1942 года. А я лазала по крышам, ловила и сбрасывала назад оттуда бомбы с зажигательной смесью. Окопы копала, а нам немцы с самолёта листовки кидали: Милые дамочки! Не ройте ваши ямочки! Приедут наши таночки, Зароют ваши ямочки!

Детей стали эвакуировать из столицы. А я с дочкой уехала в свою деревню. Паника была страшная, все торопились уехать из Москвы. Каким-то чудом я успела и сама сесть на поезд, и дочку посадить, и ещё даже швейную машинку с собой взять. Поступила на должность председателя сельпо. Делали заготовки для фронта. Отправляли туда яйца, картошку и другие продукты.

А однажды меня отправили в Алатырь, там было несколько ящиков конфискованных товаров. В них лежали такие красивые ризы и плащаницы — загляденье. Я взяла все эти 5 ящиков и отвезла к себе в село. И начали мы шить фески (маленькие шапочки). Брали нарасхват. За каждую феску давали 2 яйца. И столько мы яиц заготовили! Меня за это поощрили и отправили работать в Ульяновск. Дочку оставила в деревне.

В городе поступила работать товароведом. Там и познакомилась со вторым мужем — Павлом. Он работал председателем облпотребсоюза. У него на складах было всё. Однажды я купила на рынке кусок варёного сахара. Прихожу домой и говорю: «Кто поверит, что ты, председатель облпотребсоюза, у тебя склады ломятся от продуктов, а я покупаю такой сахар на рынке». А он отложил его в сторону и сказал: «Лучше буду пить несладкий чай, но брать со склада никогда не буду!» У нас и квартира промерзала вся насквозь, а когда попросила его похлопотать насчёт жилья, он ответил: «Да ты посмотри, люди в землянках вообще живут! Я квартиру не возьму!»

Так и сама Анна Ивановна, прожив почти целый век, никакими благами не пользовалась. В облсобесе проработала она 16 лет на общественных началах, не получив за труд ни единой копейки. В её семье постоянно останавливался кто-то из родственников:Анна Ивановна вырастила двух племянниц и взяла жить к себе сестру. Таблеток, лекарств и врачей не признаёт. С болезнями помогает справится сильный характер. До сих пор Анне Ивановне звонят знакомые и подруги, и для каждого у неё находится доброе слово и полезный совет. Ведь откликаться на чужую боль, забывая о своей, — главная цель её долгой жизни.