Автор: Наталья ХОРОШИХ
Евгения Громова — логопед с сорокалетним стажем. Она очень любит свою работу, но помимо неё, ещё и преподаёт в вузе. Евгения Фёдоровна учит студентов прежде всего быть добрыми и отзывчивыми людьми, ведь без этого никакие знания не пойдут на пользу.
– Мои родители не были медиками. Отец имел отношение к торговле, мать работала портнихой.
Когда началась война, отец ушёл на фронт. Мать стала работать заведующей пекарней, где выпекали хлеб и сушили сухари, отправляли их бойцам. Мне было тогда лет шесть. Спали на печке с сухарями. Многие в то нелёгкое время умирали с голоду. Маму умоляли принести хотя бы горстку муки из пекарни. И она приносила маленький мешочек и всем раздавала буквально по щепотке. А ведь за это могли расстрелять! Но маме было очень жалко людей, и она им помогала, несмотря на страх.
Image Потом она стала валить лес. Работа была тяжёлая. Толстые стволы сосен невозможно было даже обхватить, а хрупкие женщины умудрялись их укладывать в вагоны. – Сама я с детства хотела быть учительницей. Но логопед — это намного выше, чем учитель, – считает Евгения Фёдоровна. – После Барышской сельской школы я закончила в Сызрани фельдшерско-акушерское училище.
Потом стала работать в районной больнице и принимать роды. А женщины рожали в разных условиях: и на печке, и на полу, и на току, и в землянках.
Однажды за мной пришли на роды. Когда я зашла в дом роженицы — удивилась. Женщина висела на какой-то тесьме. Оказалось, что до меня роды приходила какая-то повитуха, которая и посоветовала ей рожать в таком положении. А плод перевернулся.
Я пришла в сельсовет и стала просить лошадь. Управлять телегой сел муж этой женщины. В 1956 году был очень сильный снегопад, а потом началось обильное половодье. Лошадь была в воде почти по шею. Подъехали мы к речке Сок, притоку Волги, который надо было переехать. Вода поднялась так высоко, что шла даже через мост. Мы подъехали, а нас уже встречают на другом берегу. Люди бросили нам один конец верёвки, а другой привязали к стволу. Я говорю мужу роженицы: «Ну, ведите свою жену! Мы ведь с ней утонем!» А он отвечает: «Ты акушерка, ты и веди!» Ну что ж тут скажешь? Я, хрупкая двадцатидвухлетняя девушка, обхватила крупную женщину, и мы пошли. Женщина стала кричать, а я ей говорю: «Не кричите, а то сейчас вдвоём утонем». Я думала, мы не выйдем — и самой надо идти, и беременную вести. Но случилось чудо, и до другого берега добрались, и роды прошли без осложнений.
Другого транспорта, кроме лошади, раньше не было, поэтому так я и ездила. Как-то раз мы чуть было не заблудились. С нами поехала женщина, которая должна была взять больничный лист. Мы ехали лесом, а была лютая зима. Сани заехали в какую-то пропасть. Ночь. Мороз. Лес. Видны только уши лошади. У женщины, которая управляла, сдавали нервы, и она кричала на животное. Тогда я забрала вожжи, привязала их к саням и говорю лошади шёпотом: «Но, но! Поехали потихонечку. Ну давай, собери все силы». И что вы думаете? Она и вправду собрала все силы, напряглась и выскочила из пропасти. Даже от радости задрожала. Вскоре вдалеке показались огоньки села, и так мы выехали из леса. Мои попутчицы долго удивлялись, как я сумела найти подход к животному. А я просто вспомнила слова своего отца: «Лошадью не надо управлять, лошадь должна сама дорогу искать». Ведь даже если человек ночью засыпает, конь сам выводит. Когда я была маленькой, папа рассказывал, что лошадь, подходя к железнодорожным путям, останавливалась, если где-то, пусть и далеко, шёл поезд. Животное ждало, пока состав промчится, а только потом трогалось.
В 1969 году был приказ о создании логопедического центра в Ульяновске. Я поехала на 4 месяца в Ленинград. Там прошла специализацию. Работы было так много, что и голос теряла. Даже в отпуске работала в сезонных детских речевых лагерях.
Вскоре я продолжила своё образование — в 1974 году я закончила отделение логопедии дефектологического факультета Московского педагогического университета.
В начале своей работы я ездила по районам Ульяновской области. Мне надо было выявить людей с дефектом речи разного возраста. Приходилось оставлять маленького сына на 3-4 дня. Кроме пациентов, я искала и специалистов. Брала выпускников педагогического института с дошкольного факультета и обучала их.
Меня часто спрашивают, по какой методике я работаю. Да нет единой методики! К каждому человеку должен быть свой подход. У меня очень сильная интуиция, и я могу после первой встречи уже сказать, сможет человек выздороветь или нет. Очень многое здесь зависит от воспитания, образования и психологического микроклимата в семье.
У врача всегда должны быть добрые глаза, ровный голос. Наверное, что-то есть и во мне. Может быть, поэтому меня никогда не боялись дети. Очень запомнился мне 1994 год. Тогда к нам в Ульяновск на врачебную конференцию приезжал Анатолий Кашпировский. Я занималась психотерапией, поэтому мы с ним нашли много общего. Он со мной долго разговаривал и даже подарил брошюру.
Евгению Фёдоровну не забывают бывшие воспитанники. Они часто ей звонят, пишут письма, а у двоих молодых людей доктор даже побывала на свадьбе. Пациенты Евгении Фёдоровны относятся к ней, как к родной. Тысячи людей вышли из кабинета врача счастливыми и смогли многого добиться в жизни. А какие ещё нужны доказательства того, что врач трудится не зря?