Мы, подростки-школьники с нашей сельской улицы, ранними осенними вечерами после уроков часто собирались на речке. Любители рыбалки ловили ленивых пескарей в песчаной заводи за перекатом, остальные сидели на корточках возле костра и пекли картошку. Это был наш осенний ритуал, который мы ежегодно строго соблюдали.

Картошка нас спасала в голодные военные, да и послевоенные, годы, и отношение к ней было почтительное до святости.

Иногда к нам на искрящийся огонек заглядывал отец Витьки, Карп Иванович, фронтовик. Витька был одним из нас, чей отец вернулся с фронта Великой Отечественной войны живой и невредимый. У остальных – или погиб, или пропал без вести.

Карп Иванович подсаживался на перевернутое вверх дном ведро, в котором мы приносили картошку с огородов, прутиком выкатывали из пышущей жаром золы для него обуглившиеся кругляши.

– А соли нет? – спрашивал он.

Мы переглядывались: – Нет.

– Ну, ничего. И так сойдет.

Перекидывая с ладони в ладонь огненно-горячую картошку, отколупывая подгорелую корочку, обжигаясь, все ели молча и сосредоточенно.

– А печь картошку можно и по-другому, между прочим заметил Карп Иванович.

Мы дружно уставились на него.

– Ладно. Завтра покажу. Придете на берег?

– Придем, – клятвенно заверили мы его.

Оказалось, картошку надо кучкой уложить в горячую золу с золотистыми от жара углями, накрыть ведром и развести небольшой костер.

А потом убирай ведро и выгребай картошку, дышащую обжигающим паром и совершенно чистую.

Мы были горды и довольны тем, что вот серьезный, в годах, как мы считали, человек, фронтовик, с виду строг, а ведет себя с нами как равный. И, естественно, у вечернего костра часто заходил разговор о войне, о том, как он воевал, что за орудие – миномет, какие были памятные случаи. Он вспоминал, а мы, сгрудившись вокруг, с замиранием сердца слушали и сопереживали. Как во время бомбежки минометной батареи у него рядом насмерть убило осколком подносчика мин, как им удалось выиграть дуэль с вражеской батареей, и уж совсем был удивительный случай в конце войны, можно сказать, последний выстрел, как его расчету повезло подавить дот с пулеметным гнездом, который положил нашу роту в атаке. Прибыли офицеры из полка,благодарили.

– Редкостный случай: навесным огнем накрыть дот, – восхищался командир полка. Положил мину как раз перед амбразурой… – Так он же охотник, глаз наметанный, пояснили батарейцы.

Командир полка обернулся к одному из офицеров: – Под моей койкой в штабе – ружье в чехле. Давай его сюда.

И вручил смущенному наводчику: – От охотника – охотнику.

Миновали годы. Посетить родные места удалось однажды весной. Из старых друзей в селе остались только трое – Андрей Воротников, Василий Курочкин да Петр Болотнов. Андрей окончил институт, работал учителем в школе, а Василий и Петр – механизаторами в сельхозкооперативе. Остальных судьба разбросала кого куда.

Приближался праздник – День Победы.

– Как обычно, в клубе будет собрание. Когото из ветеранов пригласить нужно. Вспомнят, расскажут молодежи, какой ценой народ добыл Победу. Только кого? Многих уже нет в живых, – сокрушался Андрей.

Я глядел на друга детства и воскрешал в памяти наши вечерние посиделки у костра на речном берегу. У Андрея от былой русой шевелюры остались одни робкие воспоминания, зато заметно прибыло спереди, и это никак не вязалось с его рослой фигурой.

– Пивом не балуешься? – постучал я рукой по его выпирающему животику.

– Что ты? Откуда у нас в селе пиво? Все это – от недостатка движения. Гиподинамия, как говорят врачи.

– А ты почаще ходи на рыбалку. Помню, ты был заядлый рыболов. Уходи километров за пять-шесть от села. Туда и обратно – вот тебе и дневная норма, как посчитали японские медики.

– Какая рыбалка? Все некогда. На огород времени в обрез.

– Кстати, Карп Иванович живой? – поинтересовался я.

– Слушай, я и забыл о нем вовсе. Только когда ты заговорил о рыбалке, вспомнил. Вот кого надо пригласить на День Победы, – оживился Андрей.

Однако с собранием вышел полный конфуз. Клуб тесно наполнился сельчанами, за ветераном съездил на своем «жигуленке» Василий Курочкин. Фронтовика усадили на почетном месте на сцене за одним столом вместе с сельским начальством. Я помнил его коренастым крепышом с зоркими внимательными глазами, а высокий нос на круглом лице тогда не казался особенно крупным. А теперь старик похудел, осунулся. Он равнодушно смотрел в зал, поводя заострившимся носом, и стал похож на утомившегося орла, тяжело присевшего отдохнуть на дерево и по привычке оглядывающего расстилавшиеся перед ним знакомые окрестности.

После доклада председателя совета дали слово ветерану. Карп Иванович сперва не понял, что от него хотят. Председатель склонился к нему и громко повторил: – Расскажи землякам о войне, как воевал, какой ценой нам досталась победа. Пусть молодежь послушает… Ветеран подошел к трибуне и застыл. Прошла минута, другая, пятая. Время шло, а он все молчал.

Зал ждал, затаив дыхание.

Наконец председатель совета снова наклонился к ветерану: – Расскажи, Карп Иванович, о своих боевых делах на войне… Ветеран помедлил, тяжело вздохнул: – Ничего не помню… Зал заволновался.

Андрей Воротников с тревогой оглядел земляков, поднялся со своего места.

– Карп Иванович, расскажи, как ваша батарея разбила минометную батарею фашистов и выиграла эту дуэль, – взволнованно подсказал Андрей. – Ты нам, пацанам, когда-то рассказывал об этом.

Бывалый солдат снова покачал головой: – Ничего не помню… Андрей подошел ближе к трибуне. От тревожного волнения его лицо горело, как от того вечернего костра на речном берегу, возле которого на корточках когда-то сидели сельские пацаны и слушали воспоминания бывалого солдата-фронтовика.

– А как ваш расчет в конце войны подавил дот с пулеметным гнездом, что не давал пройти вперед нашей пехоте? Мина взорвалась прямо возле амбразуры, и пулемет замолчал.

Тогда тебе, как наводчику, командир полка подарил охотничье ружье. Вспомнил?

Но Карп Иванович, глядя поверх учителя, словно его и не было, снова покачал головой: – Ничего не помню… Зал замер. Повисла гнетущая тишина. Только за окном была слышна суетливая воробьиная возня.

Карп Иванович еще минуту постоял за трибуной и направился было к столу, как вдруг внезапно остановился, словно встретил какоето препятствие. А потом стал заваливаться куда-то в сторону… – Вера Федоровна! – испуганно крикнул Андрей. Заведующая фельдшерским пунктом и без того уже пристально наблюдала за необычным поведением ветерана и поспешила к нему. Карпа Ивановича осторожно вывели из клуба и отвезли в медпункт, а затем и домой с наказом вести строгий постельный режим.

– Что это с ним? – обеспокоенно спросил Андрей.

– Скорее всего, инсульт, – коротко заметила заведующая. – И, может, уже не первый.

Сколько раз предлагала направить в областной госпиталь подлечиться – отказывался. А у нас для таких больных какие условия? Только чистый воздух да бабьи слезы…

Александр СЕЛЕЗНЕВ.