«В войне намешано столько крови и грязи, а нам ее подают через слой пудры», – нередко говорил фронтовик Юрий Куликов (на снимке). Эти его слова вспоминали в Музее современного искусства, когда готовили выставку военных картин Куликова. Он не любил рассказывать о войне, но не мог забыть о ней и выплескивал копившиеся воспоминания в картинах и стихах без прикрас и слоя пудры.

Война для ульяновца Юрия Куликова закончилась в 1949 году. После 1945-го он еще четыре года провел на Украине, где боролся с бендеровцами. Но, закончившись в реальности, в воспоминаниях совсем тогда молодого фронтовика бои продолжались. Он еще до Великой Отечественной хотел стать художником, а после нее, получив образование, в течение многих лет занимался практически только военной темой.

В Музее современного искусства в небольшом зале выставлены три его работы. Это полотна, посвященные прорыву блокады Ленинграда, подвигу защитника Брестской крепости Алексея Наганова и окончанию военных действий в Берлине.

Военные события, несмотря на всю их масштабность, Юрий Куликов воспринимал очень лично, свидетельствуют его работы. На полотнах, обращает внимание сотрудник музея Ольга Королева, нет батальных сцен и сражения армий, а есть только отдельные люди, каждый из которых своими силами приближал Победу. О том, как они это переживали, ярче других говорит полотно под названием «Тишина. Берлин». Покрытые туманом улицы разгромленной немецкой столицы, по которым пока еще с осторожностью идут солдаты – не верят в то, что война закончена. «А по асфальту шагом осторожным, еще не веря в мирную весну, идет патруль, стараясь не тревожить родившуюся в мире тишину», – эти строчки из стихотворения Юрия Куликова сопровождают картину.

Художник настолько сильпереживал военные воспоминания, что они выплескивались не только на полотна, но и на страницы блокнота, в котором он записывал стихи.

Военная тема – и из живописных, и из стихотворных его работ – ушла только через много лет после окончания войны.

Остались «осколки» – записанные короткие байки о фронтовых буднях. Они рассказывают о пережитом – о том, как чуть не утонул со знаменем части и выжил в страшной штрафной роте.

Лидия ПЕХТЕРЕВА

Знамя

Воинская часть при утрате знамени подлежит расформированию.

Знамя нашей части хранилось в чемодане. Трофейном, яркой желто-коричневой кожи, перепоясанном ремнями. У чемодана стоял часовой. В тот сентябрьский вечер 1944 года повезло мне. Ближе к ночи прибегает адъютант командира полка.

– Куликов, ящик в руки и на пристань.

Срочно перебрасывают.

Выскочил из блиндажа. Темень, грязь, дождь сечет. Бегу к пристани. Там навели понтонную переправу. Понтоны еле держат, простреленные, наспех залатанные. Бегу с чемоданом за «полуторкой». Началась пальба. Разрыв поднял одну из секций на дыбы. Как не свалился в черную воду – до сих пор не понял; как добежал, как чемодан донес – до сих пор удивляюсь.

Штрафники

Много легенд, романтического флера вокруг штрафных рот, батальонов, так называемых «карачевцев», «рокосовцев». На фронте все было гораздо проще и страшнее.

Первый раз я увидел штрафников в деле в Померании. Больше недели наша дивизия топталась у хорошо укрепленного города-крепости и ничего не могла сделать. Ранняя весна, погода дрянь, постоянные туманы, авиации нет. Немцы подготовились основательно – доты, надолбы, толстенные стены старинных домов. Дрались ожесточенно. Вояки они были серьезные, не киношные. Только после войны узнал, что в городе оказалось около 15 тысяч блокированных немцев.

И тут пронесся слух: «карачевцы» идут (штрафники, отличившиеся под Карачевом).

Шли они долго. Какая там рота! Все в валенках, а на дороге грязь со снегом, кто в шинелях, кто в ватниках. Не помню лиц, но какая-то страшная решимость, сила исходила от этих солдат.

В бой их бросили прямо с марша, и через день город пал. А потом несколько дней мы выводили «карачевцев» оттуда… Самый уважаемый трофей для солдата – спиртное. Его искали первым делом. Штрафники нашли в одном подвале огромный винный склад. Естественно, воспользовались от души его содержимым. Когда же их стали выводить, от досады из пулемета расстреляли огромные бочки. Сколько их там утонуло, пьяных, уснувших, одному богу известно – вино не просто залило полностью подвал, но и стояло на входе в подземелье… А через месяц я сам оказался штрафником. Дело было так. После дежурства я спал в землянке, когда там произошла ссора, и ребята убили старшину. Не знаю, за что, не знаю, как.

Да и особисты разбираться не стали – всех, кто был в землянке, отправили в штрафную.

Утром вывели нас к зданию костела или замка, где засели немцы. Площадь буквально завалена трупами. Пулеметы секут, взрывы, ад. По свистку бежим в атаку. Заскочил внутрь, куда-то стрелял, все как во сне. Это в кино рукопашный бой такой красивый и бойцы такие смелые и ловкие. Потом был удар, очнулся, когда санитар бинтовал мне разбитую прикладом голову.

Воевали в штрафной до первого ранения, и через день был уже в своей части, некоторые и отсутствия не заметили. Считаю, повезло.

Обмотки

Всю их прелесть понял весной на Украине. Сапог не хватало, вот и выдали их нам, новобранцам. Это такие длинные ленты темно-зеленой ткани, которые, как бинты, обматывались вокруг голени, захватывая часть ботинка или другой короткой обуви. Что и говорить, расстроились мы не на шутку. Старики же только посмеивались. Потом мы поняли, почему.

Весна выдалась бурная, раскиселило так, что танки вязли в украинском черноземе.

Что уж говорить о машинах, когда сапоги было невозможно порой без потерь вытянуть из грязи. Зато мы блаженствовали. Утром обмажешь обмотки грязью, подсушишь, и они сидят, как влитые, никакие лужи не страшны.