Александр РУСИНОВ

Тема образования для России очень больная. Все напичканы информацией о том, что нынешнее реформирование школы – это беда для страны. Иначе считает научный руководитель Института развития образования Высшей школы экономики Исаак Фрумин, один из ведущих российских экспертов в образовательной сфере. Хотя с его мнением все равно можно спорить…

– Когда я читаю местные СМИ относительно образования, я всегда очень удивляюсь, хотя знаю, что компетентность этих изданий ничуть не хуже, чем у центральных газет, – говорит Исаак Давидович. – Меня смущает вопрос: откуда берутся невероятные мифы и страхи? Про платное образование, про то, что магистров приравняют к кандидатам наук. Или еще про Федеральный закон № 83 директора школ интересуются: “А правда ли, что нам сейчас спустят планы на заработки?” Я уж не говорю про ЕГЭ… Это, безусловно, создает очень неприятную атмосферу в обществе.

– Не может быть, чтобы слухи рождались на пустом месте…

– Вы же не спрашиваете меня о том, каких выдающихся успехов мы добились? А правда ли, что у нас лучшая в мире начальная школа? Только про иррациональные ужасы. Причем так, как будто вы сами не учились в советской школе. Так вот, вспомните, как мы с вами готовились к экзаменам. Сейчас критики говорят только о том, что к ЕГЭ начинают готовиться с середины 10-го класса и больше ничем не занимаются. Я помню, как в середине того же класса у нас прекратились нормальные уроки, и нам начитывали ответы на вопросы к экзаменам. И их надо было так же тупо заучивать. И чем это запоминание лучше, чем запоминание 6000 мелких задачек?!

– Ну, есть же мнение, что российская школа, которая всегда шла своим путем, вдруг свернула на чуждую американскую дорогу…

– В ЕГЭ есть три части: А, В, С. Часть А – задания, где из 4-х надо выбрать один ответ. Часть В – просто вписать свой ответ в рамочку. Часть С – традиционные задачи – эссе, развернутый ответ на вопрос и т.д. Таким образом, ЕГЭ не является «угадайкой». Ведь часть С очень мало отличается от тех выпускных контрольных, которые мы с вами писали. Поэтому нет никакого переживания по поводу «натаскивания». Более того, я уверен, что это более правильная система. В свое время в наших выпускных экзаменах была только часть С. Человек, который занимался на реальную тройку, не мог сдать этот экзамен. Тогда детей заставляли писать одинаковыми ручками, чтобы учитель мог поправить что-то в выпускных работах.

– С ЕГЭ мы действуем в русле международного опыта?

– Я недавно вернулся из Казахстана. Они ввели единый экзамен раньше нас – национальное тестирование, которое вообще состоит из одной части А. И на наши замечания о примитивности они отвечают, что эта форма позволяет им провести полностью контролируемый тест. Вообще, наши данные показывают, что доля детей из сельской местности, которые поступают в столичные вузы, увеличилась в два раза. И это, безусловно, результат ЕГЭ. Кстати, в Москве уровень его неприятия самый высокий в стране. Конечно, не всегда высокие отметки ЕГЭ соответствуют результатам первой сессии. Но это касается в основном южных регионов… По остальным областям студенты с хорошими результатами ЕГЭ, как правило, показывают успехи и в вузах. Ректорское сообщество против по другой причине – они теперь не могут влиять на поступление.

– Неужели как человек, причастный к реформе школы, вы не видите проблем?

– Они есть. Во-первых, мы оказались не готовы по некоторым дисциплинам. Скажем, наши экзамены по обществоведению – это национальный позор. Если мы будем говорить про английский язык, то, как при советской власти, так и сейчас, общее время на изучение иностранных языков составляет более 400 часов. Не знаю, кто благодаря этому обучению научился хорошо говорить по-английски… В этом смысле те проблемы, которые сейчас имеет ЕГЭ по ряду предметов, в значительной степени унаследованы от «самой лучшей в мире школы». Но ЕГЭ все равно лучше, чем коррупция при приеме в высшее учебное заведение. Есть еще одна проблема. ЕГЭ создавался для одной цели – честного поступления в выбранные вузы. Как его сейчас используют? Какие-то умники из Минрегионразвития сделали результаты ЕГЭ по региону одним из индикаторов успешности работы губернаторов. Такие экзамены сами по себе являются высокой ставкой. Но когда это еще и ставка для губернатора и он начинает оценивать школы по результатам ЕГЭ, не приходится удивляться, почему идет массовое очковтирательство.

– И что, № 83-ФЗ – закон об автономных учреждениях – тоже не страшен?..

– Есть международные исследования качества образования, которые показывают, что высокая автономия школ, как в смысле обучения, так и в смысле использования финансовых средств, напрямую позитивно связано с их результатами. Конечно, сейчас мы воспитали поколение руководителей, которое боится собственной тени из-за того, что их переконтролируют. Но проблема не в том, что их заставят зарабатывать. Им дадут возможность прозрачно использовать дополнительные ресурсы.

– Не приведет ли «автономность» школы к злоупотреблениям со стороны школьных администраций?

– У нас большая страна, 60 тысяч школ. Из этих 60 тысяч, по моим оптимистичным оценкам, 10 тысяч директоров – очень толковые, хозяйственные. Еще 30 тысяч – «нормальные». А тысяч 5 просто никуда не годятся… Готовность человека «мухлевать» – не системная проблема. Это проблема качества директоров.

Во что действительно нужно вложить деньги – это в зарплату учителей. По уровню зарплаты педагогов по сравнению с другими странами Россия ниже. Поэтому мы думаем, что нужно увеличить расходы консолидированного бюджета на образование примерно на 0,7% ВВП.

– Вы считаете, что, подняв зарплату учителям, можно повысить качество образования?

– Мы сейчас делаем рейтинг прозрачности вузов в Высшей школе экономики. И уверены, что на него будет огромный спрос. Знаете, какое издание имеет в США самое большое количество копий? Это номер журнала, в котором публикуется рейтинг американских колледжей. Когда в 2003 году финские дети показали лучшие в мире результаты по естественным наукам и чтению, то финские журналисты стали в этом разбираться и пытаться понять, почему так получилось. И в Финляндию зачастили всякие делегации. Когда в 2006 году стало известно, что российские четвероклассники лучше всех в мире читают, то об этом никто вообще ничего не узнал. Это тоже показывает наше недостаточное внимание к качеству собственного образования…

– Каково реальное состояние системы профессионального образования? Какое место сегодня занимают вузы? – Россия является мировым лидером по охвату высшим образованием. И поэтому, когда мы смотрим на то, что происходит с нашими техникумами и вузами, то должны понимать одну простую вещь: в советское время в вузы поступало примерно 20% вчерашних школьников. Сейчас в высшие учебные заведения и техникумы поступает 93% выпускников. Если раньше в техникумы шли люди, имеющие пару троек, то сейчас те, кто не смог поступить вообще ни в какой вуз. В этом секторе есть большие проблемы, прежде всего, связанные с «качеством» студентов. За последние 20 лет высшее образование получили те, кто никогда не попал бы в вуз при советской власти. Что касается профессионального образования, то оно развивается там, где есть спрос на профессию, где есть работа. Там сохранились нормальные ПТУ.

– А что насчет страха перед новыми образовательными стандартами?

– Ответьте мне: как вы могли поверить в то, что в школе будет изучаться три предмета – Россия в мире, ОБЖ и физкультура?! Получается, что мы, русские, действительно такие, что нам надо всей страной пить сильнейшие антидепрессанты. Но это не так. Я помню, когда я был директором школы, любил розыгрыши. Например, сказать по громкой связи: «В школе объявляется карантин, потому что появились большие зеленые жабы». Мне кажется, что здесь «страшилки» – подобного рода. Мне тоже не нравится этот стандарт. Написан он отвратительно. Но зачем пугать и так бесконечно перепуганных людей? Идеологически этот стандарт правильный: надо, чтобы у учащихся была большая возможность выбора. У нас дети бегут из школ, потому что они понимают, что наше образование нерелевантно сегодняшнему дню.

Есть гораздо более интересный феномен – экстернат. Большая категория школьников не посещает школу потому, что хотят сами строить свою образовательную траекторию. На это и нацелен перспективный стандарт, который собираются ввести в 2020 году. Усилить вариативность на старшей ступени обучения. Конечно, учителя боятся, что останутся без работы…

Образование – не забота директоров школ и учителей. Оно, в первую очередь, забота тех, кто учится, и родителей. И если именно эти люди не будут понимать, что делается в образовании, это катастрофа…