Премьерный в России показ фильма «Фауст» Александра Сокурова, победившего на Венецианском кинофестивале, прошел 27 сентября в Ульяновске при личном участии режиссера. Переполненный зал Мемориала принимал его стоя. Режиссер обратился к зрителям с небольшим монологом и заметил, что, если после просмотра фильма хоть у кого-то появится желание взять в руки книгу, значит, работавшая над лентой команда со своей задачей справилась.

После показа Александр Сокуров рассказал журналистам, что он был проверкой не только для создателей фильма, но и для зрителей. Ульяновцы ее прошли. Правда, это не значит, что «Фауст» смогут посмотреть и в других городах России – современная российская культура и подобное кино плохо совместимы.

– Моей целью согласия на этот показ было посмотреть, как зритель в нашей стране воспринимает такие эксперименты, такие фильмы. Я сидел не в зале, а на сцене и смотрел.

Мне было очень важно понять, какое настроение в зале. И этой частью показа я удовлетворен полностью.

Это в общем практически повторяло то, что было в Венеции. С той лишь разницей, что там была публика, которая изначально была по-доброму расположена к нашей работе. В Италии наши работы знают хорошо, они все идут в прокате и выпущены на DVD, в отличие от России. Но и здесь восприятие было прекрасным.

Также мы увидели, что сложные формы показа, коим является кинопоказ на иностранном языке с субтитрами, возможны в практической жизни. У нас существует два варианта представления зрителю фильма.

Один вариант – это немецкий язык с русскими субтитрами, второй вариант – это озучивание. Я сам озвучивал всех персонажей. Второй вариант по-своему интересен, потому что он облегчает восприятие смыслов. Но существование еще одного звукового плана затрудняет восприятие эстетической части картины. Мы хуже слышим атмосферу, музыку, другие звуки, ну и, соответственно, есть проблемы и с пониманием эмоциональных характеров наших героев. Поскольку интонационная культура немецкого языка очень своеобразна и через интонацию актерскую мы можем глубже воспринимать характеры. Этот показ дает право говорить о ресурсах распространения культуры по территории современной России.

Но в нашей практической деятельности мы часто сталкиваемся с тем, что этот ресурс оказывается очень невелик. Чтобы организовать просмотр здесь, пришлось решить кучу вопросов – везти оборудование в зал, устанавливать его. Конечно, оно не соответствует техническим нормам. Недостаточная яркость и недостаточный контраст экрана, но все, что возможно, организаторы сделали.

– Какие у Вас ощущения от Родины Ленина, про уход которого Вы сняли «Телец»?

– Я, честно говоря, всегда внутренне боялся сюда приезжать. Но то, что я вижу из окна отеля с верхнего этажа, производит благоприятное впечатление. Аккуратные крыши, не видно мусора. К сожалению, видимо, все, что имело признак русской жизни, в хорошем смысле, такой волжской жизни, уничтожено. И каждый сохраненный дом здесь, когда едешь в машине, воспринимаешь как жемчужину.

Современные архитекторы ничтожны по сравнению со средней рядовой застройкой. Эстетических идей, исторических идей, преемственности идеологии, архитектуры, конечно, у современных архитекторов давно нет никаких. Они, вместо того чтобы быть архитекторамисозидателями, стали чрезвычайно деструктивной силой для всей России. Просто отчаяние берет, когда видишь, как они уничтожают города. Они – дикие люди.

– Появилась ли ясность с прокатом Вашего фильма в России?

– Нет. Дальнейшая прокатная судьба фильма непонятна, так как до сих пор не определено, кто будет заниматься прокатом. Такое кино требует профессионального подхода, хорошего зала, чтобы зрители увидели то, что заложено в фильме, разумной прокатной политики, а не показов с утра до вечера. Это серьезная работа, но работать так практически никто не умеет, потому что кинопроката в стране нет. Есть только две-три организации, которые все принадлежат американским корпорациям. Русское кино не вписывается в их методы работы.

Сейчас существует только одна копия фильма, которая была показана здесь. У съемочной группы нет средств печатать копии.

– Невостребованность Ваших картин в России, очевидно, болезненна, но не смягчается ли она осознанием того, что Вы делаете именно то, что хотели бы делать?

– Нет-нет, она не болезненна.

Мне было непросто от того, что то, что делает наша группа, не показывается. А сейчас я не испытываю никакого по этому поводу уже чувства, потому что, если я буду переключаться на проблемы, то я все равно никогда их не решу.

Я понимаю, что это ситуация объективная и субъективная.

Субъективная означает, что я не являюсь частью русского кинематографического процесса, не состою в группировках. И поэтомуменя не поддерживает в прокате наше кинематографическое сообщество.

Но задача моя, в силу моего состояния и возраста, уже постараться сделать, поэтому я не включаюсь в борьбу за показ. Я ничей не соперник. Я ни у кого на этом пространстве телевизионном не отбираю ни время, ни деньги, я не участвую в русских фестивалях, чтобы не мешать никому никак, и поэтому хочу в общем стараться работать дальше и делать то, что возможно.

Но у меня есть такое убеждение, что фильму зритель не нужен. Это зрителю нужен фильм! И, конечно, всему свое время. Что мы делаем, как мы делаем – оценить это трудно. Объективно можно сказать, что мы делаем все, что мы в состоянии в наших условиях. Качественная характеристика – вопрос непростой, и только время ответит, нужно это или нет. Если это имеет те качества, о которых иногда говорят, значит, это выдержит испытание временем.

Ну, а может, мы все ошибаемся, а на самом деле это ничего не стоит.

Время должно показать.

– Для Вас тема человека и власти исчерпана «Фаустом» или она неисчерпаема?

– Мне только приписывают, что меня интересует эта тема. Меня всегда интересовала только человеческая сторона. У меня любопытство возникает по проявлению парадоксов человеческого характера и наблюдению, как порода человеческая проявляется, даже когда у человека колоссальная ответственность – он свои мелкие страстишки и мелкие привычки, мужские, идиотские, не оставляет, а с ними в эту власть и проходит.

Человеческая природа здесь важна. Все мы люди и зависим от людей. Давно пора понимать, что те люди, которые находятся у власти, – это только некое отражение нас самих. Если народ не захочет и общество не захочет, невозможно пойти и сесть в кресло власти. Всегда народ участвует во всех преступлениях, которые совершаются в стране, и наша попытка сказать большинству населения, что оно-то не виновато, а это какая-то группировка или партия – это полная дурость, обман и самообман. Надо перестать говорить народу и обществу, что на населении нет никакой ответственности. Но это трудно. Во всех обществах есть эта проблема, все общественные группы отстранились от ответственности. Немцы единственный народ, который взял в какой-томомент на себя персональную ответственность. Русские не в состоянии это сделать, не в состоянии американцы, французы. Но чтобы иметь такой внутренний поворот, надо хлебнуть, как хлебнули немцы. И иметь такую фигуру, как Гете. У нас такой фигуры не было.

– В Венеции Вы, кроме «Золотого льва», получили специальную премию за гуманизм. Насколько гуманизм сейчас востребован в России?

– В России многое не востребовано, а вот это надо, чтобы было востребовано. Категорически надо.

Потому что средний общекультурный уровень ниже всякого представления о культуре. Он сейчас находится на уровне 1930-х годов.

– На нашем конгрессе культуры речь шла о том, что нужно научить культуру зарабатывать деньги. Можно ли это сделать?

– Абсолютно эта идея нежизнеспособна. Потому что государство существует как политэкономическая идея, но существует, чтобы административно-экономическим способом создать условия для культуры.

Культура никогда не должна зависеть от экономики. Экономика должна зависеть от культуры в гуманитарном смысле. Изначальная цель государства – всестороннее развитие культуры, сюда входит, конечно, и изменение качества жизни людей. И зарплаты, и доступность культуры, и доступность образования. Например, платное образование современное в Росии – это преступление государства. Такой, как я, из такого социального слоя, никогда бы не смог получить в современной России образование, а у меня два высших образования. Я никогда бы не смог осуществиться и самореализоваться.

Увы, многие в области культуры, и в политруководстве страны, и в общественности не понимают, что современный госкапитализм – это животное, у которого есть только желудок и, простите, прямая кишка. Ни души, ни сердца, ни легких, ни головы чаще у этого животного еще нет. Оно только развивается. И подстраиваться под эти вторичные органы пищеварения постыдно.

Нам нужно этот капитализм воспитывать и ставить его на место.

– Как?

– Общественными усилиями. Вы думаете, что со всеми проблемами в регионе справится губернатор? Мы напрямую Матвиенко говорили: кончилось время, когда вы могли управлять городами только силой вашей администрации. Стоп, хватит, мы пришли! И мы будем участвовать в этом управлении городом, мы будем нести часть ответственности за то, что в нем творится.

А как вы хотите? Создаете народное самоуправление, общественные организации, значит, у вас это будет. Заявляете о своих помыслах, что вы граждане и это ваша страна. Вы должны понимать, что да, это неприятно – жить в конфликте с государством. Я устал от этого конфликта.

Но на моей жизни же не кончается ничего. Значит, в области культуры и в общественной жизни еще долго мира не будет в России. В области культуры идет настоящая война.

Происходит гниение культурного сообщества, всего этого театрального кинематографического сообщества и самого общества. Общество потребления неизбежно ведет к процессу закисания мозгов. Поэтому надо воспитывать бойцов. Воспитывать в сознании молодых людей бойцовские качества. Хватит этими чистыми мягкими тонкими пальчиками обращаться с этими мордоворотами, надо, чтобы у мужчин, которые в культуре, были силы, чтобы они были сильными и мужественными.

Но боятся, трусят, продают.

Между прочим, «Фауст» о том, что душу уже нельзя продать. Потому что потеряли всякую цену. Все уже – некому покупать. Когда-то был этот шанс продажи души, но уже никто не купит, слишком много этих душ. Слишком много тех, кто готов ее продать. Было время, когда их были единицы, а сейчас миллионы готовы ее продать.

Лидия Пехтерева