В выставочном зале «На Покровской» открылась новая экспозиция «Доброе утро», на которой представлено творчество двух молодых талантливых художников: ульяновского скульптора Дмитрия Потапова и тольяттинского живописца Алексея Анисимова-Климкина. Работы, созданные Дмитрием Потаповым, покоряют своей совершенностью: они гармонично вписались в окружающее пространство музея.
Мы подошли к автору и поговорили с ним об истории искусства, талантливых художниках и о многом-многом другом.

– Дмитрий, как становятся настоящими художниками?

– Надо развивать воображение, духовно развиваться, претерпевать нужду, страдать, бить себя хлыстиком.

– Расскажи, как рождается мысль у художника?

– Одна из моих знакомых сказала: «У меня в голове столько мыслей, столько мыслей… Они все гениальны. Только вот, не знаю, какую из них выбрать…»
Один берет из миллиона мыслей – одну. И, преобразовываясь, эта мысль становится замечательной. Все зависит от того, как он ее доводит «до ума», как ее представляет, развивает и сопоставляет со временем и в пространстве. Тут, знаете, какую силу воли надо иметь, чтобы заниматься каким-то видом творчества? Это не просто картинки рисовать, глинку мять, камешек тесать. Почему ты этим занимаешься? Многие считают, что это – профессия. Хотя, настоящий деятель «не от мира сего». Нет, он не безумен. Он безумен от логики, которая называется «ремеслом». Настоящий художник делает что-то неповторимое, не похожее ни на что. Какой смысл копировать кого-то? А люди как воспринимают творчество? Нужно, чтобы было на что-то похоже. А это уже стереотип. Обыватель не в состоянии воспринимать что-то новое, потому что такова его психология. А то, что он никогда не видел, он не может воспринять, в принципе.
Необходим определенный промежуток времени, чтобы великого художника восприняли. Как во времена Микеланджело: его выбрал Папа Римский и предложил ему сделать работу: он понял его силу, не поверив в других, таких же хороших художников. И, с точки зрения того времени, тех ракурсов, находок и динамики, этот художник – великий. Сейчас – это общеизвестно, а в то время – потрясало.
Не могу представить, сколько мыслей пробежало в его голове в одну секунду. И все не так-то просто. За те четыре года, пока он расписывал сикстинский потолок, может быть, вся жизнь его прошла за эти годы. А как иначе? Работа должна действовать на человека. А зачем тогда она? Хотя она может быть качественной и всего лишь украшать что-то.
В фильме Андрея Тарковского «Жертвоприношение» один из героев говорит: «Я всегда боялся работ Леонардо да Винчи. Когда начинаю их смотреть, нахожу какую-то запредельную мистику, необычную конструкцию построения мира. Тайну»… Такое ощущение, что человек погружался куда угодно и во что угодно. Он мог это делать. И это чувствуется. И это невозможно сымитировать. Как будто, это уже было в человеке, и оно записалось, как на магнитную ленту.
А что такое музыка? Это музыка души композитора. Его переживания. К примеру, Бетховен. Что это? Это – музыка его души. Как его душа трепетала до такой степени? Это какие-то психозы, просто. Но как это гармонично, как захватывает…
Когда играли его знаменитую пятую симфонию, женщины, которые сидели в корсетах, падали в обморок. Настолько вибрация их крутила, заставляла погружаться в его борьбу, в его клубящуюся энергию. Искусство – это движение. И художник должен к этому стремиться.
Понимаете, художник – заложник своего таланта и гениальности. И он – несчастен, потому что не может этого не делать, хотя он и не стремиться к славе. Он не свободен. Есть только иллюзия свободы, но никто не свободен. Разве только глупец до определенного времени, пока не снизойдет на него озарение.

– А как к тебе приходит озарение, и ты вдруг создаешь такие прекрасные образы?

– Не знаю. По большому счету мои работы никому не нужны, кроме разве американцев. Очень люблю историю искусства. В молодости мне что-то прививали и показывали. Было интересно, хотя и не все понятно. С точки зрения тех знаний, мастерства, и понимания, сейчас пересматриваю те ценности и все то, что происходило. А иногда и очень жестко. А те вещи, которые любил тогда, меня не разочаровывают и сейчас.
Всегда любил Микеланджело, Рафаэля, Караваджи. Смотрю на их работы и думаю: «Боже мой, это же не просто какие-то картинки, объемы, мастерство. Там есть высокая ответственность, суть духовная. Почему такие художники не появлялись в России?»

– Зато на Руси был Андрей Рублев.

– Да. Хотя трудно сказать, что это был за художник. Даже Савелий Ямщиков, которого мы изучали в институте, сказал: «Что такое Рублев? Непонятно. Может быть, артель художников-монахов»? Кто он? О нем очень мало сведений. А его картины и иконы переписывались много раз. Сила Андрея Рублева в цвете, композиции. В те времена существовали канонические приемы письма: «Нам Рублев нравится. И давайте делать все так, как делал он». Элемент пропаганды всегда существует в любом искусстве.

– Его произведения великолепны.

– Да, хорошие. Не спорю. Производят впечатление. Но, дело в том, что вторым Рублевым быть не хочется. И не только вторым Рублевым, но и любым другим вторым художником быть не хочется тоже.

– Сейчас бытует мнение, что в музеях нашей страны выставлены не подлинники, а копии?

– Мне – безразлично. Главное, что это – было. Произведение искусства родилось и вошло в культуру. А то, что с ним происходит, это уже «из жизни червяков».
Меня и репродукция Джоконды впечатляет. Если бы у меня в комнате висел подлинник, наверное, я бы восхищался им сильнее, но мне достаточно и далекого образа, чтобы им восхищаться. Я не хочу рядом с ним находиться.
Счастье для скульптора: поехать, к примеру, во Флоренцию и постоять рядом с подлинником Микеланджело, чтобы ощутить ту энергию, которая была в него вложена.
Я к этому отношусь по-другому, потому что знаю, как это делалось: могу войти в эту структуру и почувствовать ее, с точки зрения, профессионала. Поскольку знаю, что этот художник останется величайшим во все времена.
Античность и древнегреческие скульпторы: Фидий, Пракситий – тоже очень мощные. Только из-за большого промежутка времени до нас дошло очень мало их работ. Микеланджело учился у Медичи. Воображение у него потрясающее и мастерство, достойное всякого восхищения и преклонения. Но ведь люди, которые талантливы, легких путей не ищут. А сейчас все хотят избегать трудностей. Может быть, все несчастья людей в том, что они ничего не делают? Духовно не развиваются.
Творчество – это огромный духовный труд, который проходит сквозь художника. Он – заложник этого и вынужден решать эту проблему.
Конечно, не каждый должен быть художником. Этого не пожелаешь никому. Если ты – не любитель, который пришел позаниматься, а серьезно вступаешь на эту стезю, то это путь Судьбы. И кокетства здесь быть не может, потому что ставки очень серьезные. Каждый твой шаг – это продолжение или конец. Не ошибись, дружок.
Почему такая большая смертность среди творческих людей? Потому что он написал, материализовал какую-то мысль. А дальше – ничего. И он умирает от того, что нет продолжения. Он рассчитывает на постоянное напряжение, на силу такого же тока, а чувство удовлетворения он уже испытал. Нельзя испытывать удовлетворение, должна остаться какая-то мечта. Надо выйти из времени. А это – сложно. Идет испытание временем. А быть современным во все времена, это уже «вне времени». И поэтому эти работы интересны до сих пор.
А те, кто во времени? Ну и что, если они будут иметь что-то сейчас, а что потом?
Все это сделать преднамеренно – нельзя. Все заложено в духе человека, наделенного этими качествами. Хотя, может быть, он и сам не осознает этого, но, иначе, он не может. Он все равно пройдет этот путь.
И художники не должны делать все одинаково. Бывает работа с искажениями, а она – эмоциональна и может оказаться даже ярче той, которая создана по каким-то канонам. Но, и это опять не для всех. Главное: индивидуальность. И все западное искусство направлено на это. А у нас, к сожалению, такой каток. И он был во все времена. Есть общепринятые стандарты, которые придумали академисты из Академии художеств. Ну, пусть они этим стандартам и соответствуют. Академисты всегда были «при власти». А где качество? Его нет. Да, оно есть в музеях. И тогда тоже было. А сейчас его нет. Либо одно мастерство, но присутствует глупость. А что изображают-то? Лишь что-то копируют и опять же имитируют. А где душевный трепет? Где он? Где мышление? Философия? Где вера твоя? Где эта сила? Работа должна производить впечатление. Нельзя ее просто назвать и вывешивать список понимания этой работы для того, чтобы какие-то искусствоведы, твои друзья, обслуживающие тебя, всем рассказывали: «Да, боже мой… Да что Вы…» Вы – никто, а мы – начальник штаба». В этом случае, самолюбие нужно растоптать, если хочешь чего-то добиться. От него нужно отказаться. Будет такое напряжение, что ты тут же лопнешь. А давление? Хорошо, когда ругают, а когда – хвалят: плохо! И это всем известно.
Иногда спрашивают? А как ты не устаешь? Художник – человек азартный, человек страсти. Он всегда ищет новое. Посредственность ему неинтересна.
К примеру, открываешь книгу, а тебе говорят: «Смотри, какой дорогой художник! 200-300 тысяч рублей нашел на альбом и книгу напечатал». Открываешь. Пять листов полистал, а там их около 200. И закрываешь. Хорошая книжка. И положил ее на полку. Неинтересно, потому что все одинаковое. А где работа?
Как говорят про английского художника Тернера? Он был немного странным, но работы у него интересные. Это – Художник. И он назван им не по какому-то знакомству или кумовству, а потому что он делает ни на кого не похожие работы. Цвет, ракурс – все нормально, все на месте. Так же, как и Леонардо да Винчи, он писал пальцем, руками. А когда он работал, он весь был там.
Однажды к нему пришел молодой художник. А он стоит в грязной манишке в краске, а пришел педант, некий эстет в белых перчатках. Он на него посмотрел: «Вы кто?» «Я – художник», – ответил тот. «Нет, Вы не художник». Это позеры. Они имитируют и производят впечатление невежд и людей, которые ничего не понимают в искусстве.
Некоторые люди живут «с чистого листа». Счастливые люди. Они считают, что они почти что боги. Им все понятно: еда существует для того, чтобы есть. Они живут, ходят, в бога верят. А зачем нам что-то делать? До нас уже все продумали. Не надо ничего делать.
Мне одна художница сказала: «Что ты мучаешься? Уже все придумано. И не надо ничего делать». Говорю: «Счастливый ты человек. Тебе не надо ничего делать».
А как делать, если не можешь и копируешь кого-то? Приходишь на общую выставку. Смотришь: одна, две работы. Да, ничего. Все выдержано, грамотно, в целом. А когда идешь на его персональную выставку, видишь его работы и думаешь: «Лучше бы не приходил». Опять почему? Потому что видишь человека впечатлений. Он увидел что-нибудь и начинает делать «не свое». У него как получается? Толчок. И он начинает волей-неволей копировать того или иного автора. И так смотришь периоды его жизни. Кем он увлекался? О, Петровым – Водкиным. Такой был у него петрово-водкинский период. А где твое? Роди его. Человек все это хорошо ловит. В каждом городе есть подобные художники. Я в другом городе посмотрел такую же книжку. Ба! И там такое есть. А в Москве таких – тысячи. Там только скульпторов – несколько тысяч.

– Ты стал скульптором, а не графиком или живописцем? Скульптура сложнее?

– Да нет. Надо только знать, как это делается.
Недавно, посмотрел рисунки Ван Гога и подумал: «Это хорошо. Духовно развивающаяся сущность. Он отвечает за каждое действие. Интересно смотреть».
Раньше, я рисунки Матиса не понимал. А вот сейчас смотришь: «Это хорошо, это здорово». Мне он всегда нравился, но сейчас вижу, что это очень высокое мастерство. Это не просто каляки-маляки. Каляки-маляки – это вон на улице, в скверике. Хотя «лубок» всегда был. И это даже не народное творчество, а попытка сымитировать какую-то классику.
Когда-то не было фотографии, и живопись несла другую смысловую нагрузку. Надо было рисовать людей. А сейчас есть фотография. И она стала самостоятельным искусством. Один известный художник говорит: «Да что эта фотография? Ерунда все это. Это каждый может. Да не может каждый! Я тоже занимаюсь фотографией и знаю, что это не просто. Считаю, что заниматься этим видом искусства должны все, особенно художники. И многие хорошие художники занимаются фотографией. Я видел фото Борисова-Мусатова. Он это для чего делал? Это воспитывает восприятие мира.
А бывает художник занят только собой и своей значимостью, а это неправильный путь. Ты можешь сам себя только кромсать. Есть даже картины, которые энергию высасывают.

– «Черный квадрат» Малевича. Я видела подлинник в одном из московских музеях. Картина – жуткая…

– Потому что он – настоящий художник. Этот человек занимался поиском, поэтому он и считается большим художником. Он художник хороший не потому, что нарисовал «Черный квадрат». У него было много всяких квадратов и прямоугольников. Чего только он не делал. Но он посчитал, что «Черный квадрат» производит самое яркое впечатление.
Например, одну из картин норвежского художника Мунка я в детстве боялся. Он написал ее, и она стала предчувствием первой мировой войны. И я слышал этот крик. Это страшно. Я был ребенком, чувствовал это и всегда боялся. Мунк был психически неадекватен, но художник – интересный. Не каждый человек может быть художником. Нельзя научить быть художником. Овладеешь навыками техники – будешь талантливым, переписчиком, перерисовальщиком. Но невозможно в институте научить мыслить. Человек рождается с этим и еще набирает по жизни. А рядом с гением – душа отдыхает. Он – мучается, а отдыхает – твоя душа.

Лариса Ярдаева