Николай РОМАНОВ
В прошлом году ранней весной я оказался в Дубравке. Эта небольшая деревня стоит слева от дороги на полпути в Ундоры. Хорошие здесь места! Тихо. В длинном овраге стоят раскидистые березы, которые подпитываются водичкой еле заметного ручья, но этой воды хватает для двух прудов, которые разделены крепкой, со сливом, плотиной, и по ней спокойно проходят тяжелые грузовики, тракторы. А левее, до самой Свияги, раскинулась дубовая роща. Ниже к реке, тут и там, в тростниках и камышах, поблескивают на солнце чаши стариц, и здесь бежит проворный ручей. На нем стоит неизвестно кем и когда поставленный дубовый крест. Невольно приходит мысль, что это действительно святой уголок природы, каких сейчас мало где встретишь.

Скворцы прилетели!

Безрассудно-деятельный человек наш любую зеленую поляну может превратить в мусорную свалку, а в свежий ключ обязательно спустит отработанную тракторную смазку. Но сегодня вся эта деятельность остановилась, отделение совхоза в Дубравке давно забыто. Наезжают сюда только горожане, купившие пустые избы под летние дачи, но, говорят, и этому не очень-то рады. Оставшимся местным жителям заниматься абсолютно нечем, вот они и корежат любые двери и ворота. Дойдя до крайних изб, я буквально обомлел от встречи со скворцами. За последние годы ни в городе, ни в селах, в которых бывал, я нигде не видел этих замечательных, красивых птиц. Здесь, в Дубравке, они не столько занимались своими весенними песнями, сколько сновали из края в край, то ли в поисках старых гнезд, то ли приглядывали места для новых. Известно, что многие наши любимые птицы погибли не где-то на турецких берегах, а на наших полях, когда мы обильно удобряли их минералкой, а от сорняков очищали гербицидами. Половина этого добра оставалась в буртах под открытым небом… Грачи как-то спаслись, а вот скворцы погибли.

И вспомнил я тут свои далекие детские весны. Только еще сходили снега, а мы с другом Сашкой Софроновым начинали готовиться к прилету скворцов. Ладили скворечник, а потом шли в березняк за селом. Залезали в чащобу, где березы стояли, как свечки, выбирали самую стройную и высокую, чтоб была обязательно выше, чем у соседа Витьки Кильмана. Эта береза служила шестом, к концу которого мы крепили скворечник с рогатой веткой, чтобы птицы на них садились и песню спеть, и перышки почистить. И вот мы, то ходим по улице, то сидим на крыльце. Скворцы прилетели! Теперь для нас важно, какой домик выберут птички первым на всем порядке. Сердце заходилось, когда они выбирали именно наш домик! А какие трели разливались по всей улице! Проходило время, и в скворечнике начинался раздаваться характерный писк: значит, скворчиха вывела маленьких птенцов. С этого момента у семейной пары начинались большие хлопоты: надо было кормить малышей, благо – рядом под окнами старый пруд, и в сыром берегу у самой воды всегда можно было набрать червячков для птенцов и подкормиться самим.

Друг говорит: «Бери лопату, пойдем всковыряем берег, чтобы скворцы лучше видели корм». И ведь точно, птицы сразу ныряли в нашу канавку. И никто не мог подумать, что скворцы наткнутся на какие-то гербициды. Накормят наши любимцы своих птенцов, сядут на ветку над скворечником отдохнуть, а мы сидим с другом в проулке на зеленой лужайке, глядим на них с умилением – жизнь продолжается. С той поры прошло более полувека, а речка детства не мелеет.

Арбузы в стожке сена

За всю жизнь я ничего слаще не пробовал, не ел, чем арбузы и дыни с нашего тургеневского угорья. Говорят, что голь на выдумку хитра. В 1947 году у нас на Средней Волге была повальная засуха. И, пожалуй, именно в тот год тургеневские крестьяне решили заняться бахчевыми на большом песчаном угорье. Оно было расположено так, что с утра до вечера находилось под солнцем. Пески эти, кажется, никогда не обрабатывались. Что с них возьмешь, если росли здесь только пырей и ковыли, перекати-поле и чабрец, который в народе прозывался богородской травой. На песках царствовали одни суслики, этим представителям семейства беличьих корма вокруг вполне хватало, резвились они возле своих нор и свистели так, что заслушаешься.

Все песчаное пространство мужики вспахали на лошадях обычным плугом, получилось ровное и чистое золотое поле. Помню, мама принесла домой маленькую сумочку семян арбуза и дыни. Каждой колхознице было велено замочить эти семена теплой водой, потом завернуть в мокрую мешковину и, как только они проклюнутся, спешить на угорье, чтобы высадить семена в песок. Там бригадир следил, чтобы семена распределялись по площади не очень редко, но и не часто. Когда появлялись всходы, то их для укрепа поливали из бочек. Воду привозили взрослые ребята на лошадях.

В июле, ко Дню апостолов Петра и Павла, на ветвистых плетях уже были всюду маленькие арбузята. У арбуза очень сильный и длинный корень, способный добывать влагу с большой глубины. На солнцепеке круглые, темно-зеленые плоды увеличивались буквально на глазах. К этому времени колхозное руководство ставило на бахче сторожей. Пацаны постарше делали набеги на сладкое угорье, но нас с собой не брали. С другом Шуркой Слепенковым мы все же пошли на разведку. Над верхней полоской угорья стояло три шалаша – жилища сторожей. Эту роль выполняли старики, и вряд ли кто-то из них догонит тебя, если ты с краю завернешь под рубаху арбуз и пустишься наутек. Но ведь распознают тебя, потом донесут родителям – порки не миновать. Побродили мы по нижней дороге. Нет, ничего не получится. В среднем шалаше сидел дядя Сергей, который жил от нас через два дома и которого звали на улице Малышкой, потому что в его семье, когда он родился, уже был один Сергей (раньше давали имена по святцам). Но не пойдешь же к нему клянчить арбузик через всю бахчу. Сторожам помогал объездчик на лошади в седле. Узрит тебя, пожалуй, от его кнута вся спина будет в ремнях. За дорогой сразу же начиналась луговина, которая переходила в мелкие кустарники. Сторожа на этой луговине косили сочные травы, сухое сено тут же укладывали в небольшие стожки. В отчаянии я пошел к одному стожку и запустил в сено свои ручонки. Наткнулся на большой арбуз! Тогда мы с Шуркой стали прощупывать весь стожок по кругу. И еще выкатили из сена пять арбузов. Удача? Конечно! Но как мы управимся с такой ношей? И вдруг я вижу, едут на жатке-лобогрейке знакомые парни, а Ванька Приданов, так этот вообще с нашей улицы. Мы кинулись к ним со всех ног.

С внуком Малышки Сашкой Рублевым мы учились в техникуме. И как-то я вспомнил про арбузы в сене. И Саня добродушно рассмеялся: «Так вот кто стибрил мои арбузики». Оказалось, что стожок служил у них с дедом своеобразным перевалочным пунктом. Сашка заверил Малышку, что никаких арбузов в стожке не было. «Ври больше, скажи – слопал с дружками, – и шабаш».

Сладкая репа турнепс

Арбузы с угорья, конечно, заняли в памяти особую нишу. Но это было колхозное, не твое. Но было у меня и свое довольно сладкое угодье. Сразу за огородами Сиротской улицы многие держали собственные небольшие огородики, так называемые капустники. На этих участках люди в основном выращивали капусту, некоторые пытались возделывать огурцы, моркошку, но урожая, как правило, собирали мало потому, что по этим капустникам шастали все, кому не лень. В то время отец заведовал колхозным складом-амбаром, и неизвестно откуда у него оказались под руками семена турнепса. Позднее я узнал, что это кормовая репа, но она, в отличие от той, которая идет к столу, была сладкой. Вот под нее-то мы с бабушкой и отвели часть капустника. В ту юную пору я был рачительным хозяином. На колхозные трудодни ни мать, ни отец почти ничего не получали, приходилось рассчитывать на картошку с огорода за избой, да на капусту с заднего участка. И вдруг – на тебе! – сладкая репа. Чтобы она росла большой и крепкой, я обильно ее поливал. Рядом было болото, так вот от него я прокопал канаву метров в тридцать, подвел ее под плетень на участок и уже здесь выкопал яму. Эта яма за несколько минут наполнялась всклень мутной болотной водой – черпай хоть весь день. Капусту и турнепс я поливал утром и вечером. Похвалился как-то перед ребятишками своим сладким турнепсом. С очищенным белым корнеплодом я появился на нашей улице, каждому дал отведать. От моего турнепса на грядках остались одни вершки. Видя такой разор, бабушка приказала отцу выкопать весь турнепс без остатка и скормить его корове. Нашей Вечорке сладкие корни очень понравились. Сегодня я вспоминаю обо всем этом и с грустью, и с теплинкой в душе. Живет в ней память детства, и речка этого детства не мелеет. Вы думаете, этого мало?..