Одним из самых ярких выступлений на гончаровской конференции называли доклад литературоведа и переводчика из Берлина Веры Бишицки.

Все, начиная с заголовка «Волноваться, кипеть, гореть, не знать покоя и все куда-то двигаться…» и подзаголовка «Об отваге и удовольствии выманить летаргического Илью Ильича на Запад», свидетельствовало о том, что в кресле на сцене областного драматического театра имени И.А.Гончарова сидит не просто красивая, но и очень талантливая женщина. Ее доклад с долей и юмора, и иронии заставил и нас, симбирян, по-новому взглянуть на Обломова. Ну, если его, а не Штольца, хотят выманить в Германию, значит, его полюбили. Вера Бишицки с удовольствием ответила на наши вопросы.

– Вера, ваше знание русского языка и любовь к Гончарову наводят на мысль: нет ли у вас русских корней?

– Нет, я – немка. Родилась в Берлине. Но появление Гончарова в моей жизни не было случайностью.

Все в жизни рождается из любви.

Моя любовь к Гончарову возникла из любви к русской литературе. Ее истоки – в общении с бабушкой, которая имела большую библиотеку, знала и ценила русских классиков. Она часто читала мне книги русских писателей, обращала мое внимание на слог, на присущие им юмор и иронию. Мое увлечение русской литературой поддерживал и папа, который был журналистом. Я закончила университет, после чего работала в издательстве и занималась изданием чужих книг. Часто при чтении переводов русских классиков меня коробили некоторые фразы, я думала, что это можно было бы перевести точнее… Однажды я решилась, ушла из издательства в так называемое «свободное творчество» – фринляйн, чтобы переводить любимые книги русских писателей.

Начинала я с Дины Рубиной. Както познакомилась с ней, призналась, что мне очень понравился ее роман «Вот идет мессия». Она дала согласие на перевод.

После этого я обратилась к Чехову. Это был счастливейший период моей жизни, ведь я окунулась в магию его стиля, слога. Я перевела пьесы Чехова «Дядя Ваня», «Вишневый сад» и несколько рассказов. Я понимала, как важно, переводя автора, погрузиться в его эпоху, и для этого приезжала в Россию, была в Таганроге. После Чехова я уже не могла остановиться, в буквальном смысле слова заболела русской литературой.

Я не могла даже думать о переводахавторов других стран. Мое обращение к «Мертвым душам» Гоголя было очень смелым и в чем-то даже отчаянным поступком: ведь к тому времени в Германии уже существовало 16 переводов этой поэмы Гоголя. Я рискнула и… выиграла. Мой перевод заметили, одобрили и даже дали очень престижную литературную премию. Мой перевод был признан лучшим. Это вдохновило меня.

– Тут-то и объявился наш Гончаров…

– Да, Гончаров. Я решила перевести его роман «Обломов». Но не думайте, что из-за Штольца. Когда я говорила о своем решении, многие понимающе кивали: о, да, там же Штольц, немец, его образ помогает отойти от суеты. А я удивляла коллег своим более чем трепетным вниманием к Обломову. Имя этого героя Гончарова в Германии и знают, и любят. У нас есть кафе, рестораны, бары «Обломов». Но я знала, что мои земляки не знают точно, что за человек Илья Обломов. Многие уверяли, что он много спал и был ленивым.

Это было обидно и несправедливо по отношению к Обломову, которого я к тому времени полюбила всей душой. Мне захотелось как бы «вызвать» его в мою страну, где он мог бы предстать перед жителями Германии в таких душевных качествах, которые не проявились в предыдущих переводах этого романа. Я по своей натуре – миссионер: если я очень чтото люблю, хочу этим поделиться с другими. Любовь к Обломову – к гончаровскому, а не к тому странному образу, который получался в прежних переводах, испепеляла меня. Я поняла, что должна сделать все, чтобы моя страна увидела настоящего Обломова. А для того, чтобы он «смог» появиться в Германии, я должна была перевести роман. И я принялась за работу. – Интересно, как это происходило… А можно заглянуть в вашу переводческую кухню?

– Что ж, попробуйте… Я читаю фразу, потом абзац и пересказываю это по-немецки. Распечатываю и читаю мужу – Джаваду. Он мой первый читатель и первый критик. Джавад по национальности перс, но уже тридцать лет живет в Германии. Ему нравится мой перевод, мы часто вместе смеемся над неуклюжим Захаром. Герои Гончарова живут среди нас, они вошли в нашу семью.

Например, когда я что-то роняю, Джавад называет меня Захаром. Я прислушиваюсь к его советам, вношу правку в компьютер и опять распечатываю. Так по четыре-пять раз.

Таким образом, главу за главой, мы перевели «Обломова». Мне было жаль с ним расставаться, но в феврале этого года «Обломов» покинул меня и вышел в свет. Он уже вошел во многие дома моих сограждан, садится в их кресла, и я надеюсь, что ему тепло и уютно в домах моих читателей, я от всей души желаю ему понимания и любви. Мне бы очень хотелось, чтобы немцы почувствовали мою любовь к этому герою. Надеюсь, что им будут понятны и ирония автора, и его юмор по отношению к Обломову.

– Произошло странное: многие, сидящие в зале, не читая вашего перевода, уже сумели дать ему оценку. Это произошло от того, как вы построили свой доклад.

«…Необходимость «волноваться, кипеть, гореть» и постоянно писать – мой эликсир жизни, – это строки из вашего выступления, – а максима Вергилия – «познавать причины вещей» – необходимое условие моей работы. Докапываться до сути дела – ведь это одновременно и вызов, и удовольствие, и счастие…».

– В своем выступлении я также говорила о том, что была очень рада, когда мне позволили добавить к переводу романа обширный комментарий. Я дополнила его моими исследованиями по письмам и сочинениям Гончарова, воспоминаниям современников о Гончарове. Параллельно с работой над переводом «Обломова» я много читала о самом Гончарове. Меня восхитили его человеческие качества, я увлеклась им.

Прочла много его личных писем. И настолько погрузилась в его душевные переживания, что порой у меня возникало ощущение, что он сидит в моей комнате, что я в любой момент могу что-то у него уточнить, когда работаю над переводом. Мне казалось очень важным, чтобы читатели понимали, каким человеком был сам Гончаров.

– Так какой же он?

– Очень добрый, немного замкнутый, ранимый, но очень глубокий и чувствительный. Мне с ним – интересно. Мне близка его ирония. Ирония – это ведь всегда защита. Человека, который прибегает к иронии, труднее ранить…. Он так иронизирует над своей влюбленностью, что я понимаю, как сильно и как безнадежно он любит. И как он понимает и как смиряется с этой безнадежностью. Я не могла оставить своих земляков без этих писем. Сейчас готовлю к печати перевод любовной переписки Ивана Александровича Гончарова с Елизаветой Толстой, с женщиной, которую он любил. Я рада, что он будет издан не только в хорошем оформлении, но и в хорошей серии. Он попадает в хорошую компанию: в этой серии уже изданы переписки Диккенса, Стивенсона, Марка Твена. А после этого я займусь его публицистикой.

– Собираетесь ли вы продолжать переводы гончаровских романов – «Обрыв» и «Обыкновенная история»?

– К сожалению, нет. Мне не удалось убедить в этом издателей. Они считают, что эти романы не будут востребованы. Но я обещаю русскому читателю не оставлять эту затею.

– Жалею, что программа конференции не предусмотрела вашего выступления в Центральной городской библиотеке имени И.А.Гончарова. Уверена, что вам понравилась бы наша библиотека.

– Да, я слышала о ней. И о литературном бале знаю, и о конкурсах и викторинах… Мне радостно, что ульяновцы так много делают для Ивана Александровича. Когда я ходила по улице Гончарова, вспоминала очерк Ивана Александровича «На родине» и то, что он всю жизнь стремился к Симбирску. Так и я всю жизнь – от прочтения первых страниц его книги – мечтала побывать в городе Гончарова, подышать его воздухом. Я полюбила Ульяновск. Я представляла, как по улице Гончарова, бывшей Большой Саратовской, едет пролетка, где сидят Иван Александрович со своим крестным дядей Трегубовым. Он только что приехал в родной город, и все в нем его волнует. Так и меня все волновало в вашем городе.

– Вы переводите только прозу?

– Да. Стихи – люблю, более других – Генриха Гейне. Но переводить не могу. Это сложно для меня…

– Вы – переводчик. А это, по вашему же сравнению, с одной стороны – балансирование на канате, паромщик на переправе, с другой – «и вызов, и удовольствие, и счастие». Находится ли время для других увлечений?

– Моя семья. Как я уже говорила, муж поглощен моими переводами не меньше, чем я. Дети – у меня сын и дочь – гордятся мною, однако не спешат изучать русский язык. У меня замечательный внук. Мое сильное увлечение – фотография. Друзья советуют мне оформить мои работы в фотовыставку, но я знаю, что это отняло бы у меня много времени. А мое призвание все же – быть паромщиком на переправе от русской литературы к немецкому читателю.

Людмила ДЯГИЛЕВА